Алексей Азаров - Курьер запаздывает Страница 14

Горничная кокетничает:

— Развлечения? Это зависит от вкуса.

— Я серый провинциал. И у меня нет дамы.

— Ни за что не поверю…

— А вы не согласитесь?.. Девушку зовут Марика. Она не ломака.

— Я работаю до завтрашнего утра.

— Жаль. Признаться, я рассчитывал, что вы составите мне компанию. Выпьем вечером по чашке кофе?

— После одиннадцати. Раньше я не смогу.

Горничная меняет в графине воду и выскальзывает в коридор. Присаживаюсь в кресло и осматриваю комнату. Номер не из дорогих, мебели в нем немного. Спартанская обстановка, в которой тумбочка для телефона выглядит предметом роскоши. Тем лучше. Если я не профан, то все места, пригодные для тайников, Марика и ее коллеги по гестапо давным-давно взяли на учет. Чтобы лишний раз убедиться в том, подхожу к панцирной кровати и, приподняв ее, снимаю с ножки резиновую галошку. Под галошкой — углубление… Хорошее хранилище. Слишком хорошее, чтобы им пользоваться.

Приятно соревноваться с неглупыми людьми… Думая об этом, я осторожно выдвигаю из-под кровати фибровое чудовище и освобождаю его от наугольников. В пространстве под ними, в ватках, нахожу четыре камня. Четыре довольно крупных бриллианта, прекрасно ограненных и сверкающих всеми, цветами радуги. Держу их на ладони, понимая, что передо мной выдающийся образец ювелирного искусства.

Война. Она меняет значение ценностей. Для кого-то золото и камни становятся предметом спекуляции. Для других — оружием, приближающим победу.

Завтра оружие будет передано… Завтра…

Бриллианты лежат на моей ладони — холодные камни с живой и теплой игрой. Осторожно ссыпаю их в графин и теряю из виду. У чистой воды и алмаза почти одинаковый коэффициент преломления — фокус, известный любому кристаллографу, но навряд ли знакомый прелестной Марике. Весь вопрос в том, не захочет ли она поменять воду? Нет, не должна. Уважающая себя горничная не станет дважды делать одну и ту же работу… Отливаю в раковину немного воды и прислушиваюсь, нет ли стука. Камни, невидимые взору, бесшумно скользят по дну. Все в порядке…

Возвращаю наугольники на места и, достав со дна потрепавшегося в дороге Уоллеса, небрежно бросаю его рядом с телефоном. Завтра вместе с камнями не дочитанный мною роман отправится к там, кто его ждет, и превратится в шифровальную книгу.

До свидания с доктором Гольдбергом еще больше двух часов, а меня не тянет гулять по улице, таща за собой две тени — собственную и филера. Не лучше ли пока позвонить фон Кольвицу и обрадовать его перспективой встречи? Телефонные разговоры должны прослушиваться, и я бы на месте сотрудников реферата по наблюдению за иностранцами обязательно взял на заметку многозначительный факт знакомства болгарина с оберфюрером СС. Если к тому же сегодня или завтра позвонит Эрика и назначит мне рандеву, то у гестапо прибавится забот по распутыванию узелков, и их как раз хватит на тот срок, который нужен мне, чтобы доехать до Рима.

Телефон занят. С небольшими перерывами звоню снова и достигаю цели.

— Дежурный по реферату штурмфюрер Траксель.

— Мне нужен оберфюрер фон Кольвиц.

— Кто говорит?

Называю себя. Пауза, за которой угадывается удивление.

— Оберфюрер дома. Позвоните ему туда.

— Я не знаю номера.

— Сожалею, но не могу помочь. Что передать?

— Скажите, что я приехал вчера и буду польщен, если оберфюрер навестит меня в отеле “Кайзергоф”.

Пока суд да дело, пока изучение связей Багрянова с фон Кольвицем и Отто Делиусом, завизировавшим письмо министерства, поглотит время и внимание чиновников реферата и внесет некоторую путаницу в их представление о болгарских коммерсантах, я могу быть относительно спокоен за свою безопасность. Эрика и евангелие довершат остальное. Если даже гестапо пока и не догадывается о ее контактах с ОВРА, то после нашей встречи обязательно попытается логически установить: какие обстоятельства мешают жене полковника пользоваться почтой при сношениях с Римом? Отсюда рукой подать до вывода, что Багрянов — курьер разведки союзника, проверяющий надежность канала “Милан — Берлин”. Запросы в Париж и Марсель выявят любопытный факт существования синьора Лан на и мосье Кашона, обеспечивающих страховку, и дадут почву для второго непреложного вывода: Багрянов еще не раз и не два посетит столицу рейха со своими деликатными делишками… Фон Кольвиц — РСХА, Делиус — скорее всего абвер, Эрика — ОВРА. Клубок, в котором не сразу найдешь концы. Третий и окончательный вывод: пусть Багрянов спокойно едет в Рим и думает, что перехитрил всех. Когда он объявится в Берлине еще раз, мы возьмем его в оборот и вытряхнем из него признание…

Еще раз… Увы, господа, должен вас разочаровать: другого раза не будет, поскольку у меня чертовски много обязанностей в качестве вечного странника. События складываются так, что София скорее всего надолго прикует к себе мои интересы. Об этом же предупредил меня Центр. Двойная игра царя Бориса, пропустившего германские войска по болгарским дорогам на территорию Румынии и открывшего порты для стоянок рейдеров гросс-адмирала Редера, — игра, камуфлированная фразами о миролюбии и традиционном единстве славян, не оставляет сомнений, куда и как повернут руль болгарской государственной политики. Если бы не трагедия в Монтрё и не провал берлинского радиста, Центр ни за что не передвинул бы меня из Софии в эти трудные месяцы. Но Москве нужно было знать точно, что же случилось с Жоликером, а берлинская группа без средств и нового шифра как без рук. И вот я здесь… Охраняйте меня получше, господа!

Я бросаю взгляд в зеркало и огорчаюсь. Куда подевалось беззаботное лицо, над которым Багрянов трудился целое утро? Улыбнись-ка, Слави! Вот так, совсем хорошо. А теперь поклонись. И поправь галстук… Удачи тебе, Слави!

Дверь номера не закрываю, словно по рассеянности. С портфелем под мышкой прохожу мимо комнаты горничной и, заглянув, нахожу в ней Марику.

— До вечера, Марика. Помните: вы обещали мне разделить мой кофе.

— После одиннадцати.

— Я вернусь в семь.

— Переключить телефон на портье?

— Да, так будет правильно… А завтра пойдете со мной погулять?

— Если вы обещаете вести себя прилично вечером…

— О Марика, разве я похож на Дон-Жуана?

— Не очень, — говорит она уста по и улыбается.

Главное имперское управление безопасности.

AMT-IV. Отдел по наблюдению за, иностранцами.

Группенфюреру и генерал-лейтенанту полиции Мюллеру.

1 экз. Секретно! Через офицера!

Относительно рапорта оберфюрера Кольвица и пребывания в Берлине болгарского гражданина Слави Николова Багрянова.

Группенфюрер!

Имею честь донести Вам, что рапорт коллеги фон Кольвица про извел на меня отрицательное впечатление. Мне думается, что фон Кольвиц пытается валить с больной головы на здоровую. Вместо того чтобы быть аккуратнее в разговорах с попутчиками и стараться избегать случайных собутыльников, он, совершив ложный шаг, усугубляет его тем, что заставляет Вас, группенфюрер, и аппарат целого отдела отвлекаться от работы на разбор его донесения.

Тем не менее я счел необходимым взять Багрянова под тщательное наблюдение на весь период его пребывания в Берлине. Через офицера связи с абвером генерала СС Закса мною запрошено мнение софийского представителя абвера д-ра Делиуса относительно политического лица Багрянова, его окружения, связей и т. д. Д-р Делиус телеграфом известил, что Багрянов не вызывает подозрений.

В Берлине Багрянов не проявляет активности. Встречи его ограничиваются ответственными чиновниками министерства экономики и горничной гостиницы — нашим агентом. Телефон Багрянова в отеле прослушивается; вещи подвергнуты осмотру. И то и другое не выявило компрометирующих данных.

Не сочтете ли Вы возможным, группенфюрер, довести изложенное до сведения фон Кольвица, дабы он впредь более критично и ответственно подходил не только к знакомствам, но и к подписываемым мы документам и не делал попыток превратить аппарат моего отдела в инструмент для исправления личных своих промахов?

Хайль Гитлер!

Ваш Брандт, бригаденфюрер и

генерал-майор полиции

Исх.: 77 (ан). VIII-1942.

12. АВГУСТ. 1942, БЕРЛИН, ОТЕЛЬ “КАЙЗЕРГОФ”—ОСТРОВ МУЗЕЕВ

Все кончилось плохо — все кончилось прекрасно. Смотря как к этому относиться. Доктор Гольдберг был прохладно официален. “Возвращайтесь домой, господин Багрянов, и договаривайтесь в самой Софии”. Штаб рейхслейтера Дарре? “Что ж, рискните, хотя надежд питать не стоит…” Не произвело впечатления и письмо бывшего советника. Гольдберг равнодушно вернул его мне: “Господин советник часто действовал непродуманно, за это и переведен в другое ведомство… Позвольте предложить вам кофе?..” Мы выпили по чашечке желудевого и расстались довольные: доктор Гольдберг моей уступчивостью, а я его ответами. Словом, мы славно отделались друг от друга.