Теодор Гладков - Последняя акция Лоренца Страница 20

Под настроение Инна рассказала Юлии Николаевне, не вдаваясь в подробности, что в университете у нее было нечто вроде любви и что ничего хорошего из этого не вышло.

— Ну и что? — возразила ей Ларионова. — Не вижу никаких оснований для того, чтобы из-за одной неудачи заточать себя в монастырь. Лично я разобрала что к чему только со своим третьим возлюбленным...

Юлия Николаевна была женщиной умной, в житейских делах цепкой, хорошо образованной, воспитанной и внешне эффектной. Еще студенткой она без особой любви вышла замуж за майора, военного инженера. В финскую войну майор был тяжело ранен, поэтому, когда началась война Отечественная, его на фронт не пустили, но, учтя высокую квалификацию, направили в США, где он и проработал несколько лет по приемке военной техники для Красной Армии по ленд-лизу.

После возвращения в Москву он быстро понял, что жена ему изменяет. Ее связи не были тайной и для их общих знакомых. Майор, впрочем, уже ставший полковником, решил поступить как мужчина: квартиру и все, что в ней было, он оставил Юлии, взял только свои личные вещи, и техническую литературу. Года через два после развода он женился вторично на вдове своего товарища, погибшего на фронте, и был с нею, по слухам, вполне счастлив.

Так довольно неожиданно для себя Юлия Николаевна стала единственной обитательницей уютной, хорошо обставленной квартиры на Гоголевском бульваре. Первое время она еще надеялась, будучи уверенной во всемогуществе своих женских чар, что бывший муж все простит и вернется. Но время шло, а он и не помышлял о возвращении. Не пожелал лишить Юлию Николаевну свободы и ее любовник, связь с которым оказалась той последней каплей, что переполнила чашу терпения мужа. Мужчины после войны стали привередливы, и выйти замуж при конкуренции подросших молодых девушек ей, со сложившейся репутацией опытной женщины, оказалось невозможно. Несколько предложений, сделанных случайными знакомыми, настолько явно отдавали заинтересованностью в жилплощади, что Юлия Николаевна вынуждена была их по справедливости решительно отвергнуть.

Тогда Ларионова решила жить по принципу «Бери от жизни то, что можешь».

Ученые, печатавшиеся в «Вестнике», оказывали Юлии Николаевне знаки внимания. Да и как не быть расположенным к интересной женщине, которая охотно переведет с листа статью в английском журнале, поможет советом, тактично подправит шероховатости в материале. Платить за это интеллигентной, красивой даме неудобно. Иное дело — подарки. Она принимала их охотно, но в то же время деликатно, не ставя дарителей в неловкое положение.

Людей ей особенно приятных или нужных она приглашала в гости, окружала той умелой интимностью, устоять против которой мог далеко не каждый. Небольшое общество, две-три пары, собиралось в ее доме довольно часто. У Юлии Николаевны был отличный американский проигрыватель с большой коллекцией пластинок и даже — редкость в тогдашней Москве — американский же телевизор марки «Виктор», переделанный для приема советских передач, с непривычно большим экраном. Запасы съестного, коньяков и вин пополняли, естественно, сами гости.

Юлия Николаевна по-своему привязалась к Инне, однако по отношению к девушке у нее были и некоторые собственные планы. Дело в том, что Инна Локтева очень понравилась единственному человеку, к которому Юлия Николаевна испытывала родственные чувства, — ее двоюродному брату Михаилу Семеновичу Корицкому. В свое время именно Корицкий, когда Юлия после развода оказалась в стесненных материальных обстоятельствах, устроил ее на работу в «Вестник».

Михаил Семенович иногда заходил к сестре в редакцию, как-то мимоходом был представлен Инне, но не вызвал у нее тогда никакого интереса. Более того, барственный вид Михаила Семеновича, его подчеркнутая элегантность ей не поправились. «Типичная тыловая крыса», — про себя приложила она к нему привычное с военного детства определение. Каково же было удивление Инны, когда она узнала от Юлии, что Михаил Семенович в начале войны со студенческой скамьи ушел добровольцем на фронт, в зимних боях под Москвой был ранен, после излечения комиссован. Работал впоследствии в научно-исследовательском институте, защитил кандидатскую диссертацию. По словам Юлии, в броне знаменитых танков Т-34 была доля труда и ее брата.

Будучи как-то приглашенной к Юлии и встретив там Корицкого, Инна взглянула на него уже другими, более заинтересованными глазами. О том, что эта встреча в квартире подруги вовсе не случайна, а заранее спланирована, она тогда и не догадывалась.

За кофе разговор зашел об искусстве. И тут обнаружилось, что металлург Корицкий знает литературу, искусство и архитектуру итальянского Возрождения куда лучше Инны, как-никак закончившей гуманитарный факультет Московского университета.

Юлия Николаевна, чрезвычайно довольная замешательством подруги, пояснила с улыбкой:

— Не удивляйся, милочка. Ты еще не знаешь всех талантов Михаила. Он, к примеру, недурно музицирует. Его мама, моя тетя, была пианисткой. Не веришь? Миша! — обратилась она к брату. — Поиграй!

Михаил Семенович не стал отнекиваться, сел к пианино и уверенно сыграл вначале «Танец Анитры» Грига, а затем рапсодию Листа. Закончил неожиданно — виртуозной и своеобразной интерпретацией марша из «Веселых ребят».

До сих пор музыка не играла в жизни Инны решительно никакой роли. Музыкальные передачи по радио она слушала между делом, как в парикмахерской. Студенческие походы в Большой театр вкуса к музыке ей не привили, оживление вызывала только сама театральная обстановка, пышность зрелища. В консерватории — рукой подать от университета! — она была за пять лет не более трех раз. Таким образом, Корицкий оказался первым «живым» исполнителем, которого она увидела и услышала вблизи. Хорошо он играл с профессиональной точки зрения или нет, Инна определить не могла, но престиж Корицкого в ее глазах возрос еще больше.

Закрыв крышку пианино, Михаил Семенович заспешил к себе в институт: ему еще нужно было закончить подготовку к завтрашнему заседанию ученого совета. На самом же деле он, по предварительной договоренности, освобождал сестре арену для дальнейших действий.

— Вот уж не знала, что Михаил Семенович такой интересный человек! — задумчиво произнесла Инна, когда Корицкий ушел.

— И очень неудачливый в личной жизни, — добавила Юлия. — В свое время поддался уговорам родителей и женился на дочери одного их старого друга. У них девочка шести лет. Внешне между ним и Лерой все хорошо, но она изменяет ему с каким-то артистом. Тот заваливает ее дорогими вещами, а она приносит их домой и уверяет, что достала по случаю. Михаил, конечно, все понимает, но из-за дочки не хочет разрушать семью. Да и развод сейчас, ты знаешь, практически невозможен...

Инна прониклась самым искренним сочувствием к Корицкому. Она и не подозревала, что вся история с модным тенором, любовником жены Михаила Семеновича, от начала и до конца выдумана Юлией, чтобы заранее освободить Инну от возможных угрызений совести. То есть любовники у жены ее брата действительно были, но он не разводился с нею отнюдь не из-за родительской любви к дочери или сложности тогдашней процедуры развода. У Валерии Сергеевны Корицкой было в руках гораздо более верное и действенное средство держать мужа в руках. Но Инне об этом знать не следовало.

Через две недели Инна снова встретилась с Михаилом Семеновичем в доме приятельницы. После ужина Юлия Николаевна под благовидным предлогом оставила их наедине...

Ни раньше, ни тем более теперь Инна не привыкла жалеть о своих поступках. Что сделано, то сделано. Она любила. Была любима, следовательно счастлива. Юлия Николаевна напрасно рассказывала ей выдуманную историю о связи Валерии Сергеевны с мифическим артистом — наличие у Михаила семьи уже все равно не остановило бы Инну. Жертвовать своим счастьем из-за чьего-то семейного благополучия она не стала бы никогда.

Теперь Юлию беспокоило уже другое: сводя брата с подругой, она никак не полагала, что обоих охватит столь сильное чувство. Она намечала для них обычную связь, никого ни к чему не обязывающую, а тут вдруг вспыхнула никак не запланированная страсть. Юлия опасалась, как бы Михаил не наделал глупостей, могущих иметь непоправимые последствия — она-то знала, какое оружие может пустить в ход Валерия Сергеевна, если почует, что ее семейному спокойствию и материальному благополучию грозит реальная опасность. Тревога Юлии еще более усилилась, когда Инна с дрожью в голосе призналась, что ждет ребенка. Стараясь сохранить как можно более безмятежный вид, Ларионова очень натурально удивилась:

— Что значит — ждешь ребенка? Мы с тобой живем в цивилизованное время, когда детей рожают по плану, а не с бухты-барахты. Разве тебе можно сейчас иметь ребенка?

— Но что же делать? Аборты запрещены...

— Положись на меня, милочка, и не волнуйся. Михаил знает?