Просчет невидимки - Александр Александрович Тамоников Страница 14

– Ну и как успехи, казанова? – поинтересовался Березин не без ехидства.

– Да никак! – буркнул Лыков. – Уровень вежливых улыбок и товарищеских интонаций! Так и хочется пожать руку и поздравить с трудовыми успехами.

– Ты хоть изобретательность проявил, – вздохнул Березин, – а я кручусь, кручусь вокруг. Никак соображалки не хватает в этом вопросе. Не умею я с девушками вот так, как ты!

Два приятеля продолжали стоять и обсуждать свои неудачи на любовном фронте, уверенные, что их никто не слышит. Но приоткрытая дверь, которая вела на лестницу запасного выхода, позволяла слышать их человеку с прокуренными густыми усами. Он стоял, затягиваясь дымом из короткой изогнутой трубки, и щурился то ли от дыма, попадавшего в глаза, то ли от презрения. На этой лестнице было отведено место для курения, но сейчас, в разгар рабочего дня, тут никого не было.

– Хлюсты, – проворчал мужчина. – Девка по отцу еще плачет, а они уж норовят ей под юбку залезть.

Карев рассчитал правильно. Во-первых, столкновение должно быть таким, чтобы о нем узнали все. И половина населения города узнает, потому что будет большая стрельба, и уголовный мир узнает, потому что «банда Седого» перейдет дорогу местной банде. Ну и милиция собьется с ног, разыскивая нападавших. А уж оттуда информация потечет во всех направлениях от жен руководства. «Ах, моего накажут, ах, какие-то негодяи устроили то-то и то-то в центре города». Эти тихие и скорбные воздыхания жен среднего и старшего начальствующего состава милиции обязательно через кухонные разговоры утекут дальше в город и попадут в блатной мир. Большего реализма достичь трудно. Осталось придумать крупную, аппетитную наживку. И такая наживка нашлась.

Кирилл Хлебников больше был известен в определенных кругах как Киря Батон. Крадуном он слыл неудачливым. Высокого звания вора ему было не заслужить в силу бесталанности и слабости характера. Ну и нетерпеливости. Киря хотел всего и сразу. Терпения подготовиться, изучить объект, на котором он намеревался совершить кражу, ему не хватало. Потому-то и к какой-то особой «масти» Киря не тяготел. Воровал там, где удавалось, где было легче. И поэтому попадался легко и часто. В свои тридцать лет он имел четыре ходки. Правда, сроки были маленькие в силу невысокой ценности похищенного, а следовательно, низкой стоимости нанесенного ущерба. К тридцати годам Киря заработал «погоняло», знакомства в уголовном мире и лагерный опыт в виде шести с половиной лет общего срока отбывания.

Но в этот раз Кире, как ему казалось, повезло невероятно. Свершилось воровское чудо, и он нашел клад. Не в прямом смысле этого слова, конечно. Просто Киря случайно нашел саквояж сотрудника музея, утерянный при бомбежке эшелона на юге. Через своего знакомого он узнал, что среди вещей, собранных на скорую руку и отправленных на поезде в Горький, оказался и этот саквояж. В нем перевозились старинные украшения. Чисто ювелирной ценности они почти не имели. И повреждения были, и золото очень низкой пробы с большим количеством примесей. Даже переплавить и продать дорого все это не удастся. Ценность эти изделия представляли только в среде богатых коллекционеров Америки и Азии. И тот, кто по дороге нашел этот саквояж раньше сотрудников НКВД, получивших аналогичный сигнал в районе Саратова и учинивших обыск в вагоне-складе брошенного личного имущества граждан, уже знал, как и кому его продать.

Но что-то пошло не так. Двое слишком хитрых урок, завладевших саквояжем, решили, что делиться не стоит. Один ударил ножом своего дружка, тот, теряя сознание, всадил в него пулю из нагана. Киря, крутившийся неподалеку, решил, что это его шанс разбогатеть, и забрал саквояж. Милиция, увы, констатировала вооруженную потасовку между уголовниками, личности которых были установлены. О саквояже, который они выкрали в вагоне, в милиции никто не знал. Его еще неделю искали, перерыв весь вагон в Горьком. Но безрезультатно. Однако информацию из уголовного мира о том, что саквояж украли, а потом потеряли, Кареву все же удалось получить.

Не поверил Карев, что велись серьезные игры с этим старинным золотом. Вряд ли этой коллекцией завладел серьезный вор, который уже и канал сбыта нашел. Не поверил и подставил своего человека, который сыграл роль посредника между покупателем и вором. И Киря клюнул. Понял, что сам не сможет продать исторические ценности, а тут покупатель подвернулся. И тогда Карев решил, что Кирю Батона вполне можно использовать в операции «банды Седого». По задумке начальника НКВД, бандиты, пронюхавшие о золоте, должны напасть на Кирю в тот момент, когда он будет передавать драгоценности посреднику. Посредника сыграет один из матерых оперативников НКВД. Он же сыграет потом и труп. Тем более что залетного скупщика краденых исторических ценностей в городе никто не знал. Залетный он, и земля ему пухом. И Кире земля пухом, правда, когда все закончится, Киря Батон все же предстанет перед судом, только закрытым, и срок отбывать будет во внутренней тюрьме Управления НКВД, чтобы раньше времени никто не узнал о секретной операции чекистов.

Жадность и глупость часто идут рядом по жизни. И сейчас Кирилл Хлебников шел по людной улице Горького, неся большой бумажный сверток. Саквояж он давно выкинул, понимая, что это улика, что саквояж ищут и он сразу бросится в глаза любому постовому милиционеру. Под несколькими слоями оберточной бумаги был кусок крепкого брезента, старательно перевязанного бечевкой. Киря шел на встречу с посредником, со страхом и удовольствием чувствуя финку за голенищем правого сапога. Снег скрипел под ногами, и финка приятно терла ногу.

Ножи в ход пускать Кире приходилось. Всякое бывало: и пьяные потасовки, и проверочка на зоне во время первой ходки, когда блатные хотели узнать, может ли за себя постоять новичок. Киря тогда с остервенением махал кем-то оброненной заточкой. Да так махал, что к нему долго никто не решался подойти. Блатные посмеялись и отстали от «психованного». А Киря и в самом деле был на грани нервного срыва. Он очень боялся, что его хотят «опустить» и сделать самым бесправным, сексуальной игрушкой для похоти блатных. Случалось и потом защищаться. Уже на воле. Правда, убивать никого ему не доводилось, но кровь на своей финке ему видеть приходилось.

Михая Киря увидел издалека. Все как договаривались! Михай, коренастый мужчина в ладном клетчатом зимнем пальто, покуривал папиросу, театрально отставляя локоть. В опущенной руке он держал потрепанный портфель с двумя замками. Здесь, у входа в универмаг, было людно. Толпились менялы со старыми галифе, ношеными хромовыми сапогами, вязаными носками и другим барахлом, которое