Андрей Ильин - Тайные люди (Записки невидимки) [= Обет молчания] Страница 20

Что подводит опытного борца? Автоматизм, выработанный годами тренировок. На любую опасность он реагирует мгновенным ударом или защитой. Он всегда готов к самоспасению, и это его слабое звено.

Ты не должен защищаться, ты должен думать, анализировать, выбирать и лишь потом действовать. Даже тогда, когда в живот летит пуля! Если ты не знаешь, что делать, лучше бездействуй. Получай свои плюхи, ножи, кастеты, пули, но не действуй автоматически. Вытравливай из себя порочную психологию самообороны. Для тебя выполнение задания важней жизни. Именно поэтому мы безжалостно выбраковываем курсантов, чрезмерно увлекшихся боевыми стилями, и именно поэтому курс самообороны вы получаете не в начале учебы, а через два года, когда испортить ваши приобретенные привычки уже нельзя. Уйти, убить или принять смерть — это главный закон спецзащиты.

С сегодняшнего дня ты будешь учиться умирать и убивать. Это не самое приятное времяпровождение, но без этого ты не сможешь двинуться дальше.

И начались занятия, которые поначалу вызывали состояние, похожее на шок.

— Твое главное оружие — руки. Оно всегда с тобой, всегда безотказно. С его помощью можно отключить противника на минуту, или уничтожить навек. Сильнее руки может быть только огнестрельное оружие. Не дай вам бог набивать ладони или кулаки! Бесспорно, удар набитым до жесткости ребром ладони действенен. Но стоит ли подобное преимущество неизбежной демаскировки образа? Иметь такую, со специфическими мозолями руку, все равно что носить на лацкане пиджака значок «Агенту — отличнику боевой и политической подготовки!»

Исходите из того, что ваши руки, ноги да и все тело ничем не должно отличаться от рук, ног и тел тысяч других людей. Вы должны быть неузнаваемы в толпе — серенькая личность на сером фоне. Невидимка! Именно поэтому в нашу школу заказан путь людям слишком или недостаточно высоким, чрезмерно красивым или наоборот, уродливым. И именно поэтому мы не позволяем нашим курсантам «качаться». Специфически развитые мышцы — та же визитка, по которой можно точно установить, где и чему обучался их владелец.

Вам не нужна мышечная масса — вам нужна артистичность, умение расслабить противника, убедить его в своей беспросветной тюфячности, отличная реакция, пара дюжин хорошо поставленных смертельных ударов и еще фантазия, позволяющая любой случайно завалявшийся в кармане предмет превратить в оружие. С этого, как более простого, и начнем.

Скоро я убедился, что нашпигован вооружением, как средней руки арсенал. Кто бы мог подумать, что дверные ключи, металлическая фурнитура одежды, зажигалки, авторучки, шнурки и даже денежная мелочь могут быть смертельно опасны?! И еще я понял, что человеческая жизнь в руках профессионала хрупка, как яичная скорлупа.

Меня научили метать ножи, гвозди, вилки, бритвенные лезвия и даже, с целью экономии боезапаса, их половинки. Использовать в качестве колюще-режущего оружия бутылки, жестяные консервные банки и крышки от них, стулья, спички и, что уж вовсе удивительно, специфически сложенный картон! Устраивать из сподручных материалов хитроумные ловушки и западни.

Но все же главным моим оружием оставались ноги, руки, зубы и… голова.

— Думать! — настаивал инструктор, — во всех случаях вначале принимать решение и лишь потом действовать.

Я, по наивности, предполагал, что рукопашка это умение победить, а меня, в первую очередь, учили проигрывать! Инструкторы колотили меня в четыре, а то и в шесть кулаков, а я должен был действовать строго в рамках заданной мне легенды, ни единым намеком не разрушая разыгрываемый образ. Я бестолково размахивал руками, скулил, молил о пощаде, безоговорочно принимал пинки, тычки, удары. Или сопротивлялся на уровне уличной драки, искусственно лез под удары, которых мог легко избежать. Били меня на совесть, без скидок на игру. Единственное что мне разрешалось — пассивно и незаметно для противника оберегать жизненно важные (нет, не для здоровья, для выполнения задания Конторы!) органы. Чем большие успехи я проявлял, тем с большим усердием меня молотили инструкторы, поочередно вооружаясь то брусками от скамеек, то лыжными палками, то милицейскими дубинками.

Однажды, за попытку профессионального сопротивления — ну сколько можно терпеть, когда все в морду, да в морду — я получил трое суток гауптвахты!

Методично, изо дня в день, из меня, в самом буквальном смысле, выбивали безусловный рефлекс защиты: автоматически отвечать ударом на удар. Меня учили жертвовать целостностью своего организма, здоровьем, жизнью во имя каких-то еще неизвестных мне высших целей. Меня учили безропотно умирать.

И лишь когда во мне задавили тысячелетиями воспитанный инстинкт самосохранения, мне разрешили самозащиту.

Но, опять-таки, это не соответствовало ни боксу, ни карате, ни прочим видам борьбы. Спарринги проходили мгновенно — один-два удара противников в полной тишине и — подбивай бабки. Ни эффектных выпадов, ни воодушевленных криков, ни блоков, ни захватов. Один удар — одна смерть! Или одно поражение. Со стороны это немного напоминало соревнование профессиональных фехтовальщиков — никаких тебе длинных, красивых боев, к которым привыкли по приключенческой литературе — сближение, короткий выпад, сирена. Три секунды! И вся дуэль! Скучно было бы Дюма писать свои романы, а нам, соответственно, читать, если бы д'Артаньян умел фехтовать на таком уровне.

— Долгий бой, это проигранный бой! Это драка, — не переставали внушать мне инструктора. — Забудьте про кулаки. Они для уличной потасовки. У вас есть пальцы. Взгляните на них, оцените их форму. Чем они хуже кинжала или копья. Прикиньте, вот площадь кулака, вот пальца. При равной силе удара поражающее действие пальца, за счет точечной площади давления, действенней по меньшей мере в двадцать раз! Кулаком вы толкаете, пальцем — бьете! Какие последствия может иметь удар в живот кулака и какой пальца, при одинаковой скорости полета руки? Что нанесет большее разрушение?

Взгляни, этими пальчиками можно разделать человека, как хирургическим ножом. Одним мгновенным ударом я могу воткнуть тебе палец в шею и вырвать сонную артерию, могу, через глазницы достичь мозга, могу… Не морщись, курсант! Тебе многое не понравится из того, чему мы тебя будем учить. Я предупреждал, мы учим не драться, а убивать! А это далеко не самое благородное занятие, с таким умением на ринг или на сцену не выйдешь!

Вот тебе моя ладонь. Попытайся ударить в нее выставленным указательным пальцем. Сильнее. Еще сильнее! Больно? Это потому, что ты боишься его сломать. Ты ощущаешь его непрочной плотью, а надо — стальным кинжалом. Вспомни гвоздь, если ты уверен в себе, если он стоит абсолютно прямо, ты вбиваешь его одним единственным ударом молотка. Раз — и все! Если нет — будешь колотить бесконечно и он будет идти вкривь-вкось, будет гнуться и, в конечном итоге, сломается. Кажется, невозможно вбить в монолитный бетон дюбель, и не выйдет, сколько бы не пробовал, но монтажный пистолет делает это одним выстрелом! Тот же дюбель! Значит можно? Все дело в том, как бить!

Научись держать палец прямо, напряги, зафиксируй сустав жесткой оболочкой мышц и тогда он не сломается, не сложится как перочинный ножик при ударе, он станет монолитен и станет оружием! Главное не бояться, не допускать сомнения. Хрупка не кость и не сустав — хрупко сознание. Победи его, а с противником ты справишься.

Палец мне «поставили» быстро, а вот с головой помучились. Не мог я себя заставить вбивать палец в горло, в открытые глаза человека. Даже на манекенах обмякала рука. Но научили — не мытьем, так катаньем!

Меня убеждали, заставляли, наказывали.

— Лев на что царь зверей, а ничего, дрессирует, с тумбочки на тумбочку скачет, что твоя кошечка! А вначале тоже, наверное, не мог!

С утра до вечера по несколько часов кряду я долбил пальцем боксерские груши с нарисованными на них лицами. Так вырабатывалась привычка. Все труднее затормаживался палец в реалистично исполненный зрачок, все жестче получался удар.

«Доломали» меня на тренировках, проводимых в… морге. Здесь пали последние моральные барьеры.

— Исполняй удар четче, решительней, — требовал инструктор, — никакой подготовки, никаких замахов. Мгновение — удар! Повтори на «муляже».

А «муляжом» тем был человек, хоть и мертвый, но человек! Не груша какая-нибудь!

Не буду вспоминать ни тех ощущений, ни тех звуков, ни… Наверное, из всех лет учебы это были самые тяжелые для меня занятия. Но поставленной цели инструкторы добились. Стараясь до минимума свести эти треклятые тренировки, не получить не дай бог «переэкзаменовку», я работал не за страх, а за совесть, выполняя любые требования преподавателей. Наверное, на это и был расчет — чем большими душевными сомнениями терзается курсант, тем дольше он сам себя мучает бесконечным повторением пройденного другими материалом. Отличники выскакивали из этой пренеприятной ситуации первыми. И я, волей-неволей, стал отличником. Не сидеть же мне годами в морге, где каждый лишний час — наказание!