Чингиз Абдуллаев - Бремя идолов Страница 16

— Если он писал правду, зачем его убивать? — не понял Дронго. — Вам не кажется, что у нас слишком многое списывают на чеченцев?

— У меня двоюродный брат погиб в Грозном, — тихо сказала девушка. — Мне не за что их любить. Ведь они убивали наших ребят… А вы сами не чеченец?

— Нет. Но мне кажется, вы не правы.

— А мне кажется — вы, — с вызовом бросила Виола. — Вы ведь не итальянец, верно? Слишком хорошо говорите по-русски, почти без акцента.

— Вы знали, что к вам приедет эксперт? — вдруг спросил Дронго и заметил, как она вздрогнула.

"Я был прав, — подумал он с огорчением, — конечно, она все знает.

Секретари всегда знают гораздо больше, чем думают их начальники".

— Кое-что слышала, — призналась Виола, и в этот момент снова позвонил телефон.

Она сняла трубку и соединила абонента с шефом.

— Можно узнать, что именно вы слышали? — уточнил Дронго, когда она вновь вернулась к нему.

— Павел Сергеевич считал, что нужно поручить расследование независимому эксперту. Вот это и слышала.

— И вы подумали, что я именно тот самый эксперт?

— Догадаться нетрудно. По вашим вопросам. И потом… вы хорошо говорите по-русски.

— Но иностранный журналист в России должен хорошо знать язык страны, — сказал Дронго, — вам такое не приходило в голову?

— Нет. Наших я сразу узнаю. Иностранцев тоже. У них даже посадка головы другая. А вы как будто и не наш, и не иностранец. Словно сами по себе.

В приемную вошел Корытин и молча прошел к Сорокину. Виола никак не отреагировала на него. Очевидно, Главный без нее связывался с нужными ему людьми по своему селектору.

— А как бы вы охарактеризовали свои отношения со Звонаревым? — осторожно спросил Дронго. — Вы дружили, просто были коллегами или…

— Неужели еще не доложили? — удивилась Виола.

В эту секунду снова зазвонил телефон. Она сняла трубку и довольно долго говорила о поставках бумаги, которую поручили оформить некоему Шунтикову. Потом положила трубку, помолчала и вдруг просто сказала:

— У нас были с ним близкие, очень близкие отношения.

— Вы любили друг друга?

— Не знаю. Мне казалось, что да. А сейчас думаю, что мы просто нравились друг другу. Знаете, так иногда бывает. Просто нравятся друг другу двое молодых людей. Потом к одному из них приходит любовь, и он бросает своего партнера.

— Я могу узнать, к кому именно из вас пришла такая любовь?

— Не можете, — отрезала Виола. — Это не относится к убийству Славы. Совсем не относится.

— Извините, я не хотел вас обидеть. Скажите, у него были личные враги или недоброжелатели?

— Кажется, нет. Ему многие завидовали, но врагов не было. Нет, никаких личных врагов у него не было. Иначе я бы знала.

— Вы давно перестали с ним встречаться? Поймите, что я спрашиваю не из праздного любопытства.

— Не помню. По-моему, он какое-то время даже встречался и со мной, и с…

Ну, в общем, это не имеет отношения к его смерти.

— Понятно. Он не говорил, что ему кто-то угрожал?

— В последнее время он со мной мало общался, как-то сторонился. Но я не слышала, чтобы ему кто-нибудь угрожал.

В этот момент Сорокин позвал к себе Виолу, и она, быстро поднявшись, прошла в кабинет шефа, оставив Дронго одного. Когда она вернулась, он все так же неподвижно сидел на своем месте.

— Извините, — сказала Виола, — работа…

— Последний вопрос. Как вы думаете, если бы ему кто-нибудь угрожал, как бы он отреагировал на угрозу? Отмахнулся, прислушался, испугался, не принял бы всерьез, рассказал бы все Главному? Как?

— Я думаю, он отнесся бы к этому достаточно серьезно, но не стал бы трусить, — подумав, ответила Виола. — Он вообще, по-моему, ничего не боялся.

— Спасибо, вы мне очень помогли, — поднялся Дронго В коридоре его ждал Точкин. Увидев Дронго, он протянул ему несколько дискеток.

— Я все записал, — сказал он, оглядываясь по сторонам. — Только не говорите, что вы взяли их у меня. Я сказал следователю, что других копий нет.

Вы понимаете?

— Спасибо. Я никому ничего не скажу, — твердо пообещал Дронго. — Передайте Корытину, когда он выйдет от Главного, что я поехал к себе домой. Мне нужно поработать с вашим материалом.

— Разве вы не будете говорить со всеми остальными? — удивился Точкин. — Мне казалось, что вам будет интересно побеседовать с каждым.

— Не обязательно. Если бы я предполагал, что убийца скрывается в вашем коллективе, я бы несомненно так и сделал. Но Звонарева убили слишком профессионально, это не журналисты. Мне же нужно было в общих чертах представить себе его характер, возможные реакции на то или иное обстоятельство, способности по-своему интерпретировать факты. В общем, мне достаточно было нескольких человек. А если понадобятся еще какие-нибудь подробности, я обязательно вернусь в редакцию. А вот нужно встретиться с его девушкой обязательно.

— Вы хотите поговорить с ней о Славе?

— Попытаюсь, если получится. До свидания, — Дронго протянул руку журналисту.

Точкин ответил на рукопожатие, а потом неловко спросил:

— Можно еще вопрос?

— Разумеется. Что именно вас интересует?

— Метода ваших расследований. Я столько про вас слышал. Мне было бы интересно написать о том, как вы работаете.

— Договорились, — улыбнулся Дронго, — но только в том случае, если я найду заказчиков убийства вашего Славы. Или хотя бы сумею вычислить, кому было выгодно это убийство.

— Вы дадите мне эксклюзивное интервью? — обрадовался Точкин.

— Обязательно дам. Но сначала я должен доказать свое соответствие вашему интересу. До свидания.

Дронго переложил дискетки в карман и пошел по коридору. Точкин смотрел ему вслед.

Выйдя на улицу, он поежился. Становилось довольно прохладно, кончались, похоже, теплые дни. Одернув пиджак, он шагнул на дорогу, чтобы остановить машину.

В те дни, когда он не обедал в ресторанах, он сам готовил себе дома, предпочитая пакетики грибных супов, которые легко растворялись в горячей воде.

Сидя перед выключенным телевизором, он молча обедал, обдумывая все услышанное за день. Расправившись с супом, он убрал тарелку, вытер со стола крошки, верный своей многолетней привычке, помыл посуду, чтобы не оставлять грязные тарелки на следующий день, и прошел в кабинет. Неестественная тишина комнат вдруг поразила его. После редакционной сутолоки здесь царил удивительный покой, а тот легкий беспорядок, который неизбежен в доме одинокого мужчины, придавал некий законченный смысл его одиночеству.

Он сел за компьютер. В последние годы он пользовался всеми преимуществами технического прогресса. Два компьютера, два ноутбука, лазерный принтер, факс — все, без чего уже трудно было обходиться в конце двадцатого века. Перед тем как вставить дискетки, он еще раз огляделся вокруг, словно готовясь к некоему испытанию. Поднялся, прошел в другую комнату, включил магнитофон, на котором стояли записи любимых мелодий, и вернулся к столу. Он не отличался особой оригинальностью вкусов, отдавая предпочтение классике — Моцарт, Бах, Брамс, Рахманинов. Beликая музыка помогала ему думать. Он вернулся к столу и поставил первую дискетку.

Предстояло прослушать и переварить довольно большой объем информации.

Обычно журналисты заносили в свои компьютеры все, что касалось темы статьи, все материалы, по которым статья готовилась. Здесь были десятки цитат, сотни имен, тысячи различных и вроде бы разрозненных и не связанных между собой фактов.

Личные записи на компьютере чем-то напоминали записную книжку, в которой может разобраться только ее владелец. Постороннему глазу они казались сумбуром.

Он работал довольно долго, пока с удивлением не обнаружил, что часы показывают без пятнадцати девять. Он прошел на кухню, включил электрический чайник, после чего решил сделать небольшой перерыв и посмотреть информационную программу. Обычно он смотрел несколько информационных передач на русском языке и ночные новости Си-эн-эн на английском. Иногда позволял себе смотреть Би-би-си, эта станция давала в большом объеме европейские и мировые новости.

Американцы были зациклены на своих собственных новостях. Даже крупные международные новости они подавали как гарнир к событиям в самих Штатах.

Американцы, очевидно, искренне считали, что весь мир должны волновать в первую очередь только их проблемы. Хромала у них и оперативность и глубина анализа, не было оригинальной интерпретации случившегося, дискуссионного подхода к фактам и событиям.

В десять вечера он вернулся за свой рабочий стол. Количество информации росло, и многие интересные версии приходилось отбрасывать. Он был похож на золотоискателя, промывающего тонны золотоносного песка. Некоторые записи были настолько интересны, что он снова и снова возвращался к ним, проверял факты, обдумывал их.

Когда к шести часам утра он закончил работу, за окнами было уже светло. Он закинул руки за голову, затем поднял их вверх. Встал, чтобы пройтись по комнате. Кое-какие соображения у него уже появились. Наступало утро нового дня.