Питер О`Доннел - Модести Блейз Страница 18

Модести прилежно изучала кончик своей сигареты, а Вилли невозмутимо смотрел в потолок.

— А Второй отдел знает о его существовании? — осведомилась Модести.

— В том-то все и дело, что знает. Мы используем Хагана совместно. Это не совсем обычное соглашение, но оно тем не менее работает. У меня есть разрешение Рене Вобуа использовать его в этом деле. Вообще-то Хаган любит делать все по-своему, но я направил ему распоряжение подчиняться вам, милая Модести.

— Если он не забудет о вашем указании.

— Мне кажется, вы сделаете все, чтобы у него память работала нормально, Модести. Надеюсь, вы с ним сработаетесь.

— Да. — Модести соскользнула с табурета, аккуратно затушила сигарету в пепельнице и добавила, лукаво покосившись на Тарранта: — Может быть.

Глава 7

Поль Хаган тщательно прицелился и взмахнул рукой. Металлический шар, описав в воздухе дугу, со звоном ударился о шар Перрье, отчего тот отлетел в сторону. Другие игроки одобрительно зашумели.

— Вот и все! — сказал Хаган, собрал шары, пожал руки игрокам и направился к табачной лавке. Там он отдал шары ее владелице, после чего двинулся через оживленный рынок вверх по склону.

Это был худощавый человек лет тридцати восьми. Рост — шесть футов с небольшим; спокойные проницательные глаза. По-английски он говорил с южным акцентом, чуть растягивая слова. У него было две страсти — писать картины и жить рискованно. Мужчины его побаивались. Женщинам, напротив, он очень нравился. Они любили в нем сочетание жесткости и чувствительности, соединение художника и пирата.

Через пять минут он оказался возле двухэтажного дома, где снимал трехкомнатную квартиру на верхнем этаже. Поль стал подниматься по ступенькам, нашаривая в кармане ключ.

Входная дверь вела в большую комнату, где у него была мастерская, — светлая, заставленная холстами. Половина мастерской одновременно служила и столовой. У стены стоял раздвижной овальный стол. Из мастерской в кухню вела дверь, а Дальше шел коридор, из которого можно было попасть в ванную и в обе спальни.

Окинув взглядом мастерскую, Хаган убедился, что в ней царит полный кавардак, но попытка прибраться была бы лишней тратой времени. От перестановки предметов беспорядок не исчезал. Слава богу, там хоть было относительно чисто.

На мольберте у окна был закреплен чистый холст. На этой неделе Хаган собирался начать новую картину. Пока же она росла в нем самом. Но теперь, похоже, воплощение замысла придется отложить, подумал он.

Он взглянул на часы. До встречи еще два часа. Возбуждение, в котором он жил последние тридцать шесть часов, стало стремительно нарастать, и он почувствовал, что у него пересохло в горле.

Он пошел на кухню, извлек из холодильника бутылку кока-колы, открыл ее. Налив в стакан на два пальца водки, он добавил туда кока-колы. Коктейль приятно освежал. Хаган чуть помедлил на пороге. Свежий хлеб, фрукты, в морозильнике полно мяса, есть консервы, молоко, масло, сыр. Вроде бы ничего не забыл.

Он вернулся в мастерскую со стаканом в руке и вдруг остановился как вкопанный. Пустой холст исчез. Вместо него на мольберте стояла картина с изображением обнаженной девушки. Она сидела на кровати, на голубом покрывале. Поза поражала абсолютной естественностью. Она чуть наклонилась, опираясь на вытянутую руку, слегка согнув ноги, полусидя-полулежа. Чуть повернув голову, она смотрела прямо на зрителя. У нее были черные волосы, зачесанные в шиньон. Лицо дышало спокойствием, темные глаза излучали тепло и сообразительность. Тело отличалось упругостью, груди были округлыми и полными. Плечи могли показаться чуть широковатыми для девушки, но вполне гармонировали с фигурой, плавно переходя в длинную гладкую шею. Картина была не окончена. Время от времени Хаган брал кисть и стоял перед холстом, надеясь довести дело до конца, но всякий раз снова откладывал. Левая рука девушки, покоившаяся на бедре, оставалась недописанной.

Главным в картине, тем, что Хаган так хотел передать, было то, что девушка словно и не подозревала о своей наготе. В ее лице не было и намека на смущение — как не было в нем и нахальной беззастенчивости. Ей вообще не приходило в голову обращать внимание на то, одета она или раздета.

Хаган вздохнул, поставил стакан. Затем сказал, по-прежнему глядя на картину:

— Выходи, хватит прятаться.

Из коридора, что вел в спальни, тихо послышался голос:

— Прошу прощения. Ты уж извини, что я появилась до того, как ты завершил работу над картиной, Поль.

Он повернул голову, увидел ее и почувствовал, как прежний пожар разгорается в нем с новой силой. На гостье были белые туфли на низком каблуке, белая блузка и серая юбка — дешевые, но смотрелись отлично; шиньон был кое-как скреплен на макушке. Она выглядела как тысячи француженок, причем не из числа туристок, а местные.

Хаган посмотрел на картину, потом на девушку. На его лице не отразилось никаких эмоций.

— Мне самому стало очень грустно и даже больно, — сказал он, — когда я узнал, что девушку, за которой я ухаживал две недели в Париже, звали не Люсиль Бушье, а Модести Блейз.

— Ну а потом какие же чувства ты испытал? — осведомилась она, пристально глядя на его выразительно очерченное лицо.

— Сейчас скажу. Я чувствовал себя сбитым с толку, жалким как мокрая курица. Это длилось ровно пять минут. Потом я рассмеялся. В прямом смысле слова. И сказал себе: «Ну и что, дружище Хаган? В конце концов, ты же неплохо провел время».

Бесстрастная маска уступила место улыбке. Он явно расслабился, Модести Блейз облегченно вздохнула.

— Значит, никаких обид? — спросила она.

— С моей стороны никаких. Правда, моему боссу было не до смеха. Возможно; ты помнишь, что тогда я работал в организации «Интернэшнл даймонд секьюрити», которая обеспечивала безопасность бриллиантов.

— В этом-то и была вся прелесть, — отозвалась Модести Блейз, и в ее улыбке мелькнуло нечто похожее на извинение. Она взяла его под руку, и они вместе уставились на картину.

— Вся прелесть, — произнес он, глядя на картину. — Тогда ты обеспечивала вывоз партии алмазов из Сьерра-Леоне, и тебе нужно было выведать у меня все насчет наших контрмер. — Хаган взял ее за плечи, повернул к себе лицом и спросил: — Но неужели ничего, кроме этого? Неужели ты только морочила мне голову из-за этих стекляшек?

Она обняла его, взъерошив волосы на затылке, внимательно следя за его взглядом.

— Ну, по крайней мере, сегодня я не провожу никакой контрабанды. Можете обыскать меня, если хотите, начальник.

Он коснулся ее бедер, потом руки медленно скользнули вверх, и, почувствовав под ладонями ее груди, он долго вглядывался ей в глаза, словно пытаясь прочитать, что у нее на уме.

— Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что сейчас нам придется проделать все самым тщательным образом, мэм, — сказал он. Его голос был тих, но внутри у него все напряглось. — Вынужден просить вас проследовать в помещение для личного досмотра. Вам придется снять все, даже трусики.

— Разумеется, начальник. Главное, чтобы вы остались довольны.

В любви она была на удивление изобретательна и неистощима. Модести пользовалась своим великолепным телом без каких-либо стеснений и ограничений — она радостно отдавала себя, причем с поразительной покорностью — и настоятельно требовала его приказаний. То, как она покорялась и покоряла, наполняло Хагана неизъяснимым ликованием, потрясало его до самых основ.

Он блаженствовал и удивлялся, что эта загадочная поразительная женщина находится рядом с ним, что ее можно осязать, погружаться в нее, уносясь в неизведанные миры.

Потом она тихо лежала у него на плече, положив руку на грудь. Тонкие полоски солнца проникали через жалюзи спальни, золотили ее длинные ноги.

— Таррант, — сказал Хаган и засмеялся. — Господи, он просто рехнулся бы, если бы узнал, каким образом мы приступили к выполнению его задания.

— Мы ещё не вышли на ринг. Пока что мы только выжидаем. — Она тихонько постучала по его груди кулачком. — Может, ты знаешь более удачный способ ожидания?

— Лучшего способа не изобрести. Но только скажи на милость, чего мы ждем?

— Вилли Гарвина.

Хаган сел, удивленно уставясь на нее:

— Он едет сюда?

— Он уже здесь. Мы прилетели ранним рейсом — часа за два до того, как предполагали. Вилли сумел отомкнуть твои запоры. Его сумки в маленькой спальне. А мои вон там, в углу.

Хаган потер лоб и сказал:

— У меня до этого были кое-какие вопросы, ну да теперь я начинаю кое-что понимать.

— Отлично. — Модести потянулась, потом снова откинулась на подушку. Несколько минут она пребывала в состоянии полной расслабленности, затем встала и подошла к одному из чемоданов в углу. Хаган наблюдал за ее движениями, за игрой мускулов и сухожилий глазом художника. Она же подняла чемодан, поставила его на стул, открыла. Хаган тоже встал, надел брюки, рубашку, сунул ноги в коричневые сандалии.