Берта Берс. В сетях шпионажа - Шебуев Николай Георгиевич Страница 15

— Но Фридрих поклялся мне, что это только формальность… Он дал слово принять русское подданство, и тогда я снова по мужу сделалась бы русской подданной…

— Но сейчас ты германская подданная и должна гордиться таким мужем, как Фридрих…

— Но я мать русских детей…

— Когда дети вырастут, они поймут, что их мать была героиней!..

— Нет, нет… дети будут презирать меня, если узнают, что я пошла против родины…

— Но еще больше будут презирать тебя, если узнают, что ты могла спасти их отца и не захотела…

— Я могу спасти Фридриха!

— И можешь, и должна!

— Клянусь тебе, что я спасу его!

— Клянись головой своей!..

— Клянусь моей головой!..

— Клянись головою детей!..

— Клянусь головою моего сына Владимира и дочери Елизаветы, что я спасу их отца какой бы ценой не стало… Жизнь без него для меня немыслима… Я уже и так задумываюсь о смерти…

— Фрау Мария, задумывайся о жизни и беспрекословно, слепо повинуйся мне. И ты будешь счастлива. Ты видишь перед собой мой дух, вызванный гипнотизером. Телом я сейчас в госпитале. Перевязываю раненых. Уже полночь. Целый день с утра подвозили несчастных. Целый день без устали обмывала я им раны. Русские дерутся жестоко! Мы не ожидали такого серьезного отпора, и сестер у нас и лазаретов меньше, чем надо. Ну как помочь! Раненых везут, везут… Вот внесли несчастного, у которого оторваны обе ноги… Вот на носилках другой со сплошным кровавым блином вместо лица… Вот еще, еще ужаснее… Мое тело с ними… А дух с тобой… Слепо повинуйся мне; ты видишь, что теперь мое счастье не в личной жизни. Если бы я даже и имела какие-нибудь права на Фридриха, я все равно отказалась бы от них, так как теперь мне не до личной жизни… Но Фридриха мы должны спасти, потому что это гениальный человек. Он должен быть счастлив и будет счастлив с тобой… Только слепо исполняй мои приказания… Завтра же возьми с собой на свидание с мужем Тау-бе… С Фридрихом видеться ему не позволят, но он познакомится с персоналом тюрьмы и…

Бум ку-ку!..

Часы пробили половину первого.

В комнате погасли огни.

А когда они через мгновение вспыхнули, на месте Берты стоял какой-то почтенный седовласый мужчина профессорской наружности и, поглаживая широкую окладистую бороду, как ни в чем не бывало, бархатным баритоном гипнотизера Таубе продолжал речь Берты:

… — И это знакомство даст возможность принять тот или иной план. В котором часу вам назначено свидание с мужем…

— От 12 до 2-х…

— Ровно в одиннадцать я буду у вас. Зовите меня профессором… Я Иван Иванович Кебецкий… Впрочем, завтра успеем условиться обо всем. Теперь же вам пора домой…

Ловким движением Таубе сорвал парик и бороду.

— Как в кинематографе! — подумала Мария Николаевна.

— Как в кинематографе! — словно читая ее мысль, повторил Таубе.

XIX. ПРОФЕССОР КЕБЕЦКИЙ

Помощник начальника тюрьмы очень подозрительно посмотрел на спутника Марии Николаевны.

Он не любил, чтобы даже в контору входили посторонние лица.

Но когда Мария Николаевна представила ему:

— Профессор Кебецкий. Разрешите профессору подождать в конторе. Он не оставляет меня ни на шаг, это мой тиран…

Бравый офицер почтительно приподнялся и, подавая посетителю руку, пробормотал:

— Конечно… Я так счастлив познакомиться с таким знаменитым ученым. И как это я сразу не узнал вас по портрету в «Ниве»… Не угодно ли вам пройти в мой кабинет… Здесь в общей комнате не так приятно…

— С удовольствием пройду к вам в кабинет, потому что, откровенно говоря, не желаю, чтобы завтра в газетах появилась заметка о том, что профессор Кебецкий побывал в тюрьме… Вы не поверите, как тяжела и неприятна, подчас, популярность… Наш брат даже жене не может изменить, чтобы об этом не распубликовали в газетах…

Профессор вошел в кабинетик дежурного помощника, полыценного простотой и даже оттенком симпатичной фамильярности, с которой держался знаменитый ученый, услугами которого пользуются даже высокопоставленнейшие лица.

— Вы же разрешите мне, старику, говорить с вами попросту и действовать напрямик… Разрешите мне сопровождать г-жу Гроссмихель сюда инкогнито… На это я имею серьезные основания… Главное, что в судьбе этой прекрасной, но несчастной женщины принимает…

Профессор осмотрелся, не подслушивает ли его кто, и, хотя подслушивателей не было, все-таки нагнулся к уху офицера и шепнул ему такое громкое имя, от которого последний даже почтительно привскочил.

— Это мой пациент, и я дал ему слово, что не оставлю Марии Николаевны до тех пор, пока она совсем не оправится. После ареста мужа несчастная женщина впадает в какие-то странные продолжительные обмороки, от которых только мне удается ее спасать… При мне она чувствует себя совсем молодцом… Затем, во-вторых, Мария Николаевна дочь профессора Мордванова — моего школьного товарища. Ему я тоже, как и князю, дал слово не покидать Марии Николаевны ни на минуту… Все это очень мило, но мне было бы очень неприятно, если бы моя фамилия в газетах где-нибудь была припутана к делу Гроссмихеля… Пусть князь уверяет, что дело это мыльный пузырь, что Гроссмихель арестован по какому-то недомыслию и будет на днях выпущен на свободу и, как германский подданный, выслан из Петрограда, у меня на этот предмет особый взгляд… Раз ты немец и во время войны находишься в Петрограде, значит, ты — шпион. А раз ты шпион, — повесить без рассуждений.

……………….Надо бы каждого немца повесить! Сперва его повесить, а потом пусть он доказывает, что не шпион…

Помощник начальника почтительно и одобрительно рассмеялся.

— Вот именно: сперва повесить, а потом разговаривай…

— Я уверен… т. е. я не смею быть уверенным, раз князь уверен в противном… но все-таки… я не убежден в чистоте этого Гроссмихеля… и не хотел бы чем-нибудь содействовать облегчению его участи… Вы не знаете, в каком положении его дело?

— Слышал, что он сильно замаран… Найден ключ к его донесениям в главный германский штаб, которые он диктовал своему маленькому сыну…

— Негодяй!..

— Да, небывалый случай, чтобы отец совершал преступления руками своего невинного ребенка…

— Подлец!.. Я хотел бы, чтобы его немедленно вздернули… Ведь от него… позвольте узнать имя и отчество…

— Петр Петрович Вырубов…

— Ведь от него, Петр Петрович, вся семья Мордвано-вых отвернулась уже давно… Марья Николаевна поссорилась из-за мужа даже с отцом… Николай Иванович, профессор Мордванов, прямейшей, честнейшей души человек, его иначе и не зовет, как шулер…

— Почему шулер?

— Да потому, что он живет, или делает вид, что живет, карточной игрой…

Капитан, которому карточный азарт был по душе, крякнул:

— Да, конечно… от карт не проживешь…

— Симуляция!

— Я вас не понял, профессор…

— Да Гроссмихель, говорю, симулянт… Симулируют обыкновенно больного, а он симулирует шулера… Редкий вид симуляции: прикидывается шулером, чтобы скрыть шпиона!.. Повесить! Повесить такого! Недаром вся семья от него отвернулась. Не понимаю, почему так князь распинается за него… Он видел его два-три раза, и Гроссмихель его очаровал… Чем? Скажите, в самом деле он так интересен?

— Гроссмихель держится в тюрьме джентльменом. На допросе тоже своими манерами выдает большого аристократа…

— Ну, во всяком случае, я не хотел бы с ним видеться… Вообще, повторяю, мне так противно, что я попал в эту грязную историю, и я прошу вас и надеюсь… что вы поймете меня… чтобы кроме вас никто не знал, что я бываю здесь… Я так рад, что среди тюремного начальства нахожу такого интеллигентного и симпатичного по взглядам человека… Будьте уверены, что при первом же свидании с князем постараюсь аттестовать вас так, как вы этого заслуживаете…

Капитан почтительно привстал.

ХХ. УСЛУГА ЗА УСЛУГУ

……………….Будьте уверены, что моя рекомендация не пройдет для вас бесследно… Князь милейшая русская натура… Пускай мы с ним разных убеждений: он чересчур оптимист… а я ему доказываю, что Петроград нашпигован немецкими шпионами… Но все же мое слово для него значит многое…