Андрей Гуляшки - Аввакум Захов против 07 Страница 16

Брут… Историческая эстафета, флажок ее всегда оставался в руках мечтателей. Но этот грубиян Кассий с его железными кулаками!..

Варна, 15 июля 196… г.

Близилась полночь. Горел свет, третий том Плутарха свалился на пол. Сквозь сон Аввакуму послышался знакомый голос:

— Товарищ майор!

Голос знакомый, близкий, теплый, а обращение — по уставу.

— В чем дело, Марков? — спросил Аввакум, не раскрывая глаз. Веки отяжелели, слиплись.

— 07! — прошептал Марков.

Почему он говорит шепотом? Боится, как бы не перепугать его со сна этим именем?

Аввакум потянулся и сдвинул одеяло на грудь.

— 07! — повторил Марков.

— Ладно! — пробормотал Аввакум. Потом вдруг приподнялся, опираясь локтями о подушку. Веки его разомкнулись наконец, и в глубине глаз блеснули гарпуны. — Где 07? — спросил он.

— Я видел, как он стоял на берегу, неподалеку от академической виллы, — глухо ответил Марков. — Я толь ко начал было делать разворот, повернул моторку влево, к берегу, гляжу — он. Луна — все видно!

Аввакум помолчал, потом нагнулся, поднял с пола книгу и бережно положил ее на ночной столик.

— Ты сообщил полковнику Василеву?

Марков кивнул утвердительно. Он разогнал вовсю моторку и через две минуты был уже здесь. Сразу же по прямому проводу связался с полковником, но…

— Что «но»? — спросил Аввакум.

— Полковник сказал, чтобы я занимался своим де лом и чтобы впредь попусту не поднимал тревоги.

Марков, казалось, был и встревожен и в то же время очень огорчен.

— Ты действительно видел 07? — спросил Аввакум. — Может, это был кто-то другой, похожий на него?

— Клянусь честью! — горячо воскликнул Марков и по-военному вытянулся в струнку. — Вы ведь знаете, я пока еще ни разу не обманулся, у меня, слава богу, глаза не на затылке! — добавил он.

— Вероятно! — сказал Аввакум. — Вероятно, ты не обманулся. — Он опустился на подушку и натянул одеяло. — Но раз Василев приказал не тревожиться, значит, так и должно быть… — И усмехнулся; глядя ему в лицо. — Ну-ка, поди узнай, что и как там на вилле, проверь посты и ложись спать. И пожалуйста, уходя погаси свет!

Минутой позже Аввакум достал из шкафа радиопередатчик, связался с базой Василева и попросил полковника.

— Вам сообщили, что возле академической виллы замечен 07?

— Да.

— Как вы на это смотрите?

— У вашего помощника галлюцинация. 07 постоянно находится перед глазами у моих людей. Он ни на одну минуту не вылезал из лодки, с ним Вера Белчева. В данный момент лодка находится в десяти метрах от берега, юго-восточнее Дома журналистов.

— Извините за беспокойство.

— Пожалуйста.

Аввакум спрятал рацию, достал бутылку коньяку и отпил несколько глотков. Потом снова юркнул под одеяло и закрыл глаза.

Варна, 12 июля 196… г.

Лежа в шезлонге и сладко жмурясь под лучами солнца, 07 испытывал чувство, будто все его тело поет, гак хорошо ему было под душем горячих солнечных струй, под этим ласковым ветром, пролетавшим над просторами степей и раскаленными песками и увлажненным дыханием моря, нежным, как рука молодой женщины. Ему было хорошо, и блаженство, в которое он окунулся, как всегда, как случалось уже не раз, имело для него совершенно определенный смысл: удовлетворенное желание, сердце и мышцы в отличной форме и множество интересных и волнующих событий, которые сулит ему близкое будущее. У него не было склонности к абстрактному мышлению, но если бы она у него и была, он мог бы с чистой совестью сказать: я до конца реализую собственную сущность, жизнь предоставляет мне такую возможность, мне хорошо.

Да и может ли ему быть нехорошо! На завтрак он съедал половину вареного цыпленка, слегка подрумяненного на сковородке, с помидорами и салатом. К обеду ему подавали солидный кусок жареного барашка с острым соусом. Но прежде чем приниматься за барашка, он поглощал бесчисленные закуски: раков, сдобренную черным перцем луканку[5], таявшую во рту, устриц, золотистое филе рыбы, приправленное винным уксусом и оливковым маслом.

Как тут не испытывать блаженства? И тут у него не было недостатка ни в бургундских, ни в тосканских, ни в каких-либо других иностранных винах, но однажды по совету своего приятеля француза он заказал болгарское вино «Мелник», красное, густое южное вино, а попробовав его, был готов хоть в преисподнюю спуститься и помериться силами с Люцифером или еще с кем, лишь бы это пошло на пользу британской Секретной службе — святая святых его жизни. Вот какое замечательное и крепкое было это вино, и он очень полюбил его. А обе молоденькие горничные, маленькие груди которых выпирали, как тугие виноградные грозди, улыбались так призывно, что ему оставалось только решить, которой из них первой предложить свою любовь. Ведь если с лозы свисают зрелые янтарные грозди — грех не протянуть руку и не сорвать одну-другую. Эти две девушки напоминали ему томимых жаждой серн, которые тянутся сквозь густые заросли к роднику. Но тут, на первом этаже, несколькими комнатами дальше, жила одна голландка, корреспондентка какой-то амстердамской газеты — он несколько раз танцевал с ней в баре. Эта лань с кроткими влажными глазами сама ложится к ногам охотника и молит его: «Съешь меня, ради бога, умоляю. Ты увидишь, как нежно мое мясо, и поклянешься честью охотника, что никогда не едал лучшего бифштекса!» Но если бы он мог проявлять свой собственный вкус в таких делах — а он позволял себе это редко, очень редко! — если бы ему пришлось снимать шляпу перед дамой своего сердца, как это делает истинный джентльмен, встретив ее на Оксфорд-стрит, то он отдал бы предпочтение перед всеми остальными женщинами смуглянке Вере Белчевой, чьи глаза как фракийская ночь, а губы краснее этого густого вина, которое туманит голову и заволакивает белый свет розовой мглой…

Увы! Он мог бы позволить себе это в одном случае: если б, оказавшись без работы, он слонялся по Оксфорд-стрит, или под неоновыми рекламами Пикадилли-сёркус, или в любом другом месте; да, только лишь при непременном условии, что он свободен от работы, чего — слава богу! — до сих пор пока не случалось. Он отлично сознавал, что люди его профессии не должны спать со своими сотрудницами, и почти никогда не делал этого — тут действовал уже инстинкт самосохранения, удивительно, до совершенства развитый у него. Но сейчас, так или иначе, обе горничные и голландка стояли на пороге его комнаты, и он, наверное, презирал бы себя всю жизнь, если бы позволил им уйти отсюда огорченными.

Так что и здесь, в преддверии востока, 07 чувствовал себя хорошо и пока не жаловался на тот образ жизни, который он здесь вел. Поэтому-то, лежа в шезлонге и жмуря от солнца глаза, он испытывал такое чувство, будто все его тело поет. Ему было хорошо.

Но у понятия «хорошо» есть разные степени. Он более чем достаточно их изведал, чтоб ощущать или понимать существующее между ними различие. Для него эталоном личного благополучия была прежде всего безопасность.

Во имя собственной безопасности он строил свою жизнь так, чтобы тело его не жирело, чтобы мускулы сохраняли упругость, а память — живость. Влюбленный в розовое благополучие, жизнеспособный, он панически боялся небытия, весь цепенел при мысли, что однажды он превратится в безжизненный труп. Ведь умершие не пьют ни виски, ни вина «Мелник», не носят костюмов из магазинов Риджен-стрит и не целуют хорошеньких девушек. И он всегда был настороже, тщательно оберегая собственную безопасность.

Так что, жмурясь под жарким солнцем, прислушиваясь, как теплый влажный ветер ласкает его лицо и грудь, он чувствовал себя хорошо, однако не обольщался — дела обстоят далеко не так, как у гимназиста в первый день каникул, чтобы можно было совсем закрыть прищуренные глаза, погрузиться в безмятежный сладкий сон. У понятия «хорошо» есть разные степени, он это испытал на своем собственном опыте. Первый день каникул — сколько нелегких дней выпало ему прежде, чем он дождался его! Классные упражнения и наконец большой экзамен.

Самым скверным было то, что он попал под наблюдение, едва только пересек границу. Он, правда, выкинул трюк и ускользнул было, но только на один день. А потом опять все время он в объективе. Каждой клеточкой он чувствовал на. себе взгляды тех, кто за ним следил. Словно сороконожки бегали по его телу — отвратительно! Даже в машину ему сунули «что-то» — индикатор насторожил. Пошли они ко всем чертям, он не так наивен, чтобы использовать свою машину для серьезных дел. И все же…

В сущности, тут реально единственное предположение, что они пустили по его следу своего «аса», того самого, который в свое время разделался с Ичеренским. Бедняга Ичеренский, он знал его лично, однажды они вместе распили бутылку виски, если ему не изменяет память, у «Грязного Дика», среди вековой копоти и паутины, сухих кошачьих шкурок, похожих на призраки, вылетевшие из фабричной трубы. Молодчага был этот Ичеренский, настоящий джентльмен в работе! Такие люди рождаются не каждый день!