Сергей Донской - Цену жизни спроси у смерти Страница 20

Двое милиционеров в штатском, уединившись поодаль, сидели на корточках и рылись в пакете, который, как надо полагать, принадлежал утопленнице. Один из них повертел перед носом второго какую-то тряпицу и лукаво поинтересовался:

– Хочешь примерить?

Второй отодвинул от лица тряпицу, оказавшуюся дамскими трусиками, и неловко отшутился:

– Не мой размер.

– Давай тогда Зойке из паспортного стола подарим. Она нам стриптизм на радостях исполнит.

– Зойка тебе и так чего хошь покажет, задаром, – возразил милиционер со знанием дела. – Но плясать без водки не станет.

– Без водки, значит, не станет?

– Не станет.

– А без трусов?

Остроумный милиционер дождался, когда его шутка дойдет до товарища, а потом оба прыснули одновременно.

Возможно, если бы в оперативной бригаде присутствовал их кривоногий коллега, он тоже посмеялся бы вместе с товарищами. У Громова не было ни малейших сомнений в том, что убийца – он, а на носилках покоится труп девушки в белом купальнике. Это было очень странно. Менты и проститутки обычно мирно сосуществуют. Такой симбиоз выгоден обеим сторонам. Одни покрывают и попустительствуют, вторые стучат и закладывают. Что же за кошка пробежала между ними на этот раз?

Приблизившись к веселящимся оперативникам, Громов не стал дослушивать забавный анекдот, которым один развлекал другого, а поинтересовался:

– Кого оплакиваем?

– Что-о? Вам чего здесь надо, мужчина?

Один опер привстал, чтобы получше разглядеть наглеца, но наткнулся взглядом на развернутое перед ним удостоверение и растерянно шмыгнул носом. Он у опера был выполнен в форме курской картофелины, зато усы, прилепившиеся снизу, отличались густотой и чернотой, как у заправского грузина.

Рассматривая эти усы, Громов негромко сказал:

– Ты слышал, что мне надо? Что за девушка? Кто такая?

– Блядь… То есть проституточница местная, – доложил второй опер, который распрямился за спиной товарища. Он не знал, куда деть трусики, прихваченные из пакета, и комкал их то в одной руке, то в другой.

– Милена? – спросил Громов, отводя взгляд, чтобы не вырвалась ненароком какая-нибудь грубость. Он глядел теперь на ярко-синее вечернее небо с розовыми разводами облаков: то ли купол вселенского храма, то ли грандиозный балаган. – Милена? – повторил Громов чуточку громче, чтобы вывести растерянных милиционеров из ступора.

– Так точно, – доложил собравшийся с духом ценитель дамского белья. – Вообще-то по паспорту она Людмила Борисовна Виткова. Так ее зовут… звали на самом деле.

– Эксперт ее уже осмотрел? – Громов и этот вопрос адресовал небу, но откликнулся прозаический милицейский голос, ничуть не похожий на глас небесный:

– Ага. Только он уже убыл. На Приморском бульваре тройной огнестрел, там дельце посерьезнее будет. И начальство туда выехало, и прокуратура.

– А вы, значит, здесь разбираетесь, – то ли спросил, то ли уточнил Громов.

– Выходит, разбираемся, – почему-то виновато признался говорливый опер и развел руками.

Покосившись на шелковую тряпицу, зажатую в одной из них, Громов усмехнулся:

– Размер нижнего белья потерпевшей устанавливаете?

Лицо милиционера налилось румянцем – почти таким же интенсивным, как полоса зари над морем.

– Так мы это… – выдавил из себя он, но Громов только махнул рукой и направился к входу в гостиницу. Дожидаться от милиционера какого-либо толкового ответа было делом совершенно безнадежным. Лучше с дрессированным попкой общаться.

Поднявшись в лифте на четвертый этаж, Громов приблизился к столу дежурной и, не представившись, поздоровался. Небрежно взмахнув удостоверением, он предложил женщине пересесть на диван в небольшом затемненном холле с гигантским фикусом в протекающей кадке. Это была маленькая тактическая хитрость. Когда человек находится в непривычной для себя позе, он теряет уверенность и врет не так бойко, как ему хотелось бы. А в том, что дежурная попытается юлить, сомнений не возникало. Скрипучий голос, тонкие губы, колючие черные глазки на смуглом лице. Особы такого типа осторожны, подозрительны и замкнуты. И если дежурной перепадают какие-то крохи от путан, то она будет отрицать это с пеной у рта, опасаясь за свое место и репутацию. К ней требовался особый подход.

– Ну что, гражданка Вербицкая? – значительно произнес Громов, прохаживаясь перед диваном. – Как идет торговля живым товаром?

– А? – челюсть дежурной отвисла.

– Поступил сигнал. – Из заднего кармана джинсов был извлечен сложенный вчетверо лист бумаги, продемонстрирован в таком виде женщине и водворен на прежнее место.

– Сиг… сигнал? – Вербицкая с трудом привела свою челюсть в движение, а когда возвратила ее в исходное положение, отчетливо клацнула зубами.

– Милена, она же Людмила Борисовна Виткова, – произнес Громов чуть ли не по слогам. – Знакомо вам это имя? Кому вы ее сегодня сосватали и за сколько? Отвечайте четко и ясно.

– Я? Я сосватала?

Дежурная попыталась встать, но Громов придержал ее за костлявое плечо и зловеще подтвердил:

– Вы, а кто же еще! Устроили тут бордель, понимаешь! Кто еще работает на вас?

– Да никто на меня не работает, упаси господи! – Вербицкая суетливо перекрестилась справа налево, а потом наоборот. – Девки сами по себе блядуют, я-то здесь при чем?!

– Сами по себе? – Громов недоверчиво хмыкнул.

– Сами, сами! Шасть туда, шасть оттуда. Как вредоносные бактерии какие-то, прости, господи! Не уследишь за ними. Молодые, резвые.

– Проверим, гражданка Вербицкая. Дело нехитрое. Вот, к примеру, у кого гостила сегодня Милена Виткова с пяти вечера до шести?

– У постояльца одного из четыреста четвертого. Только он съехал, постоялец-то.

– Так вдруг и съехал? – Громов изобразил на лице сомнение. – Ни с того ни с сего?

– Почему ни с того ни с сего? Он меня загодя упредил, номер оплатил, сдал. Все как положено. Простынки грязноватые, но чистые. Полотенца в полном комплекте.

– И стаканы?

– И стаканы, – кивнула Вербицкая.

– Интересно получается, – протянул Громов тем не обещающим ничего хорошего тоном, который пускают в ход гаишники, когда еще только выискивают повод для придирки. – Стаканы на месте, а постоялец испарился? В таком случае не повезло вам, гражданка Вербицкая. Под судом и следствием состояли?

– Да что вы такое говорите? – На лице дежурной появилось плаксивое выражение, но глазки ее настороженно следили за собеседником. Крысе, загнанной в угол, было чему поучиться у этой женщины.

– Не состояли, значит, – задумчиво произнес Громов. – Что ж, дело поправимое. Вот станем мы постояльца этого таинственного искать по всей стране, а вы тем временем в следственном изоляторе посидите. Там память и восстановится.

– Я и так все помню!

– М-м? – заинтересованно приподняв бровь, Громов уселся в кресло, отделенное от дивана пустым журнальным столиком, припорошенным давнишним пеплом. – И что именно вы помните?

Вербицкая затараторила, произнося в секунду даже не два слова, как поднаторевшие в этом деле диск-жокеи, а целых три:

– Милка, которая Милена, сама с мужчиной этим снюхалась, сама к нему и бегала. Он из Ростова, представительный такой, вежливый. А она, коза бесстыжая, каженный день в гостинице ошивается, мужиков высматривает. Вот и сегодня с подружкой встретиться условились…

– Стоп! – Громов подался вперед, забыв прикурить сигарету, которую уже вставил в губы. – Откуда вам это известно?

– А она с моего телефона позвонить навязалась, Милка. – Дежурная указала подбородком на стол, чтобы настырный собеседник собственными глазами убедился в наличии там аппарата. – Я говорю: «Не положено, звонки теперича платные», а она мне: «Не обеднеешь, мымра старая!» Наглая такая, просто спасу нет…

– О чем шел разговор? – перебил Вербицкую Громов.

Та превратила свой смуглый лоб в подобие мятого листа пергаментной бумаги и заговорила медленнее:

– Значится, так… Сперва Милка жаловалась подружке, что боязно ей, тревожно… Потом про краба какого-то обмолвилась…

– Про краба?

– Ну да. Да не просто, а с намеком. Мол, разговор у нее важный с кем-то про краба.

Громов разочарованно откинулся на спинку кресла, щелкнул зажигалкой и спросил, выпустив в полумрак первую порцию дыма:

– Что еще?

– А ничего. Милка Лильке этой, подружке своей, говорит: «Встретимся в баре, в восемь». И пошла себе. Задницей круть, верть! А я ей вслед гляжу и думаю: была бы ты моей дочкой, я бы тебе ремешком всыпала по филейным местам…

Громов взглянул на часы, поднялся.

– В восемь? – уточнил он. – Ничего не путаете, гражданка Вербицкая? Это ведь не интервью газете «Мегаполис». За свои слова отвечать придется. Тут всякие пустые домыслы и инсинуации недопустимы. – Значительно помолчав некоторое время, Громов строго поинтересовался: – Вы отдаете себе в этом отчет, м-м?