Чингиз Абдуллаев - Всегда вчерашнее завтра Страница 20

Сжег и эту бумагу, так же тщательно разминая пепел. И только затем отправился завтракать, вспомнив, что ничего с утра не ел, кроме вкусной булочки, купленной в булочной рядом с домом Владимира Владимировича.

В час дня он уже ждал у магазина Потапчука. Тот пришел на встречу один, пешком.

— Я взял два ствола, — сообщил деловито он, — для вас, на всякий случай.

— Надеюсь, они относительно «чистые»? — уточнил Дронго.

— Этого я не знаю. Какая нам разница! Главное, стрелять из них можно. Это «ПМУ», новая модель.

— У вас что, склад оружия? — улыбнулся Дронго.

Потапчук в ответ только махнул рукой.

— Сделаем так, — предложил Дронго, — я буду у церкви и потом войду в этот пивной бар. А вы находитесь рядом, подстрахуете меня. Если убийцы знали Лозинского и вычислили его местонахождение, значит, они могут знать и вас.

Поэтому будьте внимательны, если я не выйду через пятнадцать минут, можете входить. Но только не раньше, чем через пятнадцать минут. Давайте сверим наши часы.

— Возьмите пистолет, — предложил Потапчук, протягивая оружие.

Дронго оглянулся.

— Зайдем в подъезд, и вы мне его дадите, — согласился он. — И запомните: никаких самостоятельных действий. Вы меня поняли? Я надеюсь, еще помните, что вы офицер КГБ, хотя и бывший.

— Понял, — кивнул Потапчук, — не волнуйтесь, я человек дисциплинированный.

Подожду ровно пятнадцать минут.

Когда они вошли в подъезд и Дронго взял оружие, он спросил:

— А чьи трупы вы показывали вместо Савельева и Семенова? Специально кого-то убили для этого?

— Это наши водители. Ребята погибли случайно, а Савельев был тяжело ранен, — признался Потапчук, — никого мы специально не убивали. Мы же не звери.

— Достаточно спорное утверждение, — пробормотал Дронго, но возражать не стал.

Они приехали к указанному месту в половине третьего. В малолюдной церкви было достаточно тихо.

— Этот священник еще служит? — уточнил Дронго.

— По-моему, нет, — улыбнулся Потапчук, — он уже давно «Сникерсами» торгует. Устроился неплохо. Не то что мы.

Дронго не стал возражать, кивнув на прощание напарнику, пошел в церковь.

Будучи атеистом, он с трудом мог поверить в гневного старца, ожидающего его наверху. Так же он не признавал и бессмертную душу. Но вот в высший разум или в космическую теорию появления человечества он верил безусловно.

Особенно поразило Дронго одно из сообщений английского журнала. Путем сложных математических вычислений ученые получили ошеломляющий результат. Чтобы из простейшей клетки или той протоплазмы, которая составляла сущность живого организма на Земле, развилась столь высокоорганизованная жизнь, как человек и его сознание, необходимо время, примерно равное тому, какое затратила бы обезьяна, попытавшаяся построить путем бросания кирпичей Букингемский дворец.

Ученые просчитали, что для такого развития должно было пройти гораздо больше времени, чем жизнь существующей Вселенной.

Это служило и одним из подтверждений космической версии появления человечества, что не мешало представителям всех религий заявлять о существовании высших небесных сил. Впрочем, сам Дронго относился к ним достаточно скептически. Религиозные деятели в массе своей представлялись ему глупыми и неустроенными людьми, зачастую не верящими в идеалы, которые они проповедовали. Лишь истинные подвижники и немногочисленные романтики еще поддерживали авторитет мировых религий, сильно пострадавший от авантюристов и проходимцев всех направлений и мастей.

Тем не менее Дронго всегда с большим чувством уважения относился к истинно верующим, понимая, что нельзя отнимать у человека столь желанную мечту. Более того, находясь в той или иной стране, он всегда находил время зайти в костел или мечеть, храм или церковь, понимая, что такие места в конечном счете являются концентрированным выражением духа данного народа и его воззрений.

В прохладной полупустой церкви молились несколько старушек.

Он ждал до тех пор, пока наконец минутная стрелка на часах встала ровно на двенадцать. Только тогда он вышел из церкви, пересек площадь и вошел в пивной бар, расположенный напротив. Здесь, несмотря на дневное время, было довольно многолюдно. Громко играла музыка. За столиками сидели в основном молодые мужчины, но были и женщины.

Он прошел в угол и заказал для себя рюмку коньяка, который не очень любил, и кружку пива, которое вообще не пил. Развязная молодуха, принимавшая заказ, презрительно сморщилась. Здесь клиенты выпивали по десять-двенадцать кружек пива. Она удалилась, явно недовольная столь маленьким заказом.

Дронго оглядел зал. Почему здесь так много людей? Все-таки рабочий день в разгаре, а в зале полно молодежи. Или ему это просто кажется?

Через некоторое время в зал вошел высокий человек в светлом плаще. Он направился к свободному столу недалеко от Дронго, заказал себе водки и пива.

Когда официантка приняла заказ, к незнакомцу вдруг приблизился один из шумной молодой компании. Дронго услышал, как подошедший спросил:

— Вы Сарычев?

И в этот момент все сразу смешалось. Мужчина попытался вскочить, но к нему из разгулявшейся компании метнулись сразу несколько человек. Перевернулся столик, зазвенела разбитая посуда. Мужчина успел выстрелить из пистолета лишь один раз, в потолок, его тут же прижали лицом к столу, выворачивая руки.

Глава 14

Сразу после разговора с Владимиром Владимировичем Алексеев затребовал дела двух бывших офицеров КГБ — Мушкарева и Сарычева. Оба были на пенсии, в отличие от Локтионова, сумевшего приспособиться и сделать карьеру уже при другом режиме.

Петр Васильевич Мушкарев осенью девяносто первого ушел по болезни.

Впрочем, подобная формулировка в те месяцы, когда беспощадный меч недалекого «прораба» разрушал одну из самых лучших спецслужб мира, была достаточно распространена. Именно Мушкареву Алексеев и позвонил, попросив разрешения приехать. Старик охотно дал согласие, и вскоре Алексеев уже пил чай в большой квартире, где, кроме самого хозяина дома и его супруги, жил сын со своей женой и двумя детьми. Бывший сотрудник КГБ оказался смешливым старичком с хохолком торчащих седых волос.

— У нас к вам важное дело, — признался Алексеев, — хочу с вами посоветоваться.

— Хорошо еще, что вспоминаете старика, — добродушно сказал Мушкарев, — я думал, вы меня уже забыли совсем, списали в архив.

— Нет, конечно, — несколько лицемерно сказал Алексеев, — просто у нас возник сложный вопрос, и я хотел бы получить вашу консультацию.

— Чем могу, конечно, помогу. Все-таки сорок три года службы…

— В августе месяце вы все время делали доклады у Крючкова, — напомнил Алексеев, — июль — август, как раз перед самым ГКЧП.

— Помню. И даже на Кубу вместе летали. Тогда Крючков отправился на Кубу и меня с собой взял.

— Кроме вас, основными докладчиками были почти постоянно Локтионов и Сарычев. Вы их помните?

— А как же, — оживился старик. — Вы варенье себе кладите, не стесняйтесь.

Локтионов сейчас у вас работает. Генералом стал. Впрочем, не удивляюсь. Он и тогда среди нас самым умным считался. И самым терпеливым.

— А подполковник Сарычев?

— Он скрытный. Впрочем, у него вся работа такая была. Он ведь докладывал о специальных группах. К тому времени уже работало несколько подобных групп. В Армении, Азербайджане, Грузии, Прибалтике… Да вы сами все это знаете.

— Он докладывал о работе специальных групп? — понял Алексеев.

— По-моему, да. Но точно я не знаю. У нас ведь строгий порядок соблюдался.

Каждый своим делом занимался. Не то что нынче, такой бардак. И преступности такой не было. У моей внучки в школе уже детей обирают. Где это видано?

— Да, конечно, — вежливо согласился Алексеев. — Значит, вы точно помните, что именно Сарычев докладывал о деятельности специальных групп?

— Конечно, помню. А я в основном за общую работу отвечал. Память у меня, дай бог, хорошая. Сейчас, правда, все мемуары писать начали, только не дело это для сотрудников разведки и контрразведки. Запретить все это безобразие нужно.

Разве можно о своей работе мемуары писать? Это только через сто лет можно будет, когда людей живых не станет. А иначе нельзя, вред можно большой принести товарищам.

— Спасибо за беседу. — Алексеев собрался уходить.

— Нет, — заупрямился старик, — вы чай сначала выпейте. И хозяйку не обижайте, варенье ее попробуйте.

— Хорошо, — улыбнулся полковник, пододвигая к себе вазочку с вареньем.

— Раньше все по-другому было, — оживился старик, найдя в нем благодарного слушателя, — разве такой бардак допускали? А сейчас прямо на улицах убивают. Я помню, как Крючков это переживал, мучился. Но не знал, как помочь, что сделать.

— Сделал он то, что мог, — напомнил Алексеев, — придумал ГКЧП и опозорился на весь мир.

— Вы так думаете? — нахмурился старик. — А я вот мыслю по-другому. Он ведь лично ничего не хотел для себя. Вы газеты нынешние читаете? Почему все президенты и премьеры новых государств так независимости хотят? Потому что народ свой так сильно любят? Ничего подобного. Они себя больше любят. Себя и свои места. И свои доходы. И семьи свои больше любят. Вот поэтому и хотят стать независимыми, независимыми от Москвы, независимыми от любой проверки, делать что хочешь и ни за что не отвечать. А Крючков не такой был. И другие не такие, в сущности, подлецы, как их потом начали изображать. Они не для себя старались.