Питер Джеймс - Шпионский тайник Страница 19

За аэропортом Кеннеди строения исчезли совсем, и мы оказались вдруг на открытой местности Лонг-Айленда – с деревянными разделительными барьерами и элегантными каменными мостиками, пышной зеленью и изысканными белыми домиками, прячущимися за деревьями. Все здесь дышало крепким, бодрящим ароматом свежего воздуха, влажных деревьев и больших денег.

Недавний снегопад обошел этот район стороной, хотя кое-где и виднелись белые островки. Как бывает всегда, когда выезжаешь из большого города, я испытал чувство облегчения, а созерцание тихих пейзажей после лезущих вверх и во все стороны когтей Нью-Йорка лишь усилило ощущение.

Парень в билетной кассе на пароме на Файр-Айленд взглянул на меня раз, другой, третий, потом пожал плечами. На нем была флисовая парка, и он постоянно прихлопывал руками в толстых шерстяных рукавицах, проклиная неработающую плиту и поглядывая с сомнением и опаской на темнеющее небо. Да, паром ходит. Как часто, он понятия не имеет. Сейчас не сезон, и сообщение нерегулярное, не то что летом. Последний ушел около часа назад и вроде бы не затонул. Когда вернется? А кто его знает? Если погода не ухудшится, то я могу рассчитывать перебраться на Файр-Айленд в ближайшие два-три часа. Обнадежив меня таким вот образом, он указал на выкрашенную белой краской лачугу с двумя окнами, дверью и вывеской со словами «Клэм-бар Порки» над покатой шиферной крышей, где я мог бы скоротать время.

Внутри было тепло, горел огонь. Тесно составленные деревянные столы и стулья; потолок с открытыми деревянными балками; клетчатые, голубые с белым, ситцевые занавески и длинный, во всю стену, бар, заставленный подносами с черничными маффинами и, как свидетельствовала карточка на стене, домашнего приготовления пончиками. Хватало здесь и артефактов, поддерживающих тему моря и морепродуктов: настольные лампы с изображениями лобстеров и раковин; растения, свисающие с потолка на веревочных кашпо; карта старого Лонг-Айленда и прибитый к деревянной доске двадцативосьмифунтовый лобстер. Написанные от руки таблички на стенах сообщали, что «здесь готовят моллюсков, которые прославили Лонг-Айленд», а «рутбир подается в замороженных кружках». Присутствовало и то, без чего уже не обходился ни один претендующий на роскошь американский ресторан, – вода «Перрье».

Я заказал пиво и ракушки. Мальчонка в бейсболке, сидевший на барном стуле и тыкавший ножом в подставку для пивной кружки, принял заказ и тут же умчался в кухню, крича во весь голос, что «там леди хочет, чтоб ее обслужили».

Некоторое, довольно продолжительное, время спустя девочка в матросской форме положила на стол что-то завернутое в фольгу, развернула, и я увидел огромную гору беловато-бежевых ракушек самого разного размера, от средних до больших, и из каждой высовывалось нечто серое и сморщенное, отдаленно напоминающее слоновий хобот. По разделу привлекательности блюд лонг-айлендские пропаренные ракушки должны возглавлять список десяти самых отвратительных созданий, подлежащих съедению человеком. Что же касается вкуса, то тут у них конкурентов мало.

Я поднял голову – мальчишка в бейсболке и девочка смотрели на меня с нескрываемым любопытством. Не говоря ни слова, я взялся за вторую ракушку, когда услышал смешок. Другая девочка в матроске спряталась за дверью, но потом осторожно выглянула.

Для того, кто хотел оставаться незамеченным, мое путешествие на Файр-Айленд началось не самым удачным образом.

Погода улучшилась, и вскоре, как и предсказывал билетер, я уже сидел в нижнем, закрытом, отсеке парома, с внушающей беспокойство натугой пробивавшегося к цели через волнующийся океан. Время от времени, когда судно ныряло носом, вдалеке проступал мутный силуэт острова. Я смотрел на потолок, почти полностью скрытый оранжевыми спасательными жилетами, и не знал, радует меня факт их наличия или скорее тревожит.

Компанию мне, не считая штурмана, плотного бородача с толстой сигарой в зубах, напоминавшего моряка с рекламы Джона Плейера, и стоявшего с ним на мостике юнца, составлял один-единственный пассажир – пожилая женщина в фиолетовом макинтоше и с тремя миниатюрными пуделями, которых она держала на поводках. С ними она обсуждала детали поездки, им указывала на какие-то интересности и с ними говорила о запланированном на обед стейке. Звали пуделей Тутси, Попси и Беби.

Прибытие парома в порт Оушн-Бич не вызвало среди островитян большого волнения. Парень в спецовке, вышедший из-под навеса, растянувшегося во всю длину причала, с видимой неохотой поймал брошенный юнгой канат и быстренько закрепил его на швартовой тумбе.

Сильно похолодало, и я, едва ступив на берег, ощутил силу пронизывающего ветра и вгрызающейся в каждый дюйм тела сырости. Энтузиазма в отношении всего предприятия заметно поубавилось. Все летнее очарование Оушн-Бич, если таковое и присутствовало, исчезло с наступлением зимы, угрюмый пейзаж напоминал заброшенную киноплощадку с оставленными за ненадобностью декорациями. Уныло хлопал укрывавший лодки брезент, постанывали фалы, удерживая на месте пришвартованные и беспокойно подрагивающие катера и крохотные яхты, на другой стороне автопарка ржавели четырехколесные тележки, ждущие следующей весны, когда вернувшиеся хозяева снова загрузят их багажом и провизией.

Я обошел городок в поисках открытого магазина. Вывеска в одной витрине гласила: «Веселой зимы – увидимся весной. Ларри и Дон». Под надписью один молодец в спортивных доспехах тащил другого, устроившегося в детской тележке. Где-то хлопнул ставней ветер, и стайка встревоженных чаек тут же отозвалась пронзительными, хриплыми криками. В агентстве по недвижимости несколько человек пили кофе. Я прошел мимо и направился к универсальному магазину.

Женщина за прилавком, бодрая старушка, судя по ее энтузиазму, уже несколько дней не контактировала с представителями человеческого рода. Разразившись десятиминутным монологом, она успела затронуть такие темы, как погода, общее состояние и ход ремонта набережной, а также опасное разрушение дорог вследствие увеличивающегося количества велосипедов. Остановить ее было невозможно, и к тому моменту, когда она наконец умолкла, я знал об острове все, за исключением того единственного объекта, который представлял для меня интерес: дома под названием Коконат-Гроув на Дюнвей-авеню. Вот тут файр-айлендский фонтан знаний споткнулся. Она лишь сообщила, что дом принадлежит кому-то, кто, как ей представляется, живет в Нью-Йорке и снимает его через какое-то агентство. Прошлым летом дом по большей части пустовал, хотя иногда в нем и появлялся высокий блондин, то ли Харрис, то ли Харриман. Иногда он приезжал один, а иногда с другим мужчиной. По магазинам ни тот ни другой не ходили и никакого интереса к общественной жизни острова не проявляли. Она спросила, не подумываю ли я арендовать Коконат-Гроув. Я ответил, что, по слухам, объект собираются выставить на продажу, и мне хотелось бы на него взглянуть.

Женщина подробно – пожалуй, даже слишком – расписала, как туда попасть. Я поблагодарил ее и тронулся дальше. Объявление на окне деревянного полицейского участка предупреждало о необходимости покупки лицензии на велосипед. Другое, большое и установленное на самом виду, извещало, что на пляже запрещается есть, пить и переодеваться, что использование радиосредств регулируется и что мне надлежит самому убирать за своей собакой. Похоже, население Файр-Айленда плохо представляло жизнь без объявлений.

Миновав водоочистительную станцию, я вдруг обнаружил, что оказался за городом. Передо мной лежала длинная бетонированная дорожка, обсаженная с обеих сторон вечнозеленой растительностью – соснами, пихтами, падубами. Если кто-то задумал устроить засаду, лучшего места было не найти. Я порадовался, что потрудился замаскироваться, но понимал – как понимал это и тот, кто мог сидеть в засаде, – что любителей оздоровительных прогулок по острову в такое время найдется не много.

Я поглубже сунул руку в карман пальто и крепко сжал рукоятку пистолета, положив палец на предохранитель. Некоторые агенты не любят носить оружие, но я не из их числа. Другие предпочитают держать при себе что-то незаметное и скромное – на мой же взгляд, пушку лучше иметь на размер больше, чем на размер меньше.

Нам позволено выбирать оружие по своему вкусу, и в данный момент моей спутницей была «Беретта-93R» – один из самых современных пистолетов из представленных на рынке. В магазине пятнадцать или двадцать девятимиллиметровых патронов «парабеллум». В полуавтоматическом режиме пистолет выстреливает по одной пуле, в автоматическом стреляет короткими очередями по три пули. При наличии достаточного боезапаса в минуту можно выпустить сто десять пуль – вполне достаточно, чтобы выпутаться из сложной ситуации. В качестве дополнительного гаджета предлагается вторая рукоятка перед спусковым крючком – для более точного ведения огня из положения с двух рук. Оружие это почти такое же точное и мощное, как автомат, и к тому же легко укладывается в плечевую кобуру под левой подмышкой. При необходимости кобура легко разбирается и собирается заново таким образом, что со стороны все напоминает кинокамеру с приставной пистолетной рукояткой – незатейливо и обманчиво, до такой степени, что на удочку попадаются даже инспектора безопасности воздушных линий.