Крыстин Земский - Партитура преступления Страница 2

— Очевидно, придется пойти на сокращение штатов, — заявил один из докладчиков.

Януш Гонтарский, директор Центра технических исследований в Верхославицах, не слушал выступавших, он погрузился в мысли о домашних неприятностях.

В его семейной жизни, с тех пор как Эва перешла из редакции ежемесячного журнала в газету, что-то стало портиться. До этого у нее всегда было время и для него, и для дома. Потом темп работы ускорился, новые знакомые и новые дела совершенно ее поглотили. «Лишь только теперь я поняла, что живу, — неизменно отвечала она на упреки мужа. — Я словно вырвалась из склада рухляди и попала во дворец».

Может быть, и он был частью этого склада рухляди? Он боялся задать этот вопрос, боялся ответа. «Ты можешь говорить только о своем Центре, словно больше ничего на свете не существует, — сказала она как-то. — Или о войне. Но ведь все это уже давно прошло. К счастью. Нельзя жить только воспоминаниями. Ведь жизнь так прекрасна. Каждый день приносит что-то новое, новые знакомства, новые дела. Мне иногда кажется, что для тебя время остановилось двадцать пять лет назад...»

Может, в самом деле время для него остановилось? Правда, он любил вспоминать те времена, когда он воевал на Западном фронте в 1-й танковой дивизии генерала Мачека. Ему было хорошо в обществе таких же, как он, ветеранов, зато среди коллег и знакомых жены он чувствовал себя не в своей тарелке. Его не интересовали ни политические сплетни, ни местные сенсации. С трудом он выдерживал в разговорах постоянное перескакивание с темы на тему, легкость суждений. Он чувствовал, что не вписывается в окружение Эвы. И потому старался избегать его, отдаляясь тем самым и от жены, которая почти не расставалась со своей компанией.

Свободные одинокие вечера он охотнее всего проводил у друзей — у Станиша, у Янковских. Янковских его жена тоже не любила. «Они какие-то старомодные», — пожимала Эва плечами, когда он предлагал пойти к ним. «Неужели Янковские в самом деле старомодны?» — размышлял он потом. Янковский, воевавший с ним в дивизии Мачека, после возвращения в Польшу на накопленные деньги купил машину и стал работать таксистом. Им он оставался и по сей день. «Стоит ли занимать чиновничье место, — говорил он, — я и тут неплохо зарабатываю и полностью независим». Жена Янковского, ставшая связной во время Варшавского восстания, была вывезена немцами в концлагерь, а посла освобождения из лагеря оказалась в Италии. Там они познакомились, сыграли свадьбу и вместе вернулись в Варшаву. Кристина Янковская уже в Польше окончила Академию изящных искусств и много лет работала реставратором картин старых мастеров. Свободное время оба охотнее всего проводили дома, который был всегда открыт для старых друзей. Янковские любили, когда Станиш с Гонтарским вспоминали события военных лет. «Прошлое невозможно забыть, — утверждала Кристина. — И хорошо, что все именно так. Глубже чувствуешь смысл повседневной жизни, смысл работы. Лучше понимаешь людей». Януш не разделял жажды Эвы заводить новые знакомства. «А может быть, она права? Может быть, это делает жизнь более полной, а я в своем Центре лишь существую?! Но Центр — это очень серьезное дело, — быстро отвечал он сам себе, — мы ищем новые технические решения, повышаем обороноспособность страны, наш труд нужен для укрепления Польши, мы ставим барьер на пути врага...»

Стук карандаша о стол прервал его размышления.

— Поэтому следует напрячь силы, — донесся до него голос докладчика, — улучшить... мобилизовать людей...

Гонтарский взглянул на часы — заседание шло уже три часа. Он окинул взглядом зал. Докладчиков, кроме них самих и стенографистки, никто не слушал. Одни, позевывая, что-то чертили в своих блокнотах, другие, поглощенные беседой друг с другом, ни на кого не обращали внимания. Шепот лишь на минуту притих, но потом в зале снова зашумели. Несколько человек спокойно читали газеты. Кое-кто потихоньку выскользнул в коридор. Оттуда доносился шум разговоров, прерываемый раскатами смеха.

— Не нервничай. В три наверняка кончат, — коснулся его локтем директор Ясинский.

— Но у меня в половине первого деловая встреча! — Гонтарский беспокойно заерзал на стуле.

Собеседник пожал плечами.

— В крайнем случае, опоздаешь. Подожди. Ведь не горит. Работа — не волк...

Гонтарский поморщился. Он любил свою работу и не выносил такой аргументации. Ему было жаль времени, потраченного на бесплодную болтовню, повторение всем известных прописных истин. Не умел он и вести так ценимые некоторыми гладкие разговоры. Может быть, именно поэтому, несмотря на все его способности, у него часто бывали неприятности с начальством. Руководство его не любило. «Ты не умеешь ладить с людьми, — объясняла ему жена. — Если бы ты был более терпимым, отношения между вами были бы иные».

Но все это было противно его характеру, нраву, темпераменту. Он не любил никому кланяться, говорил все, что думал, а о своих руководителях он не всегда думал хорошо. Два года он возглавлял Центр. Его перевели сюда из научно-исследовательского института по рекомендации старого друга Вацлава Станиша — директора Управления специальных исследований. Гонтарский не стремился к новой должности. Станиш долго уговаривал его, пока наконец аргументы не подействовали. «Это ведь продолжение нашей солдатской службы. Тоже фронт. Я должен иметь людей, которым можно доверять».

В конце концов он согласился, хотя и предвидел заранее хлопоты, связанные с организацией труда, подбором работников, сотрудничеством с Объединением. Жизнь подтвердила его опасения. День за днем проходили в переговорах с субподрядчиками, поисках необходимых материалов. Если бы не Вацек, он охотно вернулся бы к научной деятельности. Но Станиш ему доверял. И он не хотел обмануть этого доверия.

«Что же дальше делать?..» — задумался он.

— Быть может, директор Гонтарский сообщит нам, почему по сей день не выполнено наше распоряжение? — снова вырвал его из задумчивости голос докладчика. Он не мог понять, о чем тот говорит.

— Речь идет о ликвидации двух ставок, — шепотом подсказал ему сосед.

— Эти должности мы сократить не можем, — ответил Гонтарский. — У нас работают только самые необходимые сотрудники и охрана.

— Я же говорил, что фонд заработной платы вами превышен...

— Но нужды Центра не позволяют... — возражал Гонтарский.

Докладчик пожал плечами.

— Меня интересует фонд заработной платы. Нуждами Центра занимается другой человек. А вы должны выполнять распоряжения вышестоящих...

Гонтарский с трудом воздержался от резких слов.

— Согласись, чтобы только отвязался. А потом сделаешь, как тебе надо, — шепнул ему сосед. — А будешь упираться, они пришлют в Центр какую-нибудь комиссию, а она, если захочет, всегда что-нибудь отыщет... На черта тебе эти хлопоты?

Гонтарский повел плечами.

— Я не согласен, — заявил он. — Пришлите ваше распоряжение в письменной форме, я обращусь с протестом в наше Управление.

...Он сел, бросил взгляд на часы. Уже двенадцать! Через полчаса он должен обсудить со своим заместителем инженером Казимежем Язвиньским, руководящим сборкой действующей модели его установки, проблемы, связанные с намеченным на завтра, второе октября, испытанием на полигоне. «Будь, что будет!» — подумал он, решив сбежать с совещания. Быстро спустился по лестнице.

— Скорее в Центр! — сказал он водителю.

— Если быстро, то штраф за превышение скорости придется платить вам, — ответил водитель.

— Ладно, ладно, заплачу. Только скорее.

Его охватило беспокойство. Вытащил из кармана газету, попробовал читать. Через минуту понял, что держит ее вверх ногами. «Эва, пожалуй, права, из-за этого Центра я стал ненормальным», — подумал он, с трудом удержавшись, чтобы снова не поторопить водителя.

...Они уже подъезжали к воротам, когда воздух потряс взрыв. Над Центром вырос дымовой столб. По кузову машины забарабанили какие-то осколки. Водитель лихорадочно затормозил.

...Гонтарский выскочил из машины. Бегом бросился к цеху номер один, где находилась модель. Внезапно споткнулся обо что-то мягкое. Перед ним был труп человека без головы. С минуту он стоял онемев. Потом снова бросился вперед и исчез в облаках дыма.

ГЛАВА 4

— Зелиньский был отравлен цианистым калием, подмешанным в зубную пасту. Эксперты установили, что в пасту с целью ускорения действия яда было добавлено мелко раздробленное стекло. Оно тут же порезало десны, открыв яду доступ прямо в кровь, — докладывал Бежан полковнику.

— Что еще удалось установить? — Зентара рисовал на клочке бумаги одному ему понятные узоры. «Это помогает мне сосредоточиться», — говорил он, когда кто-нибудь интересовался его рисунками. Сотрудники знали: если начальник рисует, значит, слушает их с напряженным вниманием.