Джесси Келлерман - Чтиво Страница 19

Неизменными остались только эскортессы — милые, симпатичные дамы от тридцати пяти до шестидесяти, заядлые книгочеи. В аэропорту эскортесса поджидала Пфефферкорна у выдачи багажа, держа в руках опознавательный знак — его роман. Улыбки, радость от встречи. Затем круиз по местным книжным магазинам и раздача автографов. За обедом дама ахала над свадебными фото дочери Пфефферкорна. Потом второй автографический раунд, а затем двухчасовой перерыв, дабы гость принял душ и побрился. Вечером эскортесса везла его на читку, а утром прибывала ни свет ни заря, чтобы сопроводить в аэропорт. Пфефферкорн был признателен этим женщинам, оживлявшим утомительную рутину.

Аншлаг на каждой читке внушал определенный оптимизм. Издатели стенали, что читающей публики все меньше и она неудержимо стареет. Через пару лет, предрекали они, книжный рынок исчезнет. Однако встречи с разношерстными поклонниками убеждали, что дела не так уж плохи.

Пфефферкорн отвечал на вопросы.

— Что вдохновило на роман?

Да как-то все само собой получилось, говорил Пфефферкорн.

— Наверное, перелопачиваете гору материалов?

Стараюсь в них не зарываться, отвечал Пфефферкорн.

— Что ждет Гарри Шагрина?

Пусть это будет сюрпризом, говорил Пфефферкорн.

В отель он возвращался без сил. Заказывал ужин в номер и облачался в халат, собираясь с духом для самого мучительного за день — чтения газет.

Бостон, Провиденс, Майами, Вашингтон, Шарлотт, Чикаго, Милуоки, Миннеаполис, Сент-Луис, Канзас и Альбукерке обошлись без несчастий. «Может, ошибся? — думал Пфефферкорн. — Может, я не в ответе за Злабию?» Перелет в Денвер. По телефону дочь сообщила, что получен столовый гарнитур. Сказала спасибо и посетовала, что подушки для будуара, изготовленные по спецзаказу, вышли дороже, чем она рассчитывала. Пфефферкорн обещал оплатить разницу своей кредиткой. Дочь вновь поблагодарила и просила беречься напастей. «Так это я и есть, — бормотал Пфефферкорн, водя пальцем по колонке „Международные новости короткой строкой“. — Мистер Напасть». Перелет в Феникс. Хозяйка специализированного магазина детективов, прелестная насмешница, повела гостя в полинезийский ресторан. Всю трапезу Пфефферкорн угрюмо безмолвствовал и смотрел мимо спутницы, потягивавшей коктейль «маи-таи». Телевизор над барной стойкой был настроен на кабельный новостной канал. Пфефферкорн ждал, что вот-вот появится титр «ЭКСТРЕННОЕ СООБЩЕНИЕ». Перелет в Хьюстон. Владелец независимой книжной лавки преподнес свою кружку с логотипом и руководство, которое он считал «поганейшей, но лучшей книжкой года». Называлось оно «Чадо-Гами: 99 потешных фигур, какие можно сложить из вашего младенца». Пфефферкорн запихнул презент в сумку, намереваясь глянуть на пути в Сиэтл, но так и не раскрыл. Всю дорогу штудировал три газеты. Он выискивал статьи уже не только о Злабии. Всякая плохая новость таила в себе обвинение. В Индии прорвало плотину, шестьдесят тысяч человек остались без крова. Его рук дело? Ближний Восток искрил и содрогался. Из-за него? В Южной Америке мятежники подступали к столице, в Африке ежечасно умирали миллионы безымянных людей, — возможно, все это устроил он. Потом его осенило, что он наделяет себя неоправданно большой властью (и ответственностью). Кем он себя возомнил? Он не Дик Стэпп. И не Гарри Шагрин. Он лакей, он пешка, отчего соучастие его становится еще гаже. Перелет в Портленд. Эскортесса повела его в лучшую городскую кондитерскую. Он винил себя во всякой катастрофе, случившейся за девятнадцать дней тура. Но знать не дано. Возможно, событие, чем бы оно ни было, уже произошло. Либо случится через месяц, год, два или десять лет. Перелет в Сан-Франциско. Хозяин книжного магазина — милый старик, поклонник оперы. Шел теплый летний дождь, в магазине пахло башмачной кожей. Неряшливый парень в кудлатой бороде посоветовал внедрять в романы марксистские идеи. Пфефферкорн вернулся в отель. В одиночестве поужинал. Затем поднялся к себе, надел халат и растянулся на кровати. Изучил ламинированный список телеканалов. Уйма новостных программ. Включил телевизор и под трансляцию бейсбольного матча заснул.

51

Погиб премьер-министр Западной Злабии Драгомир Жулк. По дороге на службу он был убит снайперской пулей. Одни аналитики считали это воздаянием за покушение на Климента Титыча, другие винили в убийстве группировку отколовшуюся от партии Жулка. В своем коммюнике сама отколовшаяся фракция возложила ответственность на американцев. Госсекретарь США не снизошел до оправданий, но лишь вновь выразил поддержку Восточной Злабии («нашему давнему историческому союзнику») и предостерег обе стороны от применения силы, которое могло бы стать поводом для интервенции. Русские выступили с заявлением, осуждающим «подобные акты террористической агрессии». Шведы учредили комиссию по расследованию фактов инцидента. Китайцы воспользовались суматохой и казнили заключенного диссидента. Выдающийся французский мыслитель написал, что вся ситуация «бесспорно являет собой наглядный пример реакционной политики, применяемой в реальной политике государственного управления в эпоху постструктурализма». Событие стало главной новостью дня.

Пфефферкорн совершенно издергался. Он еле успевал отслеживать пасы всех игроков. К несчастью, — или к счастью, он еще не решил — никто не докопался до истины: Драгомира Жулка убил триллер, именно в тот день занявший верхнюю строчку в списке бестселлеров.

— Доброе утро, — сказала эскортесса. — Кофе?

Пфефферкорн благодарно принял стакан и забрался в дожидавшуюся его машину.

Часом позже в зале ожидания первого класса он читал некрологи, разглядывая зернистую фотографию человека, которого убил. Лысый, сухопарый, темные глазки за толстыми стеклами очков в металлической оправе. Инженер по профессии, Драгомир Ильюх Жулк получил образование в Москве и, вернувшись на родину, участвовал в строительстве местной атомной электростанции. После аварии этот самый маленький в мире реактор был законсервирован. Взбираясь по партийной лестнице, Жулк курировал ядерные исследования, науку, был заместителем премьер-министра, а потом одиннадцать лет сам возглавлял правительственный кабинет. Непоколебимый партийный идеолог, падение Берлинской стены он считал свидетельством того, что русские оказались недостойными наследниками марксистско-ленинского учения. Самой большой его слабостью (если слово уместно) была злабская поэзия. В отличие от премьер-министра Восточной Злабии, Жулк вел аскетический образ жизни и отказался от многочисленной охраны, что на поверку ему дорого обошлось. Первым браком был женат на учительнице, но овдовел. После пяти лет вдовства женился на своей экономке. Детей не имел.

Объявили рейс на Лос-Анджелес. Шагая на посадку, Пфефферкорн бросил газету в урну.

52

К вящей радости Пфефферкорна, в Лос-Анджелесе читка оказалась малолюдной — он хотел как можно скорее покончить с выступлением. Эскортесса отвезла его в ресторан, выбранный Карлоттой. Пфефферкорн сразу прошел к бару и заказал крепкую выпивку. Телевизор показывал злабскую военную хронику. Маршировали войска, ползли танкетки. В углу кадра комментатор пояснял, что Восточную и Западную Злабию разделяет лишь восьмидюймовый бетонный бордюр, возведенный посредине Гьёзного бульвара.

— Следует помнить, — напористо вещал комментатор, — что в той или иной форме конфликт полыхает уже более четырехсот лет. С этнической точки зрения злабы единая нация.

Титр представил его как Дж. Стэнли Хёрвица, доктора наук, автора «Краткой истории злабского конфликта». Казалось, он наконец дождался своего звездного часа и теперь упивается бойней. Ведущий пытался его оборвать, но Хёрвиц стал декламировать длиннющий кусок из какой-то малоизвестной злабской поэмы, которая, судя по всему, и стала причиной раздора. Пфефферкорн попросил переключить канал. Бармен нашел бейсбольный матч. В конце иннинга Пфефферкорн глянул на часы. Карлотта опаздывала уже на полчаса, что даже для нее было слишком. Оставив пиджак на барном стуле, Пфефферкорн вышел на улицу. Домашний телефон Карлотты не отвечал. Мобильник переключался на голосовую почту. Пфефферкорн вернулся в бар и заказал третью порцию, которую постарался максимально растянуть. Потом снова позвонил. Опять никто не ответил. Он ждал уже больше часа. Оплатив счет, Пфефферкорн извинился перед метрдотелем и попросил вызвать такси.

53

Ворота подъездной аллеи к особняку де Валле были открыты. Раньше такого не случалось. Пфефферкорн накренился вперед, подбоченился и стал взбираться по косогору. Крутому. Пфефферкорн вспотел и запыхался. Зачем он отпустил такси, сказав, что дальше пройдет пешком? Может, подсознательно тянул время? Может, уже понял, что его ждет, и не хотел этого знать? Он забирался все выше, уличный шум угас. Деревья, живые изгороди, ворота и глухой оштукатуренный забор исправно охраняли уединенность и покой особняка. Но выполняли и другую задачу. Никто во вселенной не услышал бы крика из дома.