Андрей Гуляшки - Аввакум Захов против 07 Страница 14

— Но деликатно, — тихо заметил Аввакум.

— Деликатно! — словно эхо, повторил Марков.

Теперь дальше, — сказал Аввакум, но уже более мягко. Гарпуны исчезли, но глаза его были свинцовыми. — Итак, друг мой, человек, достигший академической виллы со стороны моря, в конечном счете будет вынужден сделать то же самое, что и незваный гость, проникший во двор с суши: подойти к двери или к окну первого этажа. То есть оказаться непосредственно перед фасадом виллы. Когда две дорожки устремляются к какой-то определенной точке, то эта точка и есть главная цель, к которой они ведут. Старание незваных гостей проникнуть, будь то с моря или по суше, в виллу приводит их к входной двери либо к окнам первого этажа. Следовательно, часть двора, которая примыкает к окнам и входной двери виллы, именно эта часть должна днем и ночью находиться под неусыпным наблюдением. Есть ли необходимые условия для того, чтоб вести такое круглосуточное наблюдение? Мне кажется, что есть. И слава богу! — Указав на плане заштрихованное место, он постучал по нему пальцем.

Это — кирпичное строение, — заметил Марков. — Комната с маленькой прихожей. Когда-то в пей жил то ли привратник, то ли садовник. Сейчас там полно всякого хлама.

—Отличное место, — сказал Аввакум. — В комнате недурно разместятся два человека. Академической вилле, пусть даже небольшой, необходимы сторож и человек, который бы ухаживал за садом.

Ну какой же там сад! — пожав плечами, заметил Марков.

— Ничего, — возразил Аввакум. — Никогда не поздно устроить здесь скромненький садик, посадить немного цветов. Ты, кажется, то самое лицо, кому администрация академии вменила в обязанность заботиться о содержании в надлежащем порядке ее недвижимого имущества — таков ведь твой камуфляж? — так вот, будь добр, укрась маленько этот двор, засади цветами одну-две клумбы.

Они взглянули друг на друга и рассмеялись. Глаза их подобрели.

Я распоряжусь, чтобы непременно посадили цветы, — сказал Марков.

— И непременно астры и настурции, — мягко улыбнулся Аввакум. — Ты знаешь, — продолжал он, — для меня эти цветы красивее свадебных гладиолусов и тюль панов. Какими холодно-помпезными выглядят гладиолусы рядом с милой нашему сердцу геранью или простенькой мальвой!

Он вытряхнул из трубки пепел, спрятал ее в шкаф вместе с планом и запер его.

— Все остальное элементарно, — сказал он, закуривая сигарету. — Держать под наблюдением улицу вдоль ограды, не упускать ни на минуту из виду машину, в ко торой профессор Трофимов будет ездить по городу, позаботиться о том, чтобы с этой машиной можно было разговаривать отсюда и из Центра, и тому подобное — все это, я полагаю, ты имеешь в виду.

— Так точно, — сказал Марков и усмехнулся. Аввакум продолжал смотреть вдаль. У самой линии горизонта, справа, появилась едва видимая глазу тоненькая струйка дыма. Шло судно.

— Ну как? — неожиданно обернулся он к Маркову и заулыбался.

Совершенно другой человек, светлый, ласковый и такой близкий, дружески протянул ему руку. Больше не было того, с гарпунами в свинцовых глазах. Сколько душ живет в этом человеке? И у каждой свои глаза, свой голос.

— Мне все ясно, — сказал Марков.

Надо было действовать, действовать, а время не резиновое — его не растянешь, оставались считанные часы, профессор Трофимов мог прибыть в любой момент.

— Ступай, — сказал Аввакум. — Я выйду несколькими минутами позже.

Тот же день

Аввакум вошел во двор академической виллы.

Это было солидное белое здание в стиле позднего барокко, с высокими окнами, с балконом красного дерева на втором этаже и с широкой сводчатой дверью, к которой вели несколько низких мраморных ступеней. Впоследствии барокко был испорчен ультрасовременной раздвижной дверью в левом крыле дома, где под окнами второго этажа устроили гараж. Перед гаражом поблескивала круглая бетонная площадка с темными пятнами машинного масла. Аввакум заглянул в гараж — тяжелая дверь была на несколько пядей сдвинута в стону, в сумраке синела морда станиловской «акулы».

Затем он прошелся вокруг дома — от его восточной стены до обрыва было ровно двадцать шагов. Это был пустырь, покрытый высохшей пожелтевшей травой да синими бодыльями чертополоха.

Он постоял на скалистом берегу. Под ним с шумом разбивались накатывающиеся волны, шипела пена, словно изогнутые серебристые плавники огромных рыб, мелькали белые гребни. Он не был искушен в морском деле, но ему казалось, что не придумана еще такая лодка, которая бы осталась цела, если бы ее швырнуло сюда и ударило об эти скалы.

Глядя на бурлящую, клокочущую у него под ногами воду, Аввакум вдруг почувствовал, ощутил всем своим существом, что кто-то стоит за его спиной и молча за ним наблюдает. Нащупав под пиджаком пистолет, он сделал шаг назад и резко обернулся, безупречно выполнив солдатское «кругом!», и глаз к глазу встретился с Методием Станиловым.

Станилов стоял в нескольких шагах от него, огромный, мрачный как туча. На нем была коричневая рубаха с засученными выше локтей рукавами, расстегнутая на груди до последней пуговицы, и коричневые вельветовые брюки — такие широкие, что, казалось, верхняя часть его туловища покоилась на пне векового вяза.

— А, это вы! — проворчал он и умолк, мрачно насупив брови, похожие на градовые тучи, только что молнии не сверкали между ними. — Так это вы! — повторил он и угрожающе тряхнул головой. — Хорошенькое дело! Забираетесь, как пират, хозяйничаете, словно в собственном доме! А вы знаете, что мне ничего не стоило вас тут ухлопать? Один хороший пинок — и вы шуганули бы туда — на съедение рыбам!

Да, действительно, — отчетливо и спокойно произнес Аввакум. — Вы и в самом деле могли меня ухлопать! — Он усмехнулся и убрал руку из-под пиджака.

— Вы ведь знаете, какого гостя я жду! — добавил более мягко, как бы извиняясь, Станилов.

Аввакум сказал, что он совершенно случайно узнал о приезде Константина Трофимова и что бдительность Станилова абсолютно в порядке вещей.

Потом они поговорили о вчерашнем ужине, посмеялись. При этом Аввакум заметил:

— Ваш фокус с замком — остроумнейшая вы думка!

Станилов кивнул головой. Он пояснил, что барабан замка он подсоединил к специальному устройству, довольно тонкому и сложному.

Станилов повел Аввакума к дому. Через парадную дверь они вошли в просторный холл, облицованный цветным мрамором. Слева были комнаты Станилова, справа белая мраморная лестница вела на второй этаж. Напротив входа виднелась небольшая узкая дверь с бронзовой ручкой в виде шара.

— Отсюда можно попасть прямо в гараж, — пояснил Станилов.

Они осмотрели все здание, от чердака до подвала. Под конец зашли в гараж. Колеса станиловского «ситроена» стояли на толстых сосновых досках, а между ними темнел провал.

— Что там, под машиной? — спросил Аввакум.

— Яма, — ответил Станилов. — Обычная яма для того, чтобы мыть шасси и смазывать машину.

Когда смотреть уже больше было нечего, Аввакум сказал, что ему необходимо ехать в Преслав и что он торопится.

— А разве вы не будете дожидаться симпозиума? — удивился Станилов.

— Возможно, я к тому времени вернусь, — уклончиво ответил Аввакум.

К половине одиннадцатого Аввакум возвратился к себе. Он любезно поздоровался с сержантом, дежурившим в небольшом холле, откуда лестница вела на второй этаж, и поднялся в свою комнату с верандой. Вынув из чемодана коробку с туалетными принадлежностями, он устроился перед зеркалом.

Полчаса спустя, услышав его шаги по каменным ступеням, сержант встал, как полагается в таких случаях, и замер от изумления: перед ним был незнакомый человек. Как же он здесь очутился, как попал сюда и что ему здесь надо? Капитан Марков приказал ему глядеть в оба, чтобы даже муха не проникла наверх, а тут, пожалуйста, оттуда появляется не муха, а какая-то неизвестная личность!

Незнакомец был высокого роста, сутулый, отчего руки его казались длинными, как у пожилых носильщиков.

Он был в поношенном хлопчатобумажном костюме, в галстуке, утратившем свой первоначальный цвет, в дешевых целлулоидных светло-зеленых очках.

Сержант — человек бывалый, прошел, как говорится, огонь, воду и медные трубы. У него уже выработался рефлекс на всякого рода неприятные неожиданности, поэтому, как ни велико было его изумление, длилось оно всего какую-то секунду. В следующую — он ухватился рукой за свой маузер, но как раз в этот момент незнакомец очень мягко сказал: «Спокойно, спокойно, мой мальчик!» — и эта новая неожиданность подействовала на него, как удар в солнечное сплетение. Нокаутированный, тяжело дыша, он стоял перед незнакомцем, так и не вытащив из кобуры маузера.

— Плохая у вас наблюдательность! — тихонько упрекнул его Аввакум. — Куда это годится? — Он указал на свои ноги… — Разве вы не замечаете, что я в тех же ботинках?