Ян Флеминг - Бриллианты вечны. Из России с любовью. Доктор Ноу Страница 2

В наступившей тишине в кустах терновника затрещал сверчок и где-то поблизости тревожно вскрикнула ночная птица.

После того, как улеглась пыль, пилот откинул дверцу кабины, выдвинул маленькую алюминиевую лестницу и на плохо гнущихся ногах спустился на землю. Он ждал у своей машины, пока встречавший обходил по периметру всю площадку, собирая и выключая фонарики. Вертолет опоздал на полчаса, и пилот тоскливо ждал неизбежных упреков и нотаций. Он терпеть не мог всех африканеров. Особенно этого. Для немца, летчика «Люфтваффе», участвовавшего под командованием Галланда в обороне Рейха, все они были расой ублюдков, хитрых, тупых и невоспитанных. В общем, конечно, у этого болвана работенка не из простых, но ее и сравнить нельзя с искусством ночного пилотажа над самыми джунглями, пятьсот миль туда и пятьсот — обратно.

Когда человек подошел, пилот махнул ему рукой в знак приветствия.

— Все нормально?

— Вроде бы. Да вы вот опять опоздали. У меня времени — в обрез, до рассвета надо перебраться через границу.

— Индуктор забарахлил. У каждого свои заботы. Слава богу, в году только тринадцать полнолуний. Ну, ладно. Принес товар, так давай. А я залью бензин и — обратно.

Не говоря ни слова, человек с алмазных копей вытащил аккуратный тяжелый сверток и протянул пилоту.

Пилот взял пакет, весь пропитанный потом контрабандиста, и опустил в боковой карман облегчающей тело тропической рубашки. Убрав руку за спину, он вытер пальцы о шорты.

— Отлично, — сказал он и повернулся к вертолету.

— Подождите минутку, — сказал контрабандист. Голос его прозвучал угрюмо.

Пилот вновь повернулся к нему лицом. Ему подумалось: «Это голос слуги, наконец-то решившегося заикнуться о том, что его плохо кормят».

— Ja. В чем дело?

— Здесь здорово запахло жареным. На копях, я имею ввиду. Мне это чертовски не нравится. Из Лондона прилетел какой-то шпионских дел мастер. Большая шишка. Да вы про него, наверно, читали. Его зовут Силлитоу. Говорят, что его наняла «Даймонд корпорейшн». Введено множество новых правил, а все виды наказаний стали в два раза жестче. Все это некоторых из моих подручных, кто помельче, перепугало. Пришлось мне забыть про жалость и, в общем, один из них, ну, как бы сам упал в камнедробилку. Это немного помогло. Но мне пришлось больше платить остальным, еще десять процентов. А им все мало. Вот-вот ребята из охраны сцапают одного из моих людей. А этих свиней черномазых вы знаете: настоящего мордобоя они не вынесут, расколются. — Он попытался заглянуть пилоту в глаза, но тут же снова отвел взгляд. — Конечно, под кнутом у всех язык развязывается. Даже у меня.

— Ну и что? — молвил пилот. Он помолчал и спросил:

— Ты хочешь, чтобы я передал твою угрозу «АВС»?

— Никому я не угрожаю, — торопливо сказал человек. — Я просто хочу, чтобы они знали, что дела здесь осложняются. Они должны знать и об этом Силлитоу. А что говорится в последнем докладе Председателя? Там написано, что у нас на копях убытки от контрабанды и от НСБ [1] составляют больше двух миллионов фунтов в год и что правительство должно покончить с этим. Это значит покончить с чем? Со мной!

— И со мной тоже, — тихо сказал пилот. — Так чего тебе надо? Больше денег?

— Да, — с ноткой упрямства в голосе ответил человек. — Я требую увеличить мою долю. Еще двадцать процентов или я выхожу из игры. — Он пытался уловить хоть какое-то проявление симпатии со стороны пилота.

— Ладно, — безразличным тоном сказал пилот. — Я расскажу об этом в Дакаре. Если их это заинтересует, то, видимо, они сообщат Лондону. Меня все это не касается, но на твоем месте, — пилот впервые перешел на доверительный тон, — я бы на них не особо давил. Они посильнее твоего Силлитоу, Компании, да и любого правительства, честно говоря. На этом конце цепочки за последний год отдали концы трое. Один за то, что был желтым. Двое за то, что лазали в сверток. И ты об этом знаешь. С твоим предшественником стряслось ужасное несчастье, не так ли? Странное он выбрал место для хранения гилигнита. Под собственной кроватью. Непохоже на него. Он всегда был так осторожен…

Какое-то время они стояли и смотрели друг на друга при свете луны. Контрабандист пожал плечами.

— Хорошо, — сказал он, — просто скажите им, что дела мои плохи и что мне нужно больше денег для тех, кто на меня работает. Это-то они поймут, и если мозги у них варят, то десять процентов мне они добавят, Ну, а если нет… — Он не закончил фразу и направился к вертолету. — Давайте помогу вам заправиться.

Минут через десять пилот забрался в кабину и втянул за собой лестницу. Прежде чем захлопнуть дверцу, он махнул рукой.

— Пока, — сказал он, — Через месяц увидимся.

Оставшийся на земле человек почувствовал себя очень одиноким.

— Totsiens, — сказал он, помахав в ответ, причем жест этот был подобен жесту прощания с любимой. — Alles van die beste. [2]

Он отошел в сторону и поднял руку, защищая глаза.

Пилот поудобнее устроился в кресле, застегнул ремень, поставил ноги на педали управления. Проверил, зафиксированы ли тормоза на колесах, опустил вниз рычаг шага винта, включил подачу топлива и нажал на стартер. Убедившись, что мотор работает нормально, он отключил фиксатор винта и мягко повернул дроссель. За окнами кабины начали медленно вращаться длинные лопасти, и пилот взглянул на зажужжавший хвостовой винт. Он откинулся на спинку кресла и стал наблюдать за тем, как стрелка индикатора оборотов подползла к цифре 200. Как только она ее прошла, пилот отпустил тормоз, державший колеса, и медленно, но уверенно потянул на себя рычаг. Лопасти винта над его головой выпрямились и врезались в воздух. Еще поворот дросселя, и машина плавно поднялась. На высоте примерно 30 метров пилот одновременно нажал на левую педаль и взял ручку на себя.

Вертолет повернул на восток и, набирая скорость и высоту, отправился в обратный путь вдоль лунной дорожки.

На земле человек долго наблюдал за тем, как улетел вертолет и вместе с ним — алмазы стоимостью порядка 100 тыс. Фунтов стерлингов. Алмазы, которые его люди выкрали из раскопов за последний месяц и которые красовались на их высунутых языках, когда он, стоя у зубоврачебного кресла, грубо спрашивал, что и где у них болит.

Продолжая говорить о зубах, он брал камни и изучал их при свете лампы, шепотом произнося цифры: 50, 75, 100. Люди всегда соглашались, брали деньги, прятали их и выходили из кабинета с завернутыми в бумажку таблетками аспирина в качестве алиби. Они не могли не согласиться. Аборигенам нечего было и надеяться вынести алмазы за пределы копей. Если же у шахтеров все же возникала необходимость повидаться с родственниками или проводить их в последний путь — а случалось это не чаще одного раза в год — то им предстояло пройти целую процедуру, включавшую и рентген, и касторовое масло. И если попадались с алмазами, то их ожидало очень печальное будущее. Гораздо проще было пожаловаться на зубную боль и подгадать так, чтобы попасть к врачу именно в тот день, когда дежурил «Он». Ведь бумажные-то деньги на рентгене не видны.

Человек вывел мотоцикл на узкую тропинку, сел на него, и покатил к холмам, где была граница Сьерра-Леоне. Сейчас их уже можно было различить. Чтобы добраться до хижины Сюзи времени у него было действительно в обрез. При мысли о том, что после изнурительной ночи ему еще придется заниматься с ней любовью, его передернуло. Но деваться некуда. Деньги не могли бы обеспечить ему алиби так, как могла она. Ей нужно было его белое тело. А потом — еще десять миль до клуба, где за завтраком его встретят соленые шутки приятелей.

«Ну, как? Хорошо повкалывал, Док?»

«Говорят, что такой пары буферов, как у нее, во всей округе не найдешь!»

«Слушай, Док, чего это происходит с тобой в полнолуние?»

Но каждые сто тысяч фунтов означали, что в его арендованном в одном из лондонских банков сейфе появится еще одна тысяча. Красивенькими хрустящими пятерками. Игра, ей богу, стоила свеч. Но играть осталось недолго. Ей-ей, недолго. На двадцати тысячах он остановится. А потом?..

Преисполненный мыслями, человек на мотоцикле на предельной скорости мчался по равнине прочь от куста терновника, где начиналась крупнейшая в мире контрабандная операция, сеть которой кончалась в пяти тысячах миль отсюда, где бриллианты ложились в роскошные бархатные футляры.

2. Красота камня

— Не засовывай, а вворачивай, — нетерпеливо сказал М.

Отметив в уме необходимость поведать начальнику штаба о том, какие выражения М. использует в разговоре с подчиненным, Джеймс Бонд вновь поднял со стола монокль, каким пользуются ювелиры, и на этот раз ему удалось-таки надежно укрепить его в правом глазу.

Хотя на дворе был июль, и комната была вся залита солнцем, М. еще включил настольную лампу и направил ее так, что свет падал прямо в лицо Бонду. Бонд взял ограненный прозрачный камень и поднес его к лампе. Он вертел его в пальцах, и смотрел, как от камня отражались все цвета радуги, пока глаза не устали от блеска.