Ноэл Бен - Кремлевское письмо Страница 15

Бреснович встал, пересек комнату, взял со стола графин и вернулся на место.

— Одна из групп, очевидно, искала поддержку у прозападной части правительства. По-видимому, они о чем-то договорились с Западом, причем письменно.

— Письмо? — не удержался Поткин.

— Так точно! — Бреснович налил себе водки. — Письмо доказывало существование договора. Материальное свидетельство обеспечило бы поддержку. Мы точно не знаем, что было в письме, но это была гарантия.

Поткин задумчиво покачал головой.

— Впервые слышу, — заверил он Бресновича, обдумывая услышанное. — Значит, полковник Коснов охотится за тем, у кого письмо?

— Очевидно, так? — Бреснович с удовольствием потягивал водку. — Но, товарищ Поткин, письмо не дошло до адресата.

— Ч-что?

— Полякова задержали прежде, чем он успел доставить письмо, Коснов задержал.

— А где же письмо?

— А вы как думаете?

— У полковника Коснова? — предположил Поткин.

— Вот именно. Мы уверены, письмо у него, но он не знает, кому оно предназначено. Поэтому и затеяли операцию «Серия Пять». Коснов надеется, что новый агент выведет его на виновника или виновников.

Гродин протянул Поткину рюмку водки.

— Товарищ Поткин, — жестко начал Бреснович, — я должен опередить Коснова. И вы мне поможете.

— Н-но я работаю на полковника Коснова.

— Дорогой мой, официально, конечно, вы правы. Но это дело политическое. Неужели вы серьезно верите, что «Серия Пять» просто текущая операция? Письмо у Коснова, но оно — простая бумажка, пока не найдет получателя. Какой из четырех групп оно предназначено? Если он выяснит, эти люди будут у него в руках. Вот цель Коснова… и моей группы тоже. В борьбе против Хрущева нам удалось остаться в стороне. Если мы сейчас сумеем получить дополнительные голоса, мы станем самой мощной силой в стране.

— В-вы ставите меня в очень трудное положение! — На лбу у Поткина выступили капельки пота.

— Я помог вам в венгерских событиях, тогда ваше положение было куда тяжелее. Сейчас я прошу вас не об ответной услуге.

— Я готов.

— Вот и отлично. Мы должны узнавать обо всем, что происходит в отделе Коснова раньше него.

— Так и будет.

— Есть еще одна версия, — заметил Гродин, стоявший за креслом Поткина. — Возможно, никакого агента вообще нет.

— Н-не понимаю.

— Товарищ Поткин, вам не приходило в голову, что письмо с самого начала предназначалось Коснову? Что Поляков — его человек?

Поткин забеспокоился.

— Интересная мысль, правда? — Бреснович сиял. — Что, если вся «Серия Пять» задумана, просто чтобы отвести внимание от полковника?

— Не верю, — вырвалось у Поткина.

— Я тоже, — доверительно произнес Бреснович. — И тем не менее, возможно, если задуманное не удастся, нам придется доказывать именно это. Письмо-то у Коснова.

Разбойник быстро шагал по улице Сан-Франциско. Он зашел в бар и сел за столик рядом с крошечной сценой. Лили Лейден уже допевал песенку «Плохая погода». Пять небольших прожекторов высвечивали завитые щипцами длинные светлые локоны, сильно накрашенные глаза с наклеенными ресницами, румяна и толстый слой броской помады. Ярко-красное шелковое вечернее платье облегало фигуру, оставляя открытыми плечи.

Разбойник передал записку в артистическую. Вскоре Лили Лейден подсел к нему.

— Тебя ждут в Нью-Йорке, — сказал Разбойник.

— Когда? — прозвучал резкий хрипловатый голос.

— Сейчас. Я подожду.

Лили вернулся в артистическую, снял парик, смыл грим, переоделся и десять минут спустя уже шагал по улице рядом с Разбойником.

8

Кукольник

Профессор антропологии Мартин Бьюли бодро вошел в кабинет.

— Господа, господа, — начал он, подходя к письменному столу, заваленному бумагами. — Рад видеть вас. Пожалуйста, извините за задержку. Я ждал вас только утром. Но я не против ночных гостей. Нет-нет. Чем скорее мы приступим, тем лучше. Время — золото.

Он повернулся к книжной полке и начал торопливо снимать и складывать на стол толстые книги. Кукольник был чуть выше 180 см. Роун решил, что ему лет пятьдесят семь-пятьдесят восемь. У него было удлиненное лицо с тонким вздернутым носом и круглыми, как у совы, глазами; красивые черные волосы, разделенные посередине пробором, были гладко зачесаны, и только челка закрывала большой морщинистый лоб.

Профессор Бьюли деловито уселся за заваленный книгами стол, нашел среди них две папки, стопку бумаги, заточил карандаш, поправил манжеты, посмотрел на Ханиса и произнес:

— Разденьтесь, сэр.

Профессор внимательно со всех сторон осмотрел Ханиса, который стоял в одних трусах. Затем подошел к столу и сделал несколько записей, вернулся к Ханису и занялся его черепом и кистями рук. Еще раз подошел к столу и продолжил записи.

— Вы ведь выращивали пшеницу?

— Я? Когда? — удивился Ханис.

Профессор открыл одну из папок.

— Вы провели полтора года на ферме, и еще вы говорите немного по-русски.

— Да я в жизни ни на какой ферме не был. А по-русски я говорю свободно.

— Конечно, все считают, что свободно владеют языками, — снисходительно сказал Бьюли и откинулся на спинку кресла.

— Ну, я-то точно. Я в России пять лет прожил.

— Ну-ну! Не будем преувеличивать. В России вы вообще не были.

— Я прожил там пять лет, — повторил Ханис.

Профессор заглянул в папку.

— Позвольте узнать, когда именно?

— С 1935 до 1937 и с 1937 до 1940.

Профессор начал читать вслух.

— В 1935 году вам было семь лет и вы ходили в третий класс. Слава Богу, закончили его. В 1940 году вам было двенадцать и вы закончили грамматическую школу.

— Какого черта! В 1940 году я с другими охотился за Берией. Я вообще не кончал грамматическую школу.

— Вы хотите сказать, что у меня неправильные сведения? — холодно спросил Бьюли.

— Профессор, — перебил его Роун, — по-моему, вы читаете обо мне.

— Исключено. Я читаю о мистере Невью.

— Так это я.

Кукольник отодвинул папки и с беспокойством посмотрел на них обоих. Он вдруг начал быстро моргать и дергать носом.

— Странно, — он был явно обескуражен своей ошибкой, — очень странно!

Когда Кукольник, закончив осмотр Ханиса, велел ему сбрить бороду, Ханис пришел в ярость.

Теперь перед профессором в трусах стоял Роун. Не переставая говорить, Кукольник изучал его череп, уши и нос.

— Вы что-нибудь знаете об археологии и антропологии, мистер Невью?

— Только из «Нэшнл Джиогрэфик».

— Много лет назад я участвовал в одной-двух экспедициях для них. Настырная публика. Пожалуйста, откройте рот.

Профессор осмотрел с помощью стоматологического зеркальца и зонда зубы Роуна.

— Я предпочитаю Фонд Тиллинджера. Слышали про такой?

Роун молча кивнул головой, поскольку пальцы профессора ощупывали его зубы и мешали говорить.

— Как известно, это филантропическая организация со штаб-квартирой в Нью-Йорке. У вас всего две пломбы. Прапрадед Тиллинджера сколотил свое состояние на марганце, по-моему.

Бьюли записал что-то и начал осматривать мышцы шеи и плеч Роуна.

— Ну и, как многие в те времена, основал благотворительный фонд. Фонд специализировался на антропологии, иногда — архитектуре.

Он осмотрел спину Роуна.

— Сейчас фондом распоряжаются праправнуки, братья Тиллинджеры. Преданы делу, настоящие джентльмены. Организуют по пять экспедиций в год. Будете в Нью-Йорке — загляните к ним. Думаю, вам понравится. Будьте добры, поднимите руки вверх, теперь опустите. Медленно и плавно, как чайка.

Роун подчинился.

Затем ему пришлось принять несколько разных положений. Бьюли опять занялся его мышцами, на этот раз — ног.

— У меня здесь есть кое-какая литература, — сказал он Роуну.

— По какому вопросу?

— По Фонду Тиллинджера. Вы должны обязательно прочитать. Я настаиваю. Ознакомьтесь с фактами. Нагнитесь, пожалуйста.

Бьюли осмотрел ступни и лодыжки Роуна, попросил его присесть на корточки, затем встать на колени, изучил его локти и пальцы на ногах, одобрительно кивнул и вернулся за стол. Вдруг что-то вспомнил, опять подошел к Роуну и попросил опустить трусы. То, что профессор увидел, огорчило его. Он вернулся за стол.

— Независимо от того, какое место мы выберем, помните, обрезание вам делал врач-еврей. Вы были совсем маленьким, когда ездили с родителями в Киев. Там простудились. Врач, к которому обратились ваши родители, был еврей. Он быстро вас вылечил и предложил сделать вам в гигиенических целях обрезание. Ваши родители были малограмотными людьми, плохо разбирались в этом. Они согласились, считая, что большой разницы нет. Понимаю, все это звучит не очень убедительно, но до сих пор всегда срабатывало.