Дорога к Зевсу - Азаров Алексей Сергеевич Страница 2

Я вешаю трубку и, стерев рожу перчаткой, выхожу из будки. Надо что-то предпринимать. Но что?

Доктор медицины Штейнер скончался. Скамейка в Тиргартене и газетный киоск у Моабита — их тоже как бы не существует. В течение месяца каждый вторник и каждую пятницу я все больше и больше убеждался в этом…

Итак, что остается бедняге Францу Леману? Классическая формула самообмана — “жди и надейся”? Или, напротив, отказ от надежд, после чего лучший исход — руки по швам и с моста в Шпрее?

Я вслушиваюсь в хлюпанье воды в ботинке и подвожу итог: без денег, без жилья, без связи. Безукоризненно круглый ноль, с которого надо начинать. Или нет? Есть еще молчащий телефон и семидесятилетняя Магда, кухарка и домоправительница Бахманов. Мы славно прожили несколько недель под одной крышей: я помогал Магде держать квартиру в чистоте, а она следила за моим бельем. Несколько марок, взимаемых с Франца Лемана за постой, экономная Магда тратила на кофе и яблочный мармелад. Как у любой домоправительницы в Германии, у нее имелись свои маленькие секреты от хозяев и столь же маленькие личные страстишки.

Ну что же, это не так уж плохо — Магда и те­лефон.

2

Контора, Центрального страхового общества — учреждение скромное, но солидное. Достаточно пройтись по главному залу, чтобы понять это. Стекло, начищенная медь, дубовые панели — респектабельно и со вкусом. В глубине зала на постаменте — мраморный фюрер, зорко взирающий на сотрудников и посетителей. В том числе и на Франца Лемана, чей стол угнездился в дальнем левом углу, знаменуя крайне незначительное положение Франца в страховой иерархии.

Я не честолюбив, но, откровенно говоря, должность младшего счетовода и тридцать пять марок в неделю меня не устраивают. Именно об этом я и собираюсь поговорить сегодня с управляющим. В конце концов член СС, гауптшарфюрер запаса, демобилизованный по ранению, имеет право претендовать на лучшее, нежели туманная перспектива продвинуться со временем на пост старшего счетовода с окладом в пятьдесят рейхсмарок. За это ли сражался мужественный Леман на полях далекой Франции, подставляя под пули маки свою грудь с железным крестом второго класса?

Дверь кабинета управляющего соседствует с бюстом фюрера. Это намек для догадливых на особую роль, играемую в жизни конторы ее главой — первым после фюрера по части страхования в берлинских районах Панков и Пренцлауэр Берг. Тем не менее злые языки толкуют, что ни одно дело не решается без участия фрейлейн Анны, секретарши.

Ко мне фрейлейн Анна благоволит. В солдатском ранце Лемана очень кстати отыскались помада от Диора и кусок старинных фландрских кружев — данайские дары, преподнесенные в подходящий момент.

Поэтому я бестрепетно жду аудиенции, назначенной на 10.30, и питаю надежды на благоприятный исход.

Сейчас без нескольких минут десять. Я с треском проворачиваю ручку арифмометра и, сверившись с цифрами в окошечках, выписываю в ведомости итог. Левая рука моя, придерживающая пачку счетов, затекла и ноет — точнее, ноет не она, а те два пальца, которых нет. Я откладываю перо и разминаю кисть правой руки. Странная штука — болят не шрамы, а именно отсутствующие пальцы, самые кончики их. Я закрываю глаза и отчетливо вижу длинную иглу, входящую под ноготь, красную каплю и лицо СС-гауптштурмфюрера доктора Гаука с каплями пота на лбу… Когда это было?.. Да и было ли? Не привиделся ли мне подвал в Булонском лесу

[4]

— Что о вами, Франц?

Анна, неслышно подошедшая к столу, трогает меня за плечо.

Секунду или две я гляжу на нее, не понимая, откуда она взялась здесь, в подвале гестапо.

— Вы нездоровы?

— Просто не выспался.

— А как же адреса? Нашли квартиру?

Я пожимаю плечами и бесцельно перекладываю бумаги. Вопрос Анны вернул меня в настоящее, и целая лавина проблем и проблемок обрушилась на Франца Лемана. Прибавка к жалованью и жилье не самые острые из них.

— Ну, ну, — говорит Анна. — Не надо отчаиваться. Я уверена, все обойдется. Господин фон Арвид очень отзывчив… Через полчаса я вас позову.

Я киваю и погружаюсь в чтение бумаг: сальдо, дебет, авизо… Цифры тают перед глазами, сливаясь в арабскую вязь, а пальцы на левой руке продолжают ныть с утроенной силой. Отодвинув бумаги, я массирую ладонь и думаю, что, пожалуй, зря напросился к фон Арвиду.

Маленький человек, придаток к столу в дальнем углу, я существую в конторском мирке невидимый и неслышимый. Чтобы добраться до меня, посетителям надо пройти за барьер, миновать канцелярские бастионы и обогнуть ширму, отделяющую счетоводов от кассиров и уполномоченных. Мой угол — идеальное убежище для отшельника. Зачем же покидать его?

Мысль, простая и вместе с тем тревожная, заставляет меня забыть о боли. “Надо ли?” — спрашиваю я себя и не нахожу ответа.

Через полчаса фон Арвид примет меня… и что я ему скажу? Что передумал? Что Франц Леман бескорыстен и готов трудиться без прибавок и повышений, из любви к страховому делу? В эту басню не поверит и ребенок…

Старший счетовод — стол в первом ряду. Всегда приветливое лицо, обращенное к посетителям. Ответственный служащий, в обязанности которого входит не только возня с бумажонками, но и общение с клиентурой.

Отшельник, извлеченный на свет. С кем столкнет его миг грядущий? И каким именем окликнут его? Слави, Огюст, Стивенс, Одиссей?

В который раз за последние дни я думаю о тех, кого Франц Леман ни в коем случае не должен встретить в Берлине. В первую голову это СС-шарфюрер Анзелотта Больц, она же Микки, и сукин сын Фогель. Сия пара знает меня по Парижу, и я не обманусь, если скажу, что при случае они с радостью спровадят меня к праотцам. Сделать же это будет несложно, поскольку доказать тождество Лемана с Опостом Птижаном, а заодно и с резидентом английской СИС

[5]

Я позваниваю арифмометром и невесело улыбаюсь. Ситуация, что и говорить, пикантная! Пожалуй, мне и самому не разобраться, кто же я такой на самом деле — Стивенс, Птижан или некий Одиссей, под именем которого вышеперечисленные лица известны СС-бригаденфюреру фон Варбургу.

Варбург… Именно ради него я здесь. Из-за бригаденфюрера я, присвоив себе права господа бога, вылепил, фигурально выражаясь, из собственного ребра… нет, не Еву, а ветерана войск СС эльзасца Франца Лемана, дав ему жизнь, документы и незапятнанную биографию.

Варбург исчез из Парижа, из штаба СС, внезапно. Я и Люк, мой помощник, с ног сбились, пытаясь выйти на след бригаденфюрера, а когда Люку удалось зацепиться, выяснилось, что фон Варбург в Берлине, вне пределов досягаемости.

— Похоже, сорвалось, — сказал Люк без особой грусти.

Мы сидели в моей квартире, и папка с документами на Варбурга не давала мне покоя. Люку надо было сказать свое сакраментальное “сорвалось” и тем самым подлить масла в огонь!

— Отсюда его не достать, — констатировал Люк и потянулся за бутылкой перно, — Тебе налить?

— Валяй, — сказал я.

— Скоро все и так кончится…

Он еще не знал, старина Люк, что Центр согласился со мной и Париж для меня — лишь пересадочная станция на пути в Берлин. Спокойствие и благодушие исходили от Люка, как жар от камина.

Я пил перно и соображал, действуют ли явки в Берлине. Меня предупредили, что доктора Штейнера не беспокоили с сорокового года и нет данных, жив он и цел ли дом на Яговштрассе. Две другие — скамейка в парке и киоск — считались резервными… Мне стоило трудов уговорить Центр, и, похоже, там здорово колебались. Варбург, конечно, был заманчивым объектом, однако приходилось считаться с тем, что Огюст Птижан по прозвищу Одиссей не был в Берлине почти три года и вряд ли сумеет с ходу сориентироваться в обстановке. Я предвидел эти возражения и потому предложил заменить скачок просачиванием. Люку предстояло добыть документы и, используя все связи, добиться, чтобы Франца Лемана поместили в прифронтовой госпиталь частей СС. Только оттуда с медицинским заключением об инвалидности и на самом законном основании гауптшарфю­рер, убитый франтирерами под Монтрейем и вновь обретший жизнь по воле Центра, мог беспрепятственно следовать в фатерланд.