М. Георгиева - Огненные стрелы Страница 18

— Какая именно?

— Вы слишком поспешно делаете вывод, что аппарата нет, потому что не нашли его. А может быть, он все-таки существовал.

— Но я ведь тщательно искал.

— В этом я не сомневаюсь.

— Где же может быть укрыт этот фотоаппарат? Он, бесспорно, должен находиться где-то в вещах убитого. Но я их вчера исследовал сантиметр по сантиметру. Смотрел даже в швах одежды. А раз аппарата нет, следовательно…

— Что ж тогда? Микропленка привезена для другого, убитый был только курьером. Так, по-вашему?

— Именно так! Всякое другое предположение противоречит фактам.

— А вы нашли зажигалку, авторучку, логарифмическую линейку? — Огнянов стукнул пальцем по портсигару, по записной книжке и по алюминиевой рамке.

— Но таких предметов вообще там нет.

— Нет, потому что вы не могли их найти. По всему видно, что они должны были быть. Посмотрите на вещи этого человека! Он курильщик, у него мундштук. Неужели тот, кто носит каждую мелочь в футлярчике или чехольчике, станет закуривать от…

— Может быть, вы правы, — задумчиво произнес капитан Везнев.

— Раскройте еще раз его записную книжку. На последней странице запись сделана чернилами. Посмотрите на внутренний карман его куртки. Край кармана слегка потерт. Это конечно, от авторучки, которую убитый носил с собой. А где же авторучка?

Капитан слушал внимательно. Он уже начал колебаться, но все-таки спросил:

— А откуда вы взяли, что была линейка?

— Вот вам часть ее. — Огнянов подал ему маленькую алюминиевую рамку. — Это движок логарифмической линейки.

Он вынул из ящика стола длинную и узкую коробочку.

— Вот — сравните! Движок!

Капитан вынул из коробки счетную линейку, снял с нее движок, потом осмотрел и привезенную рамку.

— О-о-о! — удивленно воскликнул он.

— Что такое?

— Здесь, кроме пружинки, еще… зубчик.

— А почему зубчик оказался на обыкновенной счетной линейке?

— Не понимаю, к чему он там.

— Ну видите?

Везнев смущенно промолчал.

— Однако, зачем нужна логарифмическая линейка человеку, который, судя по паспорту, агроном? — продолжал Огнянов.

— Не могу понять.

— Ага, вот видите!..

Везнев опять ничего не ответил.

— Конечно, вы не нашли зажигалку, авторучку и линейку не потому, что искали, спустя рукава, а потому, что… их кто-то взял еще до того, как вы пришли на место.

Везнев напряженно размышлял. Он припомнил следы крестьянской обуви возле самолета, но предпочел ничего об этом не говорить.

— Отчего я прихожу к таким выводам? — продолжал Огнянов. — На основании имеющихся данных. Вот, например, линейка. Она была без коробки. Вероятно, во внутреннем кармане куртки. Когда тело выпало из самолета, линейка полетела вперед, порвала карман, а движок застрял в подкладке кармана. Линейка не такая маленькая штука, вы не могли бы не найти ее, если бы она не была до вас взята кем-то.

— Это те двое! — вырвалось у капитана Везнева.

— Какие двое? О ком вы говорите?

— На месте падения самолета, — смущенно произнес капитан, — милиционер застал двух местных крестьян, пришедших раньше него.

В эту минуту вошел лейтенант Косев, раскрасневшийся, с капельками пота на лице. Огнянов, как ни был поглощен работой, встретил его теплой улыбкой. К юному лейтенанту он испытывал особые симпатии, может быть, потому, что это был самый младший из его помощников.

— Ну как? Проверили?

— Да, проверил. Опять получается тридцать человек, — отвечал Косев.

Изучив доклад, привезенный лейтенантом из поездки на завод в Русе, Огнянов поручил ему продолжить разведку и подробно выяснить, какие работники завода № 36 приезжали в Русе 22 февраля.

Лейтенант собрал сведения и составил список тридцати человек — отличившихся на производстве рабочих, техников и инженеров, которые совершили поездку по Болгарии в одном из заводских автобусов, побывали в Пловдиве, Тырнове, Коларовграде, Русе, Плевене и посетили в этих городах некоторые заводы. Огнянова озадачило, что в пропуске, выданном на заводе сельскохозяйственных машин в Русе, было написано: инженер Михайлов с группой из 30 человек с завода № 36. Выходило, что посетителей было всего 31: Михайлов плюс 30 человек; но возможно, в пропуске была ошибка, и их было всего 30, включая руководителя группы.

Подполковник велел проверить на заводе № 36, сколько именно человек участвовало в поездке.

Теперь он быстро стал отдавать новые распоряжения.

— Вы, капитан Везнев, продолжайте работу по установлению самоличности убитого и проверьте данные по паспорту. Не забывайте, что убитый был левша, он держал папиросы в левой руке, и что у него на груди татуировка — две буквы. А я во второй половине дня проеду в Русе и оттуда — в Коларовград. На обратном пути поищу микрофотоаппарат.

— А моя задача? — нерешительно задал вопрос Косев.

— Вы поедете со мной!

Лейтенант радостно улыбнулся.

Дежурный на заводе сельскохозяйственных машин в Русе, маленький старичок в высокой барашковой шапке и в очках, с длинными седыми усами, долго рассматривал паспорт, поданный ему человеком в кожаной куртке.

— Что такое? Может быть, уже слишком поздно? — нагнулся к окошечку подполковник Огнянов.

— Тебя я пущу хоть в полночь, без паспорта, — посмотрел на него дежурный.

— Почему?

— Потому что знаю тебя.

В голосе старика была легкая дрожь.

— Здесь, отец, дело не в знакомстве.

— Как дело не в знакомстве, Боян?

«Боян» была партизанская кличка Огнянова.

Он присмотрелся к старичку:

— Дед Петр!

Конечно, это был он. Огнянов хорошо знал старика. Их связывали давние, дорогие обоим воспоминания. Зимой 1944 года Боян и двое других партизан были тяжело ранены в перестрелке. Почти целый месяц они отлеживались в селе Кричим, в доме деда Петра. Старик ухаживал за всеми тремя, как за родными детьми, скрывая тщательно от них, какие опасности ему угрожали и каких трудов ему стоило добывать пищу и лекарства для раненых. Когда, выздоровев, они вернулись в отряд, с ними пошли в партизаны и двое старших сыновей Петра, а три месяца спустя оба они были убиты в сражении с жандармским отрядом.

Огнянов быстро прошел во двор и открыл двери кабинки проходной. Он обнялся с дедом, встретившим его на пороге. Дед разрыдался: он вспомнил об убитых сыновьях.

— Что ты здесь делаешь? — спросил подполковник, когда старик успокоился.

— Работаю. Мой сын, самый младший, поступил на завод. Я остался совсем один. Дай, думаю, и я пойду, чего мне сидеть бобылем дома. Ну и дали мне работу. А ты чего сюда, верно, по делу?

— Да вот, кажется, дело, по которому я приехал, начнется с тебя, — засмеялся Огнянов.

— С меня? Как так с меня?

— Ты выписал этот пропуск?

Подполковник подал ему корешок пропуска от 22 февраля.

Старик долго рассматривал через очки.

— Да, я.

— Ну, так слушай, дед Петр. Тут к вам приезжала большая группа людей с другого завода. Было это в воскресенье, 22 февраля. Приехали они на желтом автобусе, человек тридцать.

— В какой день, не помню, а группу помню. Наш один инженер их привел.

— В пропуске ты написал, что приехало 30 человек.

— Да столько их было.

— Точно? Ты уверен?

— Да уж верное дело.

— Вместе с руководителем, всего тридцать?

— Нет, руководитель сверх того. Я записал его имя.

— А ты их всех хорошенько пересчитал?

— Да как же можно без этого? — обиделся старик. — Известно, пересчитал. Для этого я тут и поставлен. Один хлопец, строптивый этакий, упрямился: лучше, говорит, пересчитай нам ноги и раздели на два. Ну, да я тоже за словом в карман не полезу. — Нельзя, говорю, так счет не выйдет. — Почему? — А потому, отвечаю, что на тебя четыре ноги причитается, да еще и с копытами. А когда выходили, опять я их пересчитал. Хотел показать мальцу, как службу надо справлять.

— Так… А сейчас можно войти? Вместе с товарищем… — и Огнянов показал рукой на Косева, ждавшего снаружи.

— Иди, Боян, для тебя всегда открыто.

Директор завода сердечно принял гостей.

Все же кроме того, что ему рассказал дед Петр, ничего существенного Огнянов не мог узнать. Он выяснил, что 22 февраля директор завода дал разрешение группе работников завода № 36 посетить некоторые цехи. Инженеру Тодорову было поручено принять и сопровождать группу. Огнянов попросил вызвать инженера, но тот оказался в заграничной командировке.

Однако вечером, совсем неожиданно, Огнянов узнал нечто весьма важное.

Он пошел вместе с Косевым в маленькую квартирку деда Петра. Там был и сын старика. В этом рослом юноше с умными глазами и несколько покатыми плечами Огнянов с трудом узнал мальчика, который когда-то, десять с лишним лет назад, бессменно дежурил у окна, охраняя странных гостей — трех перевязанных дядей, прятавшихся у них в сарае. Косев же тотчас узнал в нем Петрова, комсорга механического цеха, с которым познакомился два дня назад.