Георгий Ланин - Синий тарантул Страница 20

Специальный анализ показал, что резиновые перчат­ки были отечественного производства — из хлоропренового бензоустойчивого каучука светло-серого цвета, толщиной не более трёх сотых миллиметра. Следовательно, письмо написал не человек с мозолью.

Особенно занимали Язина сто точек-вмятин, которые запечатлелись на бумаге анонимного послания. Дактилоскопист установил, что точки оставлены правым указательным пальцем. При сильном увеличении каждая вмя­тина казалась лёгким булавочным уколом.

—   С какой целью послано письмо Пургину? — спрашивал себя Язин вслух.

—    Враг полагает, что Пургин ему опасен. Однако в сейф Главурана мог проникнуть только большой мастер шпионажа. Такой не сочтёт себе препятствием начальни­ка главка. Скорее, он должен опасаться Ганина, Скопина. Их он, безусловно, знает от своего агента в Сером замке.

—   Может быть, письмо послал себе сам Пургин? Если он замешан в похищении журнала, тогда эта угроза — доказательство его невиновности.

Погрузившись в размышления, Язин негромко стал насвистывать свой любимый мотив «Далеко, далеко, где кочуют туманы...»

—   Или письмо прислал сообщник врага, находящийся в спецгруппе, измученный страхом? — продолжал Язин после молчания. — Положим, Тарантул заметил опас­ность, исходящую от Пургина. Тогда в столь демонстра­тивном предупреждении могут быть три цели:

выявить людей, которые станут посещать Пургина по­сле поднятой в связи с анонимным письмом тревоги;

заставить Пургина покинуть Главуран, точнее, свой кабинет, — при этих словах полковник сдвинул тонкие бро­ви и задумался, — наконец, демонстративно убить Пургина, чтобы терроризировать людей, напавших на след.

Эта мысль также привлекла внимание Язина и, не ме­няя своей строгой позы, он опять сосредоточенно помолчал.

—   Но что оставило эти мелкие точки на бумаге? — ду­мал Язин. — Фабричные царапины? Брак на резине? Ше­роховатости пальцев?

Дверь кабинета открылась, и появился секретарь:

—    Товарищ полковник, Скопин из Главурана.

—    Проходите, пожалуйста, — сказал Язин в диктофон.

Вошёл Скопин, тяжело дыша, видимо, бегом поднявшись по лестнице. Его светлые волосы растрепались.

—   Садитесь.

Скопин доложил очень кратко:

—    На вахтёрском столике первого этажа только что нашли второй голубой конверт. В нём те же семь слов, но аноним уже предупреждает, что жить Пургину осталось два дня. Вопреки логике две угрозы в день! — он протя­нул Язину металлическую коробку.

—    Гудину для немедленного исследования! — приказал Язин, вызвав секретаря. — Что говорит вахтёр?

—   Растерян. Появление конверта на столе считает наваждением.

—   Как реагировал Пургин?

—   Взволнован. Выполняя вашу инструкцию, он лично письма не вскрывал. Но содержание угрозы ему сообщено.

—   Повторите мой категорический приказ, — резко сказал Язин, — никому не вскрывать третьего письма! Ни вам, ни Ганину, никому в Главуране! Смерть может таиться в самом конверте, даже в одном прикосновении к нему!

—   Пургин спрашивает, что ему делать?

—    Пусть сейчас же едет за город. Приставьте к нему вооружённого человека. В кабинете Пургина пусть работает Ганин. Секретарю объявить: «Начальник занят, ни­кого не принимает». На телефонные звонки пусть отвечает секретарь! Все должны думать, что Пургин в главке.

Скопин немедленно исчез.

Глядя ему вслед, Язин устало улыбнулся. Этот энер­гичный молодой капитан импонировал ему умом и дис­циплиной. И уже во второй раз он подумал, что Скопина, пожалуй, можно было бы взять в БОР.

Язин возил с собой небольшую радиолу и набор люби­мых пластинок. Решая трудные задачи, он иногда бросал работу и слушал музыку. И сейчас он включил радиолу, чтобы немного отвлечься.

Полилась тягучая мелодичная песня об Индонезии.

Забыв о Главуране, письме и Пургине, Язин слушал дивную песню южной страны о лакированных вайях, о мириадах сверкающих капель дождя, о свете луны, баю­кающем царство жемчужин...

Умолк необыкновенно чистый альт, зашипела иголка, а Язин всё ещё стоял растроганный, и его усталые глаза блестели.

Скоро он вернулся к прерванным размышлениям:

—       Экспертиза говорит, что резина не может оставить на бумаге много следов такой формы. Тогда какова же причина следов?

—       От пальцев анонима?

—       Но что могло быть на его пальцах, чтобы дать сквозь резину столько мелких вмятин?

—    Присыпка. Порошок на пальце.

—   Какой порошок?

—    Табак? Мука? Соль? Сахар? Перец?

—     Но тогда письмо послано женщиной? Обе женщины вне подозрения. Но чем доказано, что Дорофеева — именно та Дорофеева, которая награждена Золотой Звездой? Разве инженер Некрасов — действительно, Некрасов? — и Язин продиктовал секретарю запрос об идентификации Дорофеевой и Зариной.

БОР полагался только на непогрешимые документы органов безопасности.

—    Зарина любит Нежина, но предупредила о странностях в его поведении и о китайской вазе.

Откинувшись на спинку дубового стула, Язин громко спросил:

—    Всё же, виноваты ли женщины?

—    Видимо, нет! — ответил он сам себе, но не остано­вил запроса о Дорофеевой и Зариной, который уже бежал по проводам.

Достав из стола список, который. Ганин представил ему ещё позавчера, Язин убедился, что никто из работников спецгруппы не готовил себе пищу сам. Но лунки-точки могут быть и от перца. Мужчина сыпал перец в суп, перец остался на пальцах, затем через резину дал вмятины на бумаге.

Отбросив этот вывод, Язин продолжал поиски.

—     Пудра? Соль? Сахар? Йодоформ? Ксероформ? — перебирал он вещества, которые могли бы быть на пальцах неизвестного, пока блестящая мысль не осенила его.

—     Да! Это скорее всего! — прошептал он. — Скорее всего! И до чего просто!

И тотчас же вызвав оперуполномоченных Сергеева и Кривцова, Язин коротко и сухо дал им задание требовавшее большой квалификации, сметки и акробатической ловкости.

26. Смерть Чернова

Утром 18 июля в Главуране было тревожно и печаль­но. Сотрудники главка то и дело подходили к кабинету № 10 на пятом этаже.

—    Что случилось? — спросила Зарина, выйдя из лифта и увидев у кабинета Чернова молчаливую группу из Нежина, Каткова и Огородникова.

Не говоря ни слова, Катков протянул ей свежий но­мер газеты «Советский Ясногорск».

«Убийство на Деповской» — увидела Зарина обве­дённую красным карандашом заметку.

Сегодня около двух часов ночи, по вызову жильцов дома на Деповскую, 120 прибыли работники уголовного розыска. По сообщению соседей, из квартиры т. Чернова, сотрудника одного учреждения города, только что крадучись вышел человек. Была заподозрена кража. Однако агенты розыска не могли ни достучаться, ни дозвониться на квартиру. Когда дверь открыли, т. Чернова обнаружили мёртвым в своей постели. Вызванный врач констатировал смерть от удушья. Подозревается убийство. Начато следствие.

—     Ужасно! — только и могла прошептать Зарина. Газета выскользнула из её рук.

—     Ужасно! — повторила Ольга и вспомнила о странностях Нежина, о визитах работников госбезопасности к Пургину. Её быстрый ум мгновенно связал эти звенья с убийством. Зарина украдкой посмотрела на стоящего рядом Вадима. Он был необычайно бледен. «Не замешан ли тут Вадим? — подумала Зарина. — Вадим, конечно, свя­зан. Не убил, нет! Но связан. Откуда у него столько де­нег?» — и, вдруг заплакав, Ольга бросилась прочь.

Подошёл Алёхин, громадный, как водолаз. Он посмот­рел вслед Зариной, молча поднял газету, прочитал заметку, вложил газету в ручку двери и, не вымолвив ни слова, двинулся дальше.

Огородников, обычно весёлый и приветливый, сейчас стоял в коридоре, не зная что ему делать — идти к себе или зайти в кабинет Чернова.

Из лифта показались начальник спецгруппы Попов и Ильин. Они, очевидно, уже знали об убийстве. Поравняв­шись с людьми у кабинета, Попов сочувственно пожал каждому руку. Ильин поздоровался на ходу и, не оста­навливаясь, прошёл к себе. Следы бессонных ночей вид­нелись на его длинном, обычно румяном лице.

Приоткрылась дверь кабинета, и из неё боком выбрал­ся Вагин — высокий человек в круглых очках. Галстук у него съехал в сторону. Обычная робость Вагина под впечатлением известия о смерти товарища перешла в полную растерянность. Не здороваясь ни с кем, он лишь произнёс:

—       Не могу сидеть! Не могу... Будто вижу Юрия Пет­ровича. Даже стук его машины слышу...

Работа в Главуране началась только около десяти часов. Люди, составляя отчёты, печатая документы, разнося почту, работая на счётных машинах, думали и говорили только об одном — об убийстве их сослуживца, скромного и приветливого Чернова.