Кен Фоллетт - Полет шершня Страница 16

– Спой еще, мама, – попросил Тик.

– Хорошо, – улыбнулась она. – А потом ты нам что-нибудь сыграешь.

Родители исполнили еще одну песню, после чего Тик сыграл на кларнете несложную колыбельную Моцарта. Господин Даквитц вернулся к роялю и сыграл шопеновский вальс из балета, а Карен скинула туфли и показала один из номеров, который разучивала.

Тут все выжидательно посмотрели на Харальда. Он понял, что пришел его черед себя показать. О пении речи быть не могло, ему под силу разве что проорать во весь голос какую-нибудь народную песню. Значит, придется играть.

– Я, видите ли, не силен в классической музыке, – признался он.

– Ерунда, – отрезал Тик. – Сам говорил, что играешь на пианино в отцовской церкви.

Харальд уселся перед клавиатурой. Что делать? Не исполнять же перед просвещенным еврейским семейством вдохновенные лютеранские гимны! Помедлил немного и, была не была, заиграл буги-вуги Пайнтопа. Поначалу там мелодичная трель, которую играешь одной правой рукой. А потом левой настойчиво внедряешь ритмичный перебив на басах, а правой заводишь невероятно соблазнительные джазовые диссонансы. И вскоре Харальд будто слился с музыкой. Усилил звук, наддал жару, в ударные моменты, как Пайнтоп, выкрикивая по-английски: «Everybody, boogie-woogie!» – а достигнув апогея, поставил точку: «That’s what I’m talkin’ about!» – вот о чем я толкую!

Рояль отрокотал, в комнате повисла тишина. Господин Даквитц сидел с мукой на лице, словно проглотил что-то несвежее. Даже Тик выглядел смущенным, а фру Даквитц пробормотала:

– Что ж, должна признать, такого эти стены еще не слышали…

Харальд понял, что сделал ошибку. Высоколобые Даквитцы не одобряли джаз, точно так же как и его консервативные родители. Получается, просвещенность совсем не означает открытость к новому.

– Вот незадача, – вздохнул он. – Я вижу, что ошибся с выбором песни…

– Да уж, – кивнул господин Даквитц.

Зато Карен, которая стояла, опершись на спинку дивана, поймала его взгляд. Он думал, что встретит в ее глазах снисходительную усмешку, но нет. К его восторгу и изумлению, она одобрительно ему подмигнула.

Это все искупило.

В воскресенье утром он проснулся с мыслью о Карен. Надеялся, что, как вчера, она забежит к ним поболтать, однако ничего подобного. Они не встретились даже за завтраком. Как бы невзначай он спросил у Тика, куда подевалась его сестра.

– Репетирует, наверное, – равнодушно ответил тот.

После завтрака они с Тиком два часа позанимались, готовясь к экзаменам. Оба не сомневались, что сдадут, но на всякий случай проштудировали все, поскольку от результатов зависело, попадут ли они в университет. А в одиннадцать утра пошли прогуляться по имению. Вскоре они подошли к развалинам монастыря, скрытым от дороги стеной из старых деревьев.

– После Реформации земли отошли королю, – сказал Тик, – а здание лет этак сто использовалось под жилье. А потом построили Кирстенслот, и тут все пришло в упадок.

Они осмотрели внутренний двор монастыря, по которому когда-то сновали монахи. В их кельях теперь хранились садовые инструменты.

– Тут есть такие штуки, к которым лет двадцать никто не притрагивался. – Тик пнул ржавое железное колесо, а потом открыл дверь в просторное светлое помещение. Там было чисто и сухо, хотя высокие узкие окна стояли без стекол. – Когда-то здесь были кельи монахов, а сейчас летом и осенью порой живут сезонные рабочие с фермы.

Они вошли в церковь, где хранилась всякая рухлядь. Пахло сыростью. Тощий черно-белый кот уставился на них негодующе, словно спрашивая, кто дал им право тут шляться, и выпрыгнул в окно.

Приподняв край полотняного чехла, Харальд обнаружил сверкающий «роллс-ройс» – без колес, на подпорках из кирпича.

– Отцовский? – спросил он.

– Да. Дремлет на привязи, пока нет в продаже бензина.

Еще там стоял деревянный верстак с тисками, весь в рубцах и шрамах, и висела полка с инструментами, вероятно, для ухода за машиной, когда она была на ходу. В углу пряталась раковина с краном для холодной воды. Ближе к стене громоздились ящики из-под мыла и апельсинов. В один из них Харальд заглянул. Там оказалась груда игрушечных машинок из раскрашенной жести. Он взял одну рассмотреть поближе. В окне автомобиля виднелось лицо водителя: на боковом стекле он был нарисован в профиль, на ветровом – анфас. Харальд вспомнил, как страстно мечтал о такой когда-то, и бережно вернул машинку на место.

В дальнем углу стоял одномоторный аэроплан без крыльев.

– Что это? – заинтересовался Харальд.

– «Хорнет мот» английской компании «Хэвилленд». Отец купил его пять лет назад, но летать так и не научился.

– А ты в нем летал?

– Еще как! Нас катали, когда он был новенький.

Харальд прикоснулся к огромному, метра два в размахе, пропеллеру. В глазах юноши математическая точность изгибов делала пропеллер произведением искусства. Самолет стоял, чуть накренившись на сторону: шасси было повреждено, а одна шина – спущена.

Он погладил фюзеляж и с удивлением обнаружил, что тот выполнен из ткани, натянутой на раму, кое-где морщинистой, кое-где рваной. Выкрашенный светло-голубой краской, корпус самолета был оконтурен черной линией с белой кромкой, но окраска, когда-то свежая и бодрящая, поблекла, запылилась и, в потеках масла, выглядела неопрятно. Впрочем, крылья у самолета все-таки имелись: такие же, как у биплана, и выкрашенные серебром, они были отведены назад, поскольку держались на петлях.

Через боковое окно Харальд заглянул в кабину: примерно как в автомобиле два сиденья бок о бок, лакированная приборная доска с множеством круглых шкал. Обшивка одного из сидений лопнула, из дырки торчит набивка. Похоже, там угнездились мыши.

Он нашел ручку дверцы и забрался внутрь, не обращая внимания на шорохи и топоток спешно убегающих лапок. Уселся на сиденье без дырки. Управление казалось несложным. В середине торчала рукоятка, пользоваться которой можно с любого сиденья. Положил руку на рукоять, ногу поставил на педаль… Наверное, летать – занятие еще более захватывающее, чем водить мотоцикл. Он представил, как парит над замком, словно огромная птица, а в ушах его рокочет мотор.

– А ты водил его сам? – спросил он Тика.

– Нет. Зато Карен брала уроки.

– Да ну?

– Ей не хватало лет, чтобы получить права, но летала она здорово.

Харальд подвигал рукояткой, заметив переключатель «вкл./выкл.», пощелкал туда-сюда, но ничего не случилось. Рукоять и педали ходили в гнездах слишком свободно, так, словно ни к чему не подсоединены. Заметив, что он делает, Тик пояснил:

– Часть проводов в прошлом году срезали – понадобилось починить какую-то машину на ферме. Ну, пойдем дальше.

Харальд не возражал бы еще часок повозиться с аэропланом, но Тик заскучал, и он выпрыгнул из кабины.

Они вышли и, оставив монастырь позади, тележной колеей двинулись дальше. К замку Кирстенслот примыкала большая ферма.

– Ее сдали в аренду семейству Нильсен еще до моего рождения, – рассказывал Тик. – Старик Нильсен выращивает свиней на бекон, у него молочное хозяйство с призовыми коровами и нескольких сотен акров под зерновые.

Они миновали широкое пшеничное поле, пересекли луг, на котором паслись черные с белым коровы. А потом запахло так, что невозможно было не понять: неподалеку свинарник. На проселочной дороге, ведущей к дому фермера, им попался трактор с прицепом. Юноша в комбинезоне в явной растерянности навис над капотом. Тик поздоровался с ним за руку.

– Привет, Фредерик. Что стряслось?

– Да вот, вез в прицепе семейство Нильсен в церковь, а мотор возьми да заглохни прямо на середине пути!

Харальд перевел взгляд на прицеп и увидел там две скамьи.

– Пришлось взрослым топать в церковь пешком, а малышню повели домой, – вздохнул Фредерик.

– Это мой друг Харальд. Во всем, что касается машин, он просто волшебник.

– Я бы не возражал, если б он поколдовал над этой.

Трактор был новой модели, с дизельным мотором, не на стальных колесах, а на резиновых шинах. Харальд подошел ближе.

– Что происходит, когда ты его заводишь?

– Сейчас покажу. – Фредерик дернул ручку. Мотор взвыл, но не завелся. – Видно, топливный насос надо заменить. – Тракторист в отчаянии потряс головой. – Но запчастей для техники сейчас не достать.

Харальд недоверчиво нахмурился. Он распознал запах солярки, а значит, насос тянет, но топливо в цилиндры явно не поступает.

– Еще раз попробуй, ладно?

Фредерик снова дернул за ручку. Вроде бы выпускной клапан топливного фильтра шевельнулся. Приглядевшись, Харальд заметил, что из-под него сочится солярка. Он покачал гайку пальцем, и весь клапанный блок отошел.

– Вот в чем закавыка, – улыбнулся Харальд. – Резьба на гайке почему-то сточилась, топливо вытекает. Проволочки под рукой не найдется?

Фредерик порылся в карманах.

– Вот бечевка, крепкая.