Код Адольфа Гитлера. Финал - Владимир Иванович Науменко Страница 2

– Мой фюрер! – виновато произнёс Борман. – Я распоряжусь, чтобы не курили в вашем присутствии. Я выполню всё, что вы прикажете. Вот и сегодня я намереваюсь разослать гауляйтерам приказ, где буду призывать их стойко держаться и фанатично сражаться.

– Да, и ещё… – Гитлер по-своему развил мысль секретаря по партии. – Вместе с доктором Геббельсом сделайте упор на возможность нашего соглашения с западными союзниками.

– Я распоряжусь об этом, мой фюрер! – сказал Борман. – В своём приказе я отметил, что мы не сдаёмся и продолжаем бороться, так как надеемся на определённое развитие событий за рубежом.

– Для того чтобы поддержать в немцах дух сопротивления, все средства хороши! – заметил Гитлер. – Кребс, следуйте за мной.

Гитлер и Кребс покинули конференц-зал и вскоре были в кабинете фюрера. Молчание Кребса возбудило в Гитлере недовольство, и он взял инициативу в свои руки.

– Хороших вестей от Венка, генерал, ждать не приходится.

– Мой фюрер! – начал Кребс. – Мы очень надеемся, что на днях это случится, но есть и неплохие известия.

– Выкладывайте! – обернувшись, требовательно произнёс Гитлер.

Спокойствие фюрера вселило в Кребса уверенность в собственных словах.

– Сегодня утром, мой фюрер, с самолётов «Мессершмитт-109» были сброшены несколько сот тюков с припасами. Среди развалин берлинских домов нами была обнаружена лишь пятая часть грузов. Что и говорить, капля в море наших потребностей. В снарядах, по словам генерала Вейдлинга, остро нуждаются танки и артиллерия 56-го танкового корпуса.

– Мне трудно поверить в то, что Венк прорвётся в окружённый Берлин! – выказал свой пессимизм Гитлер. – Кребс! Это хорошо, мне уже сообщили, что Вейдлинг перебрался в военное министерство на Бендлер-Блок. Пошлите Верховному главнокомандованию телеграмму с просьбой направить в Берлин два самолёта с боеприпасами, и пусть они приземлятся на главном проспекте, рядом с Колонной Победы.

– Самолёты обязательно прилетят, вот увидите, мой фюрер! – стал обещать Кребс. – Фонарные столбы и деревья по обе стороны проспекта будут удалены и для посадки будет создана подходящая площадка.

– Будем надеяться, генерал, что оно так и произойдёт!

С этой фразой Гитлер уселся в кресло и погрузился в самосозерцание. Кребсу ничего не оставалось, как выйти из кабинета.

Но Кребс ошибался, если думал, что оставил Гитлера пребывать в одиночестве. Его навестила Ева, привыкшая ко всему, что происходило. Гитлер так углубился в себя, что не заметил, как она вошла и, встав сзади кресла, положила руки на его плечи. Её избранник, считала она, устал от всех, и только Ева могла облегчить горесть переживаний, от которых он с каждым днём старел. С улыбкой он встал с кресла, она приблизилась к нему. Гитлер никогда не скучал, если Ева была рядом, и он был благодарен ей за то время, что говорил о себе, о своих переживаниях. Она не оставит его в беде, она всегда будет рядом с ним. Обыкновенная баварская девушка оказалась тем стимулятором, который вызывал в Гитлере сентиментальное стремление раствориться в её обществе. И вот он стоит рядом с ней, под землёй, в бункере, и она разговаривает с ним, как со старым знакомым.

– Перестань волноваться, дорогой, и улыбнись!

Вместо ответа Гитлер порывисто схватил Еву за руки, притянул к себе. Выждал мгновение и заглянул ей в глаза. В ответ она прижала его ладони к своим щекам, потом отпустила их, не переставая любоваться тем, к кому пришла.

– Продолжающийся по сей день обстрел бункера, грохот взрывов действуют мне на нервы! – пожаловался Гитлер. – Русские одолевают нас, и от меня как фюрера зависит, как будут развиваться события дальше. Ева! Ты не боишься остаться в живых? – неожиданно задал он вопрос. – Ты и Магда можете в любую минуту покинуть меня. Так уж повелось, что женщинам не место рядом со сражающимися мужчинами.

– Ты плохо меня знаешь, дорогой Адольф!

– А я разве это когда-либо отрицал, любимая? В жизни бывает иначе, чем в наших мечтах! Я пришёл в этот мир не для того, чтобы делать людей лучше, а для того, чтобы использовать их слабости.

Лицо Гитлера было усталым, но взгляд по-прежнему оставался живым и бодрым. Сказывались стрессы последних дней. Но таким ответом возлюбленного любопытство Евы не было утолено.

– Почему тебе не сделать это вместе с нами? – произнесла она. – Ты ведь способен влиять на всех силой своего убеждения, они же боготворят тебя! Ты сам говорил, что оставаться в этом капкане опасно, что сюда вот-вот ворвутся русские и возьмут нас в плен.

– Как человек я пошёл бы на это, но как фюрер – не могу.

Еве ничего не оставалось, как улыбнуться и отвести взгляд. В очередной раз сердце её не обмануло: он останется здесь, чтобы в последний момент на боевом посту нажать на курок и добровольно уйти из жизни непокорённым неприятелем человеком. Ева смирилась с тем, что долгими годами пестуемая благосклонность Гитлера к ней отлита из жестокости.

– Мне больно наблюдать, как Магда, укладывая по ночам детей спать, при мне ударялась в слёзы! – в голосе Евы зазвучало сострадание. – Я сама готова была заплакать, когда Хельга умоляла свою мать разрешить ей уехать. Она – взрослый ребёнок. Она догадывается, что её ожидает, если русские подойдут к бункеру слишком близко. Девочка не хочет умирать, как мы. Сделай же