Чингиз Абдуллаев - На стороне бога Страница 2

На Кавказе уже полтора десятка лет шли перманентные войны, регион был насыщен оружием, и многие области создавали собственные правительства и даже собственные страны. Казалось, что Кавказ провалился в семнадцатый или восемнадцатый век с удельными князьями, многочисленными государствами, враждующими друг с другом, и сепаратистами, не признающими власти собственных правителей.

Однако, несмотря на подобную вакханалию беззакония, на Кавказе еще оставались места, которые можно было назвать островками стабильности. В некоторых районах местные власти изо всех сил пытались удержаться в двадцатом веке, противопоставляя анархии, безумию, национализму и бандитизму стратегию собственной стабильности.

Таким местом на Кавказе был Шекинский район Азербайджана. Расположенный на севере республики, в южных предгорьях Большого Кавказа, он умудрился пережить все потрясения последних лет, внешне почти не меняясь и не реагируя на невероятные перемены, происходившие в республике и бывшей стране.

В двадцати пяти километрах от города, на востоке, начиналась граница с Дагестаном, где не так давно шли ожесточенные бои. В ста километрах к югу находился Нагорный Карабах, ставший ареной ожесточенного азербайджано-армянского столкновения, в котором погибло столько людей и с трагедии которого начался распад некогда великой страны. В сорока километрах на запад находилась соседняя Грузия. Во время гражданской войны в соседней стране сюда переехало несколько семей, спасаясь от бедствий, связанных с военными событиями. Они внесли в упорядоченную жизнь города определенную тревогу, но все довольно быстро успокоилось.

Дважды во время переворотов в Баку в городе наблюдалось некоторое волнение. Каждый раз собравшиеся горожане обсуждали, чем закончится противостояние в столице, и каждый раз приходили к выводу, что ничего хорошего ожидать не стоит. В общем, так всегда и получалось. Любые изменения не улучшали жизнь обычных людей, но они уже привыкли к неспешному течению собственной судьбы и не обращали внимания на изменения, происходившие в столице.

Город Шеки был знаменит на Кавказе своими острословами и юмористами.

Если болгарский город Габрово был известен на всю Европу, то и Шеки также прославился анекдотами и поговорками про местных жителей. Кроме того, здесь любили отдыхать многие знаменитости, прибывавшие на Кавказ.

В Шеки до сих пор вспоминают известного польского писателя, который пробыл в их городе целых три дня, так и не придя в сознание. Воздух в горах и целые батареи спиртных напитков, щедро выделяемых главой местной власти, привели тому, что друг «Римского папы» и хороший писатель так и не понял за три проведенных дня, куда именно он попал. Через три дня его в состоянии глубокого похмелья увезли в Баку, откуда он улетел в Москву.

Сюда любил приезжать и знаменитый шахматный Чемпион, самый молодой Чемпион в истории шахмат. Он родился и вырос в Баку, но иногда приезжал сюда чтобы послушать тишину в Мархале, расположенном в нескольких километрах от города, на горе.

Наконец, именно здесь был открыт дом отдыха кинематографистов, построенный и функционирующий лишь благодаря энергии руководителя Союза кинематографистов, всемирно известного сценариста, написавшего сценарии к очень известным российским кинофильмам, среди которых есть даже картина, удостоенная голливудского «Оскара».

Среди местных знаменитостей был и Поэт, который давно жил в столице, но никогда не забывал своих земляков. Поэт был известен своими пламенными выступлениями и гневными филиппиками в адрес любой оппозиции. И хотя оппозиции все время менялись, Поэт не изменял своей жизненной позиции, по-прежнему благословляя любую власть и критикуя любую оппозицию, возникавшую в столице.

Словом, это было почти единственное место, где царило относительное умиротворение и спокойствие. Именно поэтому киногруппе из Москвы разрешили проводить здесь съемки, выбрав для них столь экзотическое и спокойное место.

К санаторию Дронго и Вейдеманис подошли, когда начался дождь. Ветра пока не было, но по всему ощущалось, что надвигающийся ураган будет достаточно серьезным. Местные жители, работавшие в санатории, уже договорились, что уйдут отсюда сразу после обеда, чтобы успеть до вечера оказаться дома. Очевидно, и они получили штормовое предупреждение.

Дронго и его напарник пошли в столовую. Дождь усиливался. Они обычно обедали на веранде, но при таком дожде невозможно было даже выйти на веранду. В небольшой столовой на первом этаже уже были накрыты все столы. Дронго удивленно оглянулся. Один стол предназначался для него с Вейдеманисом. За соседними двумя столиками обычно располагались приехавшие гости из Грузии, но сейчас их не было. Остальные два стола, сдвинутые вместе, были предназначены, очевидно, для других гостей.

Испуганная официантка, то и дело оглядываясь на окна, разносила еду.

Вейдеманис, сидевший напротив Дронго, спросил:

— Здесь часто бывает такая погода?

— Нет, но иногда случаются сильные наводнения. Хотя штормовые ветры для этой части гор не характерны.

— В таком случае нам повезло, — усмехнулся Вейдеманис. Для него каждый прожитый день после приговора врачей и тяжелейшей операции был как праздник.

В столовую вошли четверо гостей, приехавших сюда из Рустави. Это были художник Отари Квачадзе с женой Людмилой и инспектор налоговой службы Мамука Сахвадзе со своей супругой Нани. Художник был чуть выше среднего роста. Всегда чисто выбритый, в свежей сорочке, которую менял каждый день, он сильно отличался от тех бородатых художников, которые иногда приезжали в санаторий.

Его супруга — высокая, с тонкой почти до невозможности талией — была молчаливой женщиной с библейскими спокойными чертами лица и красивыми голубыми глазами.

Дронго еще в первый день обратил внимание, что на руках у Отари и его супруги красивые серебряные кольца-перстни необычной формы в виде Двух львов, ласкающих друг друга.

Мамука Сахвадзе, напротив, был подвижным, низкорослым, тучным мужчиной.

Плотный, коренастый, всегда смеющийся, с круглым лицом, небольшими, словно нарисованными, усиками, полными руками и ногами, он был словно пушечное ядро с приделанными к нему конечностями. Его супруга была ему под стать. Такая же плотная, небольшая, крепкая. Из их комнаты часто доносился громкий смех.

Вошедшие, усаживаясь за свои столы, приветливо поздоровались с Дронго и его приятелем.

— Говорят, что такой ветер бывает один раз в десять лет, — громко сказал Мамука, обращаясь к Дронго. — Значит, нам повезло — мы увидим необычное зрелище.

Разносившей еду женщине было лет пятьдесят. Она торопилась закончить работу, чтобы успеть к вечеру домой. Вместо нее к ужину должна была приехать ее более молодая напарница. Пожилой повар иногда выглядывал из кухни. У него было плохое настроение. Свежие продукты сегодня не завезли, и, судя по погоде, ему приходилось рассчитывать на имевшиеся запасы, чтобы продержаться до завтрашнего дня.

Они уже заканчивали обедать, когда за окнами послышался шум подъезжавшей машины. И вскоре в столовую под смех и шутки ворвались несколько человек. Дронго узнал в приехавших актеров, которых он встретил полтора часа назад. С ними были еще двое мужчин. Один был совсем молодой человек, очевидно, водитель группы. Он был одет в кожаную куртку. На голове красовалась большая кепка.

Второй мужчина выделялся среди всех остальных. Он был ниже среднего роста, мрачный, задумчивый, с густой копной седых волос. Одет в темную вельветовую куртку, легкие брюки, рубашку. Очевидно, это был режиссер фильма.

Войдя в столовую, он прошел к столу и уселся с таким видом, словно чувствовал себя по меньшей мере главой клана, собравшегося вокруг его особы. Дронго незаметно усмехнулся, он часто сталкивался с подобным гипертрофированным отношением к себе у деятелей искусства.

Среди вошедших он увидел и Наталью Толдину. Она оглядела столовую, кивнула Дронго как старому знакомому и прошла к столу, чтобы сесть рядом с режиссером. Напротив них уселись Буянов и Катя Шевчук. На Буянове были джинсы и джемпер, надетый поверх рубашки, на Кате — брюки и светлый джемпер, надетый скорее всего на голое тело. Никто не ожидал, что вчерашний солнечный день перейдет в сегодняшнюю непогоду.

Вошедший вместе с ними водитель почти сразу вышел — очевидно, он собирался проверить свой автомобиль.

— Вы режиссер Семен Погорельский? — восторженно спросил Мамука, когда увидел известного режиссера. Тот степенно кивнул головой, доставая сигареты. У него были красивые холеные усы.

От Дронго не укрылось, что при взгляде на режиссера Толдина чуть поморщилась. Вероятно, ее раздражала его самоуверенность. Но Сахвадзе был в восторге от подобной встречи.