Виктор Стрелков - «Прыжок на юг» Страница 16

Подполковник снял трубку телефона.

— Алло! Управление? Трегубов говорит, соедините меня с шестым... Алло! Вас опять беспокоит подполковник Трегубов... Здравствуйте... Я опять по тому вопросу. Потерпеть?! Но вы понимаете, что я не учился в ГИТИСе?! Да, не учился, а теперь поздновато! И кроме того, у меня не экспериментальный полигон! Я понимаю... Хорошо! Спасибо. — Он повесил трубку.

К вечеру Трегубов вызвал майора.

— Ну, как машина, в порядке?

— Так точно, товарищ подполковник! Спасибо, что доверили мне машину, на которой, — он глотнул воздух, — летал мой брат.

— Машина готова к полету? — почему-то хмурясь и упираясь взглядом в стол, спросил Трегубов.

— Так точно!

— В семнадцать ноль ноль вылетите в квадрат «4 А». Будете патрулировать. Высота 4 тысячи. С полным боекомплектом.

— Патрулирование в составе звена?

— Нет. Одиночно. Можете идти.

...Приземистые, косокрылые истребители стояли ровными рядами. При взгляде на них казалось, что это овеществленная, застывшая стремительность.

Летное поле было почти безлюдно, только возле одного истребителя, на крыльях и фюзеляже которого стояла цифра «4», возились три человека.

Майор в полной летной экипировке неторопливо прогуливался неподалеку.

— Ну как, готово? — спросил он, подходя к самолету.

— Сейчас, товарищ майор, — ответил ему голос из кабины.

— Четверка! Чет-вер-ка! — послышался крик.

По полю бежал к самолету человек.

— Что такое? — недовольно спросил майор.

Человек подбежал, запыхавшись...

— Товарищ майор, вас вызывает командир!

— Через три минуты вылет, — буркнул майор. Он на секунду замешкался.

— Готово! — сказал в это время механик, выпрыгнув из кабины.

Майор решительно шагнул к самолету, поднимаясь в кабину, сказал:

— Передайте подполковнику, что после полета я явлюсь.

Он хотел уже закинуть ногу в кабину, но один из механиков придержал его:

— Нельзя нарушать приказ командира! — громко сказал он.

Но майор скрылся в кабине.

— Спокойно! — услышал он. — Машина подняться не может. Вылезайте.

В кабине сухо щелкнул курок пистолета.

— Сволочи! — глухим нутряным голосом крикнул «майор» и тяжело спрыгнул на землю.

— Следуйте вперед! — коротко бросил один из механиков.

«Зюд-Шпрунг»

Прямо из аэропорта генерал Сазонов приехал в Управление.

— Ну, Поддубный, прибыл на твой бенефис. И с подарочком! — он хитровато подмигнул Дорохову, похлопывая по объемистому портфелю.

— Кончили комедию. Мне, честно говоря, она уже надоедать начала, — сказал Дорохов.

— Ничего, Поддубный! Выдержка — главное! Уже допрашивали?

— Нет, вас ждали, Николай Самойлович!

— Свидетелей всех собрали?

— Всех. Думаю, будет достаточно.

— Ну, что ж, покажите мне моего знакомца.

Дорохов снял трубку телефона:

— Приведите арестованного!

Через несколько минут вошел лейтенант.

— Разрешите ввести? — спросил он.

— Давайте, — ответил Сазонов.

Лейтенант приоткрыл дверь, сделал знак рукой.

Дверь широко открылась. Первым вошел Глазунов, за ним шли два конвоира.

— Садитесь, побеседуем! — сказал Сазонов, указывая на стул.

Глазунов сел, прямой, как столб, спросил:

— Курить можно?

— Курите.

Глазунов вынул сигареты, не спеша закурил.

— Чему я обязан быть здесь? — с холодной вежливостью спросил он, наблюдая за дымовым колечком.

— Атака — лучший способ обороны, это так, но задавать вопросы все-таки будем мы, — совершенно спокойно ответил Сазонов. — Товарищ генерал, начинайте допрос! — добавил он, обращаясь к Дорохову.

— Лейтенант Сенин, записывайте, — сказал Дорохов сидевшему за соседним столом офицеру.

— Ваша фамилия, имя и отчество? — спросил Дорохов.

Глазунов затянулся, его кадык двинулся к подбородку.

— Глазунов Петр Аверьянович, — ответил он.

— А точней? — немного склонив голову набок, спросил Дорохов.

— Не понимаю! — Глаза арестованного блеснули сухо и зло.

— Хорошо. Год рождения, род занятий?

— 1918 год, военнослужащий.

— Какой армии? — вставил Сазонов.

— Что за глупости?! — вскипел майор.

— Фамилия Глухов вам знакома?

— Нет! — резко ответил Глазунов.

— А Казанова вы знаете?

— Нет.

Дорохов поднял трубку телефона:

— Попросите третьего.

Майор, закурив новую сигарету, косил глазами на дверь.

Вошел Казанов.

— Арестованный, этого человека вы видели раньше? — Дорохов рукой показал на вошедшего.

— Нет, никогда!

— Капитан Поляков, — сказал Дорохов, обращаясь к мнимому Казанову, — вы знаете этого человека?

— Да, товарищ генерал! Это — Глухов. Во всяком случае, он представился мне как Глухов.

— Когда вы познакомились с ним?

— Второго октября он встретил меня в аэропорту. В номере н-ской гостиницы Глухов поручил мне немедленно выехать в Е. с целью убийства старшего лейтенанта Николая Аверьяновича Глазунова.

— Вы не припоминаете этого случая, Глухов?

— У кого вы спрашиваете? — спокойно сказал майор.

— Факты потом, генерал! — Сказал Сазонов. — Поговорим пока о настоящей фамилии. — Он выразительно глянул на майора. — Вы продолжаете утверждать, что ваша фамилия — Глазунов?

— Да.

Сазонов кивнул Дорохову: «Давайте!»

— Первого пригласите! — коротко приказал Дорохов.

Лицо арестованного опять насторожилось. Дверь открылась. Вошел майор Глазунов. Губы арестованного слегка дрогнули и сомкнулись.

Глазунов приложил руку к козырьку:

— Товарищ генерал-лейтенант, майор Глазунов прибыл по вашему приказанию!

— Садитесь, товарищ майор, — сказал Сазонов и обратился к арестованному: — Вы знаете этого человека?

Тонкие бескровные губы разомкнулись только на миг:

— Нет.

— Хорошо. С показаниями майора Глазунова, вашего абсолютного тезки, мы вас ознакомим потом. А сейчас скажите, не припоминается ли вам... ну, скажем, такая фамилия: Курасов?

Желваки подкатились к самым ушам, и там застыли:

— Нет!

Сазонов кивнул Дорохову, тот опять вызвал кого-то по телефону.

Опираясь на руку офицера, вошла дряхлая старушка, просто, по-деревенски одетая. Ее усадили на стул.

— Как ваша фамилия, бабушка? — спросил Дорохов.

Старуха дрожащей, морщинистой рукой отодвинула платок, прикрывавший уши:

— Ась?

— Фамилия, бабушка, — наклоняясь к ней, сказал офицер

— Мое фамилие, детынька?

— Да, бабушка!

— Курасова я, Пелагея, — проскрипела старушка.

— Вы эту гражданку видели когда-нибудь? — спросил Дорохов, обращаясь к мнимому Глазунову.

— Никогда! — отчеканил тот.

Старушка повернулась на его голос и, подслеповато прищурясь, всплеснула руками, по-старушечьи запричитала:

— Ах, батюшки! Вить это он, ирод окаянный, Пашка Веберов... Змея подколодошная... Ах, батюшки, товарищ командир! Вить Пашка это! Чтоб ему пусто было анчихристу. Позор поклал на наше фамилие. Ах, висельник!.. Тьфу в твои гляделки... Выкормила изменника непотребного...

— Скажите, бабушка, с какого времени вы знаете этого гражданина? — спросил Сазонов.

— Пашку-то?! Да вить с какого же? Как стали мы колгос гарнизовать. Отец-то его, Ганька Вебер, из колонистов... В той год, как гарнизовали, акурат председателя районного Пантюшку Хромова, бают, из ружья застрелил. Ну и забрали его в гепею. Опосля, бают, к высшим мерам суд присудил его за такое злодейство. А этот, — она протянула трясущуюся руку к арестованному, — вовсе зеленый остался, никак десятый годок в те поры был.

Сродства-то никакого у него не было. А мой-то Ванюшка, царствие ему небесное, бает: «Давай, мол, Пелагея, Пашку-то примем, до ума доведем, мальчонок-то, дескать за отца-убивцу не в ответе. Вот и выпестовали анчихриста окаянного.

Летчиком вить был, на командира выучился. То-то радовались мы с Ванюшкой. Только загодя возгордились. Годов, почитай, двадцать тому, словом, до войны, вызывают Ванюшку в енкеведу, все о Пашке порасспросили, а потом, как ростепель в светлое рождество: „Сбег ваш премок к фашистам!“» — Ее голова мелко затряслась, выцветшие глаза заслезились.

— Ну, бабушка, спасибо. Теперь отдыхайте, — сказал Сазонов.

Молодой офицер помог старушке встать и, придерживая, повел ее к двери.

— Так, Глухов, он же Курасов, — сказал Дорохов. — Что вы скажете об этом?

— Это глупый фарс, генерал, — ответил арестованный. Ни один мускул на его лице не шевельнулся. — Подставные субъекты, выжившие из ума кликуши... Что вы хотите от меня? — Он не повысил голоса.

— Мы хотим, чтоб вы осознали свой проигрыш и, поняв это, открыли ваши битые карты... — Сазонов мгновение помолчал и добавил: — Может быть, в этом — единственная возможность отыграть самое дорогое для вас. Вы меня поняли, Пауль Вебер?