Чарльз Вильямсон - Любовь и шпионаж Страница 14

– Не говорите так, Максина! – умолял я, страдая за нее и чувствуя боль за свой постыдный промах. – Надежда еще не потеряна. Всегда можно найти какой-то выход, решение. Должен же быть способ разыскать утраченную вещь! И если я смогу это сделать ценой жизни, уверяю вас, не стану колебаться ни минуты. Я сделаю все, чтобы помочь вам. Однако мне хотелось бы прояснить кое-какие обстоятельства, чтобы облегчить поиск… если, конечно, у вас нет особой причины держать меня в неизвестности. Слово «Договор» я впервые услыхал от вас. Я не знал, что именно везу вам, разве лишь то, что это документ международного значения… и что вы помогали британскому министерству иностранных дел, а может быть, и военному ведомству в каком-то щекотливом вопросе. Ваш шеф сказал, что разрешает вам, если потребуется, быть со мной вполне откровенной, – это его слова.

– Ну что ж, расскажу вам все откровенно и подробно, – заявила Максина. – Да, так будет лучше. Пожалуй, это облегчит вам поиски.

– А у вас есть время для этого? – спросил я.

– Вполне. До начала спектакля еще много времени, и за этот срок многое может случиться. Итак, слушайте, дорогой Ивор! Документ, который вы несли мне, был Договор – новый секретный Договор между Японией, Россией и Францией, – не копия, а оригинал. Интеллидженс Сервис предупредила британское правительство, что между тремя странами существует тайная договоренность, не известная Англии. Снимать копию не было времени, и я, по поручению шефа, выкрала подлинник у Рауля дю Лорье, с которым я обручена. Возможно, вы слыхали его имя, он – первый секретарь французского министерства иностранных дел здесь, в Париже… О, Ивор, в ваших глазах я читаю, как плохо вы сейчас думаете обо мне… впрочем, едва ли хуже, чем я сама думаю о себе! Пусть это звучит странно, но сделала я это ради самого Рауля, которого люблю, как не любила еще никого. В этом мое оправдание – только в этом.

– Я не понимаю… – пробормотал я, стараясь не показать, какой ужас вызвало во мне признание Максины. Действительно, я еле сдержал возглас негодования, услыхав о ее коварной измене своему жениху – человеку, который всецело доверял ей.

– Как могла я предать его? Я объясню вам это, но мне придется начать издалека, и тогда вы, надеюсь, поймете и пожалеете меня, даже если будете презирать. И конечно, приложите все усилия, чтобы мы были спасены – и я, и он, – не правда ли?.. Да, я много лет помогала британскому правительству. Не стану щадить себя – я была шпионом: иногда против одной державы, иногда против другой. С театрами Эллендэйла и Тибо я часто ездила в заграничные турне, побывала во многих европейских странах. И я использовала эти поездки; меня всегда окружали поклонники, и мне, как актрисе, было нетрудно проникнуть в разные общественные круги, вращаться среди высокопоставленных чиновников, иностранных дипломатов и военных. А когда нужно было шпионить против России, я была особенно довольна, потому что мой отец был поляк… а вы ведь знаете, как поляки ненавидят русских. Царская Россия разрушила жизнь моих родителей, лишила их всего – не только состояния, но и… впрочем, это не относится к моей личной истории. Не хочу отнимать у вас, Ивор, драгоценное время, но все же должна сказать, что, будучи еще очень молоденькой девчонкой, я уже была врагом царизма… и когда мой дорогой отец скончался в далекой сибирской ссылке, я решила, что должна мстить за него и за свою поруганную родину…

– Однако у вас французская фамилия?

– Де Рензи – это мой сценический псевдоним. Мало кто знает, что моя настоящая фамилия – Ясенецкая и что в моих жилах нет ни капли французской крови. Поэтому меня нельзя назвать изменницей Франции. Пожалуйста, Ивор, поверьте мне: деньги, которые я получала за информацию – работу рискованную, волнующую, но очень хорошо оплачиваемую, – я не тратила на себя. Я отдавала их на помощь своему отечеству – каждый шиллинг. Возможно, вам известно, что и в Лондоне, и в Париже есть польские эмигрантские кружки, которые на чужбине борются по мере сил за освобождение Польши от кайзеровской Германии и царской России, – эти два государства разорвали ее пополам. Что же касается Франции – она всегда была другом России, и я не чувствую себя виноватой перед ней… За последние шесть-семь лет я проделала большую работу, Ивор. Ведь я начала работать на Англию, когда мне было всего восемнадцать, а сейчас мне уже двадцать пять. Англии не раз приходилось благодарить меня за доставленную секретную информацию особой важности. Я могла бы рассказать вам об одной сложной операции, которую я провела в Германии, где на меня было совершено покушение немецкой контрразведкой. Только чудом я осталась жива… Но боюсь, это слишком затянет нашу беседу. Когда-нибудь в другой раз… ведь мы останемся друзьями, не правда ли, Ивор? Сознайтесь, вы шокированы, услыхав, какова до сих пор была внутренняя жизнь Максины де Рензи? Считаете, что я очень низко пала, да?

– Если я и был вначале шокирован, то теперь думаю несколько иначе, – сказал я мягко. – Но ведь я еще не знаю всех подробностей.

– Я вам расскажу все, от вас мне скрывать нечего. Итак, – продолжала Максина, – было время, когда я не тяготилась, а даже наоборот – гордилась своей опасной, но увлекательной работой. Это было до того, как я полюбила. С вами, Ивор, я немножко флиртовала в Лондоне, мы как бы играли в любовь, однако вы же знаете, что все это было несерьезно и быстро прошло. Тогда я еще не была знакома с Раулем дю Лорье и никого не любила по-настоящему, а вот его полюбила с первого взгляда. Это налетело на меня как ураган. И когда он признался, что, увидев меня впервые на сцене, тоже влюбился в меня без ума, я почувствовала, что мы с ним созданы друг для друга. И с того момента, как я дала ему согласие, я дала себе клятву навсегда покончить с секретной работой. Невеста Рауля, жена Рауля не должна служить орудием международной дипломатии. Кроме того, поскольку он – француз, его жена Максина дю Лорье обязана быть лояльной по отношению к Франции, что для Максины Ясенецкой было вовсе не обязательно. Надеюсь, вы это понимаете? Я хотела бы – о, как хотела бы! – быть для Рауля такой, какой он считает меня: простой, беззаветно преданной ему женщиной, у которой нет от него никаких мрачных тайн. Мне больно думать, что есть вещь, которую я должна постоянно скрывать от него. И я сделала лучшее, что могла, – решила окончательно порвать с прошлым. Я написала письмо британскому министру иностранных дел, который всегда дружески относился ко мне, и сообщила, что помолвлена и хочу начать новую жизнь – жить совершенно иначе, чем до сих пор. При этом он может быть уверен, что государственные секреты Великобритании я буду хранить как собственные. О, Ивор, всего месяц назад я не думала обо всем этом и была счастлива, а теперь чувствую себя на двадцать лет постаревшей…

– Месяц назад? Значит, вы помолвлены всего один месяц? – перебил я.

– Чуть больше. Нас познакомил один из его друзей, тоже дипломат. Думаю, что Рауль был уже давно влюблен в меня, он посещал все мои спектакли, но не решался сказать мне об этом… и не сказал бы, если б не потерял голову от любви. Очевидно, он считал себя не вправе признаться мне, так как происходит из обедневшей, хотя и старинной дворянской семьи. Но чего стоит мужчина, который не теряет голову из-за любимой женщины? И я обожаю его за это! Мы с ним решили пока никому не говорить о нашей предстоящей свадьбе, сообщить о ней лишь за неделю, потому что мне не хотелось, чтобы о ней много судачили в Париже. Для этого была причина – и не одна. И все же один человек, которого я больше всего не желала бы посвящать в это дело, узнал о ней. Это граф Алексей Орловский, атташе русского посольства. Однажды в театре он проник в мою актерскую комнату, когда там находился Рауль дю Лорье, и по нашим лицам догадался. Я прочла это на его лице… О, какая отвратительная личность! Он груб и нахален. Я трижды отказывала ему, прогоняла его, но он принадлежит к тем тщеславным мужчинам, которые не верят, что женщина может оттолкнуть их и сказать «нет». Он опасен. Я стала бояться его с тех пор, как обручилась с Раулем, хотя до того привыкла никого и ничего не бояться: ведь раньше мне приходилось думать только о себе!..

– Вы мужественная женщина! – сказал я.

– Увы! Далеко не всегда… В тот вечер Рауль ушел от меня выполнять поручение одной пожилой дамы – герцогини де Бриансон, близкой подруги его покойной матери. Она довольно богата, и у нее нет детей, поэтому к Раулю она относится как к родному сыну. Вы должны знать эту даму, Ивор.

– Я не знаком с ней, – сказал я, – но видел ее. Ей за пятьдесят, с помощью косметики она неплохо выглядит, а муж ее, с унылым лицом, несколько похож на араба или турка. Мне указали на эту пару в Монте-Карло, в казино, где герцогиня вовсю наслаждалась крупной игрой в рулетку, а герцог имел вид человека, которого затащили туда против его воли.