Дональд Гамильтон - Гибель Гражданина Страница 14

Она уселась рядом. Я протянул ей тарелку, поставил чашки на ровное место неподалеку, прочистил горло и сказал:

- Мы дьявольски наследили в холмах возле Санта-Фе; впрочем, если кто-нибудь и осведомлен настолько, чтобы разыскивать следы и добираться по ним до шахты, то он ухе осведомлен всецело. Хочешь, плесну виски в кофе?

- Зачем?

- Говорят, хорошо прогоняет озноб, а также смягчает представительниц противоположного пола, если вынашиваешь непристойный замысел.

- Ты вынашиваешь непристойный замысел, cheri?

- А как же, - ответил я. - Постараюсь изменить жене, и как можно скорее. Это стало неотвратимым с твоим появлением накануне. Место хорошее, тихое. Давай приступим немедленно. Тогда я успокоюсь и не будет нужды бороться с голосом совести.

Тина улыбнулась:

- Ты не слишком-то и борешься, дорогой. Я развел руками:

- Совесть ослабла и охрипла. Тина засмеялась.

- Ты бесцеремонен, а я голодна. Прежде чем обесчестить, дай позавтракать. Наливай виски в кофе.

Я наливал, она следила. Потом сказала:

- Твоя жена очень хорошенькая.

- И хорошая, - добавил я. - И заслуживает большой любви - там, в другой жизни; а теперь - заткнемся о жене. Внизу, в долине, - река Пекос. Ее не видать, но поверь на слово.

- Постараюсь.

- Местечко историческое, - сказал я. - Были времена, когда "к западу от Пекоса" означало - у черта на сковородке. Чарльз Гуднайт и Оливер Лавинг наткнулись на засаду индейцев - должно быть, команчей, - недалеко отсюда. Ребята гнали на север стадо техасского скота. Лавингу прострелили руку. Гуднайт ускользнул и вернулся с подмогой, но рана Лавинга начала гноиться, и он умер от заражения крови. Команчи были великими наездниками, прекрасными бойцами, непревзойденными лучниками. Я стараюсь о них не писать.

- Почему, liebchen?

- Они были великим народом воинов. Не могу ненавидеть их и выставлять мерзавцами, а от книжек про благородных индейцев блевать хочется - даже от собственных. Литературным целям гораздо лучше служат апачи. Они тоже были великим народом - на свой манер: удирали и гоняли американскую армию по кругу хрен знает сколько времени. А вот приятных черт характера у апачей сыщется немного. Насколько можно разуметь по сохранившимся свидетельствам, величайший ворюга и лжец почитался у них самым уважаемым. Отвага, полагали они, - свойство дураков. О да, апач умел погибнуть храбро - ежели выхода не оставалось, но это ложилось пятном на его репутацию: почему не смог извернуться и удрать? Чувство юмора у них тоже было своеобразным. Обожали, например, налететь на одинокое ранчо, сожрать всех мулов - пристрастие, понимаешь, имели к их мясу, - и оставить обитателей в уморительно веселом состоянии. Брали одного из пленников, скальпировали на совесть, отрубали уши, нос, вырывали глаза и язык, отрезали груди, если это была женщина, причиндалы - если мужчина, перебивали голени. Затем апачи старой закалки - сейчас они стали почтенными и цивилизованными - надрывали животы от гогота, глядя, как хрипящий, окровавленный обрубок ворочается в пыли. А потом скакали прочь, и первый же достаточно милосердный белый человек пристреливал беднягу, если не боялся взять грех на душу. И это не было ритуалом, общепринятым испытанием стойкости, как пытки у других племен. Просто ватага парней не могла отказать себе в маленькой невинной радости. Да, апачи были славным народом, безо всяких предрассудков. Из-за них Аризона и Нью-Мексико пустовали десятилетиями. Об апачах можно писать занятные романы. Как бы я заработал на кусок хлеба, если бы не апачи? Я потянулся к пустой Тининой тарелке:

- Хочешь добавки?

Она с улыбкой помотала головой:

- Ты портишь людям аппетит, Эрик. И весьма оригинально создаешь любовную атмосферу всеми этими рассказами о вырванных глазах и отрезанных грудях.

- Просто болтаю. Хвастаю обилием специальных знаний. Нужно же о чем-то говорить, пока женщина питается. Лучше об апачах, чем о жене и детях, как ты.

- Сам же и начал.

- Да, - сказал я, - чтобы прояснить положение;

но отбивать мяч было вовсе ни к чему... Какого черта?

Тина вздрогнула. Она лежала, опершись на рюкзак, платье ее задралось; Тина рассеянно колупала чулок острым ногтем, разглядывала бегущую из-под ногтя стрелку, вытягивала нить - стрелка спускалась вниз, через колено, по голени, чтобы исчезнуть в туфле. Чулкам уже так и так нельзя было помочь, но подобные действия выглядели почти неприлично.

- Какого черта? Тина пожала плечами:

- Приятно... Щекочет приятно. Какая разница? Чулкам все равно конец. Эрик?

- Да.

- Ты всегда меня любил. - Лет десять и не вспоминал о тебе, дорогая. Она улыбнулась.

- Я не о том. Любить можно и не вспоминая. И тут, хотя утро было прохладным, она сняла глянцевый мех и осторожно сложила его на дальнем углу одеяла. Повернулась ко мне, стоя в изорванном платье без рукавов. При таком холоде, с обнаженными руками она казалась совсем беззащитной: хотелось обнять ее и согреть. Губы Тины приоткрылись, а полузакрытые глаза казались сонными и ясными - если подобное сочетание мыслимо. Все было понятно. Она отложила единственную вещь, которую хотела сохранить. С остальным, уже погубленным, дозволялось не церемониться.

Я и не церемонился.

Глава 16

Я купил пару джинсов двадцать четвертого размера, хлопковую рубашку - четырнадцатого; белые спортивные носки, номер восемь, синие кеды - семь с половиной: Золушкой Тина вряд ли выглядела. Купил коробку двадцатидвухкалиберных патронов "Лонг Райфл" и бутылку "бурбона". Мы ехали в Техас: можете не верить, но этот мужественный, задиристый штат, по сути, провозгласил сухой закон. Баров нет, а в ресторанах подают лишь вино и пиво. Техас, черт бы его побрал!

Городок был невелик, все продавалось в одном старом и темном универсальном магазине, именуемом в этих краях лавкой, - все, кроме виски, за которым пришлось прогуляться в маленькую опрятную аптеку напротив. Выйдя из нее и направляясь к "шевроле", я остановился, пропуская ехавший мимо джип. Это была недавно разрекламированная модель, зеленая с белым. Зачем понадобилось расписывать скромный джип в два цвета, не могу сказать. Все равно, что повязывать розовый бантик на хвост рабочему ослу.

Впереди восседали двое. Один, постарше, усатый, - за рулем. Рядом располагался молодой парень в черной шляпе с плоской тульей и задранными с обеих сторон полями - фу ты ну ты! Ног, разумеется, не было видно, и тем не менее, пари держу, каблуки у парня были двухдюймовые, под стать шляпе. Черная кожаная куртка великолепно дополняла ансамбль.

Итак, я пропустил неуклюжую машину. Затем пересек улицу, сел за руль и выехал из города, направляясь на юг. Время подбиралось к полудню. Рекордных расстояний сегодня уже не покрыть, мы потеряли целое утро - если, конечно, потеряли. Но определенной цели у нас не было, а коль и была, то я об этом ничего не знал и решил поэтому, за неимением лучшего маршрута, держаться однажды избранной дороги по долине Пекоса.

День выдался ясным: небо ярко голубело, желто-коричневая страна простиралась вокруг, а вдали розовели горы - Сакраментос или Гвадалупес; чернела дорога, уже не запруженная стадами техасских и калифорнийских колымаг, оскверняющих в разгар летнего сезона новомексиканские магистрали. Техасцы едут, словно купили нашу землю, калифорнийцы - будто вознамерились улечься в нее, прихватив для компании несколько местных ротозеев. Но и те, и другие сейчас погрузились в зимнюю спячку; я спокойно делал шестьдесят миль в час и ухмыльнулся, поравнявшись с крохотным британским автомобилем с пришлепнутым на заднее стекло плакатиком: НЕ СИГНАЛЬТЕ, И ТАК НАЖИМАЮ НА ПЕДАЛИ ВОВСЮ.

Я обогнал малыша, прибавил скорости и довольно быстро достиг сухого русла, пересекавшего шоссе. Вдоль русла тянулся проселок, точнее, две колеи; он уходил вверх по течению, - когда здесь бежала вода. Я свернул и несколько сотен ярдов молотил машину на ухабах, пока изгиб русла не прикрыл нас кустарником, впрочем, довольно редким. Поблизости не было ничего примечательного, только паслось несколько герфордских быков, а они совершенно безобидны.

Я вышел и многозначительно удалился в кусты, следя из-под веток за эволюциями на шоссе. Импортный жучок прожужжал мимо. Затем промчался бело-зеленый джип, содержавший только усатого субъекта. Субъект повернул голову, тут же осекся, однако прекрасно успел, как и требовалось, заметить нас. Пускай не думает, будто мы прячемся.

Я вернулся к пикапу, вынул из кармана револьвер Эрреры и затолкал его под спинку сиденья. Я собирался купить зарядов и для него, пострелять, посмотреть, на что пригодна эта вещица, - но раздумал. Хвастать вторым стволом не следовало. Удобно припрятанное оружие может иногда прийтись весьма кстати.

Обойдя машину, я открыл заднюю дверь. Тина устроила себе гнездышко из рюкзаков и постели, уютно улеглась, одетая только в старую рубашку цвета хаки да черную комбинацию, вышедшую из любовной схватки с легкими неопасными повреждениями.