Алексей Азаров - Дорога к Зевсу Страница 20

— Вы едете домой?

— Нет, я обедаю в ресторане.

Варбург первым кладет трубку… Выкурив сигарету, я опять спускаюсь по ослизлым лестницам “У-бана” и, купив газету у мальчишки, подставляю ладонь за сдачей.

…Особняк с Фебами на фронтоне я нахожу без труда. Широкая мраморная лестница ведет наверх, к обитой дерматином двери. Как и условлено, я вхожу, не оповестив хозяев звонком, и сразу же попадаю в общество Руди.

— Пальто, — говорит Руди тоном ротного фельдфебеля. — Кепку… Прямо и налево!

За сутки Варбург осунулся и постарел. Если в Бернбурге я имел дело с Зевсом, то сейчас передо мной бледная копия, лишенная намека на сходство со сверхчеловеком. Обычный сорокалетний мужчина, не атлет и не красавец, озабоченный своей судьбой. Впрочем, у него хватает выдержки, чтобы не начать разговора с Цоллера.

— Хотите кофе, Одиссей?

— Чуть позже… Вы что, совсем не спали?

— Меньше, чем хотелось бы. Может быть, все-таки кофе?

— Если вы настаиваете, — говорю я и сажусь в кресло.

Комната обставлена просто, почти убого. Два кресла, стол без скатерти, еще один — с телефо­ном. Руди ввозит каталочку с чашками и оставляет нас одних.

— Вам с сахаром, Одиссей? — говорит фон Вар­бург.

Он цепляется за роль гостеприимного хозяина, пытаясь отдалить момент, когда придется стать тем, кем он при всем своем цинизме все-таки никогда не хотел бы себя видеть, — агентом, дающим отчет о проделанной работе.

— Знаете что, — говорю я. — Перейдем-ка к де­лам. Наши союзники янки утверждают, что время — деньги.

Варбург с каменным лицом сыплет в чашку четвертую ложку сахара. Я терпеть не могу переслащенный кофе и спешу его остановить.

— Спасибо… Так как, принимаете мое предложение?

— Все равно, — говорит Варбург. — Что входит в сферу?

— Вооруженные силы. Политика. Финансы.

— И разведка?

— Ваше управление? В последнюю очередь.

Я заранее предвидел, что он мне предложит. Документы с теоретическим и практическим обоснованием “für alle Fälle”[11] на случай поражения — штуку достаточно известную с эпохи Вальтера Николаи[12], еще какие-нибудь, касающиеся способов засылки агентуры, — сущие пустяки в сравнении с тем, что я намерен от него получить.

— Что же в первую? — говорит Варбург.

— Политика и армия.

— Извините, но Борман не приглашает меня в Пуллах[13]. Разве что вас удовлетворит информация из МИДа?

— Кто у вас там?

— В принципе никого. Но начальник управления кадров Ганс Шредер сотрудничает с нами, мы получаем от него…

Рискуя выглядеть невежливым, я поднимаю руку.

— Нельзя ли подробнее о Шредере?

— Ортодоксальный член партии. Не имеет порочных наклонностей. Хороший семьянин. Что еще? Вроде бы ничего особенного. На Вильгельм-штрассе он один из немногих, кто приходит на работу в партийной форме и с пистолетом у пояса.

— Не очень обнадеживающе.

— Он помогает Шелленбергу в засылке агентуры. По своим каналам.

— Думаю, не он один.

— Конечно, — кивает Варбург. — С нами сотрудничает и промышленность. Я был уверен, что вы поймете, насколько это важно для СИС. Вы слышали о “Бюро НВ-7”? Там заворачивает делами Макс Ильгнер[14] из “ИГ-Фарбен”. Считается, что бюро занимается экономическими выкладками, а сам Ильгнер не более чем промышленник. Но это не так.

— Коммерческий шпионаж?

— Экономический, военный, любой. Ильгнер прочно связан со Шмитцем из “Кемико инкорпорейтед” в Нью-Йорке, а его брат Рудольф влияет на Уолл-стрит. Вот посмотрите…

Я беру несколько листков тонкой бумаги, скрепленных металлическим зажимом, и делаю вид, что собираюсь спрятать их в карман. Варбург, не отрывая взгляда от моей руки, тянется к чашке.

— О черт! — говорю я и самым естественным образом стучу себя по лбу, словно упрекая в забывчивости. — Один пустячок. Будьбе добры, возьмите ручку и напишите несколько слов. Сверху, над текстом: “Одиссею, для передачи по назначению”, — а внизу подпись и дату… И прекратите шалить, Варбург! Это же не кегли: дело касается вашей головы. Не знаю еще, что вы там мне подсунули, дезу или правду, но я не слепой и отлично вижу: весь документ, от первой буквы до последней, отпечатан на машинке. Мне же нужны…

— Улики против меня?

— Совершенно правильно. Вещественные улики.

— Это не по-джентльменски…

— Бросьте, Варбург!

Грубость — самое мягкое, на что я готов пойти.

— Подписывайте, — говорю я. — Пусть все будет по форме, а потом я расстанусь с вами на два часа.

— Не понял…

— Ничего страшного для вас. Просто передам бумаги третьему лицу и вернусь, чтобы сообщить немало приятного о Цоллере. Итак, ваша подпись в обмен на новости, связанные с советником, — разве это мало, Варбург? Подписываете?

— Хорошо, — говорит Варбург и достает вечное перо.

“Третье лицо”… Где ты? Милый миф, созданный Одиссеем, ты не существуешь… Я заменяю его камнем на клумбе в Стеглице — красным кирпичом бордюра, промерзшим и грязным. Здесь, в ямке под ним, документы Варбурга пролежат до известного часа… Это только так говорится — “до известного”; если же по существу и по совести — я не ведаю, когда извлеку их из тайника и передам по назначению…

7/4, Регерингсгатан, Стокгольм, фрекен Оса-Лиза Хульт… Связь. Без нее все ноль, нигель, зеро.

Зимнее безлюдье делает парк похожим на запо­ведник. Я брожу по дорожкам, и планы, один другого фантастичнее, приходят мне в голову. То я воображаю Варбурга приезжающим на зенитную батарею и достающим из-под корней вяза ящик с рацией; то Руди приносит мне передатчик из арсеналов СД; то… Дурацкие проекты, не стоящие ни гроша. Я иду, постукивая по кустам подобранной веточкой, обиваю снег и думаю о фон Арвиде. Оппозиция? Трудно, конечно, поверить в существование подпольной организации с хорошо налаженной системой подстраховки и зарубежными каналами, но вдруг я все-таки ошибаюсь и она есть? Вдруг ниточка, начинающаяся от фон Арвида, потянется к тем, кто имеет возможность сноситься с представителями союзных стран? Тоже, разумеется, не лучший вариант, но почему бы не попробовать?.. Нет, пустое. Лучше не надейся, Одиссей!..

В особняк на Швейнингер я возвращаюсь точно через два часа. Руди бесстрастно забирает пальто и кепку и пропускает меня к Варбургу. Мы садимся друг против друга, словно и не расставались, и я подвигаю к себе чашку с холодным кофе. Говорю:

— Отличная погода. Будет оттепель… Или нет?

Варбург с надеждой смотрит на меня, на мои руки, словно ждет, что я сейчас достану из кармана нечто, внесущее ясность во все и утолящее его печали. Это жестоко с моей стороны — тянуть и ни звуком не обмолвиться о Цоллере, но я не альтруист и, выпив чашку, начинаю с темы, лежащей в иной плоскости, нежели предмет страхов бригаденфюрера.

— Ваши люди связаны с контрразведкой?

— Что?.. Ах да… Постольку-поскольку.

— Могли бы вы навести справку о некоем фон Арвиде? Его брат, полковник Гассо фон Арвид, проходил по делу о покушении.

Варбург досадливо поводит плечом.

— Это не просто.

— Было бы просто, я постарался бы обойтись собственными ресурсами. Можете или нет? Чтобы вам было легче решать, замечу, что с Арвидом связано ваше собственное дело.

— Попытаюсь.

— Вот-вот, — говорю я и доливаю себе кофе. — Попытайтесь, пожалуйста. Заодно поинтересуйтесь и его секретаршей. Фрейлейн Анна Грюнер. Я полагаю, она связана с гестапо. С неким советником Цоллером.

Варбург задумчиво, словно просыпаясь, потирает лоб.

— Ах, вот оно что!

— Только не стройте догадок. Все равно ошибетесь. На месте Цоллера в данном случае мог быть любой сотрудник гестапо. Я сказал о нем лишь для того, чтобы вы не сомневались в моей памяти. Вы же ждете, что я заговорю о нем. Не так?

Фон Варбург все еще держит руку у лба, словно защищается от удара.

— Так, — говорит он тускло.

— Вот это честно. Пожалуй, вы в первый раз честны за все то время, которое я трачу на вас. Ладно, не стану тянуть. Цоллер никому ничего не докладывал. Он все хотел сам. Надо продолжать?

Рука Варбурга тяжело падает на колено.

— Вы убеждены, Одиссей?

— Спросите еще, откуда мне это известно. Или нет?

— Нет. Конечно, нет.

— Очень благоразумно, поскольку я все равно бы не ответил. Со своей стороны, не спрашиваю, что будет с Цоллером. Это — семейное дело, ваше и Руди.

Я встаю и делаю шаг к дверям. На сегодня достаточно. Дойдя до порога и взявшись за ручку, я не удерживаюсь-таки и наношу Варбургу последний удар — тот самый, который французы с сарказмом называют “ударом милосердия”.

— Кстати, о Цоллере. То, что он никому не сообщил о вас, я знал еще вчера. Однако неопределенность, по-моему, торопила вас дать гарантии Одиссею. Я не ошибся?