Хью Лори - Торговец пушками Страница 15

– Как вы себя чувствуете?

– Нормально.

Он продолжал писать.

– А не должны бы. В вас стреляли. Вы потеряли довольно много крови, но это не страшно. Вам повезло. Пуля прошла навылет, через подмышку.

В его устах это прозвучало так, словно вся история произошла исключительно по моей глупости. Что, в общем-то, было отчасти правдой.

– Где я?

– В больнице.

С этими словами он вышел из палаты.

Чуть позже прибыла какая-то толстуха с тележкой и метнула на тумбочку у кровати тарелку с чем-то очень бурым и ужасно вонючим. Понятия не имею, чем я так провинился перед этой большой женщиной, но, похоже, провинился не на шутку.

Толстуха, должно быть, догадалась, что слегка перегнула палку, так как получасом позже все-таки вернулась и унесла тарелку. Прежде чем уйти, она сообщила мне, где я нахожусь. Мидлсекская больница, отделение имени Уильяма Хойла.

Первым нормальным визитером оказался Соломон. Он вошел в палату, размеренный и основательный, и сразу же уселся прямо на кровать, небрежно швырнув на тумбочку пакет с виноградом.

– Как себя чувствуете, командир? Стереотип поведения тут у всех вырабатывался мгновенно и сам собой.

– Как я себя чувствую? Да почти так, будто в меня стреляли, я лежу в больнице, пытаясь прийти в себя, а прямо на моих ногах расселся еврей-полицейский.

Соломон едва заметно отодвинулся.

– Говорят, командир, вам очень повезло. Я надкусил виноградину.

– В смысле?...

– В смысле, что пуля прошла всего в паре дюймов от сердца.

– Или в паре дюймов от того, чтобы вообще в меня не попасть. Зависит от точки зрения.

Немного поразмыслив, он согласно кивнул. Прошло еще немного времени.

– И какая у вас?

– Какая у меня – что?

– Точка зрения.

Мы посмотрели друг другу в глаза.

– А такая, что Англия должна отыграть четыре мяча у Голландии в следующем матче.

Соломон поднялся с кровати и начал стягивать с себя плащ. Я не мог винить его за это. Температура в палате была где-то под девяносто, а воздуха, по-моему, тут было даже с избытком. Спертый и тесный, он лез в лицо и глаза, и казалось, что это не больничная палата, а битком набитый вагон подземки в час пик.

Я уже просил сестру убавить температуру, но она заявила, что отопление регулируется автоматически, с компьютера в Ридинге. Будь я из тех, кто строчит жалобы в «Дейли телеграф», я непременно настрочил бы жалобу в «Дейли телеграф».

Соломон повесил плащ на дверной крючок.

– Что ж, сэр, хотите верьте, хотите нет, но леди и джентльмены, выплачивающие мне жалованье, попросили меня вытянуть из вас объяснение: почему это вы вдруг оказались лежащим на полу престижной галереи в Вест-Энде, да еще с пулевым отверстием в груди?

– В подмышке.

– Хорошо, в подмышке, если вам так больше нравится. Короче, командир, или вы рассказываете все сами, или мне придется давить вам на лицо подушкой, пока вы не начнете сотрудничать. Итак?

– Что ж, – сказал я, решив, что пора переходить к делу. – Полагаю, тебе уже известно, что Маккласки и Вульф – это один и тот же человек?

Конечно же, ничего такого я вовсе не предполагал. Мне просто захотелось произвести нужный эффект. А по выражению лица Соломона было очевидно, что он не в курсе.

– Так вот. Я веду Маккласки до галереи, полагая, что он замыслил сотворить что-нибудь не очень приятное с Сарой. Там я как следует вмазываю ему и тут же получаю пулю от Сары, которая любезно извещает меня о том, что человек, которому я вмазал, не кто иной, как ее родитель, Александр Вульф.

Соломон невозмутимо кивал: обычно он так делает, когда слушает невероятные небылицы.

– Тогда как вы, командир, признали в нем человека, предлагавшего вам деньги за убийство Александра Вульфа?

– Точно.

– И были уверены – а я думаю, всякий на вашем месте был бы уверен, – что когда человек просит вас кого-то убить, то этот кто-то вряд ли окажется им самим, то есть заказчиком?

– Естественно. Жизнь на планете Земля устроена несколько иначе.

– Хм.

Соломон отвернулся к окну и, похоже, всерьез увлекся созерцанием башни Почтового управления.

– И это все? Просто «хм»? То есть отчет Министерства обороны по этому делу будет состоять из одного «хм»? В кожаном переплете, с золотым тиснением и резолюциями членов Кабинета министров?

Соломон молчал, продолжая таращиться на башню Почтового управления. Я не выдержал:

– Ладно. Тогда ответь мне: что произошло дальше с Вульфами, старшим и младшей? Как я оказался здесь? Кто вызвал «скорую»? Они дождались ее приезда?

– Вы когда-нибудь бывали в том ресторане, командир, ну, в том, что вон на той верхотуре?

– Ради бога, Давид...

– «Скорую» вызвал некий Теренс Гласс, владелец той самой галереи. После чего предъявил иск к Министерству обороны с требованием возместить расходы по отмывке пола от вашей крови.

– Как трогательно.

– Хотя на самом деле жизнь вам спасли Грин и Бейкер.

– Грин и Бейкер?

– Те двое, что следили за вами. Бейкер лично зажимал рану платком.

Вот это был настоящий шок! А я-то, дурачок, решил, что после наших пивных посиделок слежку снимут. Как же я просчитался! И слава богу, кстати.

– Бейкеру – гип-гип, ура! – объявил я. Соломон, похоже, собирался добавить что-то еще но его остановила скрипнувшая дверь. Через секунду наша теплая компания пополнилась душкой О’Нилом. Он прямиком подскочил к кровати, и на лице его явственно было написано: мое ранение он считает блестящим поворотом в развитии событий.

– Как вы себя чувствуете?

Ему почти удалось подавить улыбку.

– Очень хорошо, спасибо, мистер О’Нил.

В палате повисла напряженная тишина. Лицо О’Нила едва заметно вытянулось.

– Я слышал, вам повезло. Правда, очень скоро вы можете изменить свое мнение на этот счет. – О’Нил снова с трудом удержался от счастливой улыбки. – Так-то, мистер Лэнг. Боюсь, теперь нам не удастся скрыть это дело от полиции. Попытка покушения на жизнь Вульфа, да еще в присутствии свидетелей...

О’Нил вдруг замолчал, и мы оба опустили головы, пытаясь отыскать источник звука, нарушившего нашу дружескую беседу. Звук этот нельзя было спутать ни с чем: обычно его издает блюющая псина. Звук повторился еще раз, и тут все встало на свои места – это откашливался Соломон.

– Со всем моим уважением, мистер О’Нил. – Соломон был явно доволен, что удостоился наконец нашего внимания. – Лэнг в тот момент полагал, что человек, с которым он сцепился, был не кто иной, как Маккласки.

О’Нил даже закрыл глаза.

– Маккласки? Но ведь личность Вульфа удостоверена...

– Совершенно правильно, – мягко прервал его Соломон. – Но Лэнг утверждает, что Вульф и Маккласки – это одно и то же лицо.

Долгое молчание. Нарушил его О’Нил:

– Что? Что ты сказал?

Надменная улыбка куда-то испарилась, я даже почувствовал себя обязанным приподняться в постели. О’Нил издал какой-то странный хрюк.

– Маккласки и Вульф – одно и то же лицо? – Его голос переломился в фальцет. – У тебя с головой все в порядке?

Соломон перевел взгляд на меня, ища поддержки.

– Боюсь, это правда, – сказал я. – Вульф и есть тот тип, кто вышел на меня в Амстердаме с предложением убить человека по имени Вульф.

Краска, казалось, навеки покинула лицо О’Нила. Он выглядел как человек, секунду назад сообразивший, что по ошибке послал любовное письмо не по тому адресу.

– Но это же невозможно, – заикаясь, забормотал он. – То есть это же полная бессмыслица.

– Что вовсе не означает, что это невозможно, – возразил я.

Однако О’Нил, судя по всему, перестал вообще что-либо соображать. Вид у него сделался, прямо скажем, прежалкий. Так что продолжал я, в общем-то, исключительно для Соломона:

– Я знаю, что в этой пьеске мне отведена роль простушки-горничной, и мне не по чину вылезать со своим мнением. И тем не менее у меня есть своя теория, и сводится она к следующему. Вульф прекрасно знает, что на планете найдется не одна группа людей, которые будут только рады, если его жизнь неожиданно прервется. И делает то, что сделал бы на его месте любой из нас: заводит собаку, нанимает телохранителя и никому не говорит, куда едет. Но... – Я видел, что О’Нил встряхнулся и пытается сконцентрироваться. – Но он также знает, что этого недостаточно. Люди, желающие его смерти, – специалисты своего дела, настоящие профи, так что рано или поздно они все равно отравят собаку и подкупят телохранителя. Таким образом, он встает перед выбором.

О’Нил таращился на меня во все глаза. Он вдруг сообразил, что стоит с открытым ртом, и резко захлопнул его, громко клацнув зубами.

– Да?

– Либо он объявляет им войну – вариант, насколько мы можем догадываться, не очень-то разумный. Либо наносит отвлекающий удар.

Соломон кусал губы. И кстати, правильно делал, поскольку все это звучало просто чудовищно. Но в любом случае ничего лучшего предложить они все равно не могли.