Рэм Красильников - Конец «Крота» Страница 21

Эрик Хонтауэр был ярым сторонником агентурной работы. Агенты должны кормить разведку! Он помнил слова директора Центрального разведывательного управления:

«Основные усилия ЦРУ должны направляться на качественное и продуктивное использование существующей на территории Советского Союза американской агентурной сети, на ее наращивание. Агентура является критически важной даже в эпоху разведывательных спутников и других технических средств разведки. Мы очень заинтересованы в получении разведывательной информации, которая становится бесценной, когда речь идет о проникновении в планы и замыслы противника». Так говорил директор на одном совещании в Лэнгли, и Хонтауэр слушал его с особым вниманием. И вот теперь резидент ЦРУ в Москве старательно проводил идеи руководства Лэнгли в жизнь. За это и ценят Эрика Хонтауэра в Вашингтоне — за его напористость, хватку, за бурную инициативу смелого и отважного разведчика.

Да и сам Эрик Хонтауэр был преисполнен честолюбивых замыслов. Под его руководством московская резидентура стала организатором смелых разведывательных операций в Советском Союзе. Идеи и предложения рождались в его голове одно за другим. Не важно, что решения принимаются в Лэнгли, где готовятся директивы по важнейшим вопросам. Эрику Хонтауэру был известен стиль работы Вашингтона. За долгие годы службы он научился влиять на положение дел, знал, что когда возникают проблемы согласования и получения инструкций, на это требуются считанные часы. Связь действует бесперебойно! Хонтауэр знал решительную натуру своего непосредственного начальника «Волка» Вулрича и надеялся на то, что новый директор ЦРУ всегда поддержит московскую резидентуру. Отваги, инициативы и настойчивости Эрику Хонтауэру не занимать!

…Руководитель московской резидентуры медленно ходил по своему кабинету и, размеренно жестикулируя, вел неторопливый разговор со своим собеседником. Иногда он умолкал и подходил к столу, на котором что-то записывал на небольших листочках, показывая их тому, кто его внимательно слушал. А собеседник стоял в углу кабинета — это был молодой человек лет тридцати, атлетического телосложения и весьма приятной внешности. На его холеном лице — выражение самодовольства и самоуверенности. Молодой человек — специальный сотрудник московской резидентуры — разведчик «глубокого прикрытая» Арнольд Бронсон. В посольстве стараниями ЦРУ он числился атташе отдела личного состава. В Советский Союз Бронсон приехал несколько месяцев тому назад.

— Русские угрожают Соединенным Штатам. Они стремятся уничтожить нашу свободу. Мы должны сделать все, чтобы этого не произошло. Советы — наш враг. Его надо разбить, иначе он разобьет и уничтожит нас. — Эрик Хонтауэр не заметил, как перешел на тон и манеру лектора, которому дорого внимание аудитории. Но Бронсон, казалось, не обращал внимания на высокопарное красноречие шефа. Работники кадрового аппарата ЦРУ, принимая его на работу в разведку, отмечали в молодом и симпатичном американце немало привлекательных качеств. Они быстро подметили его энергию и активность, стремление не размышлять, а действовать. Мимо их внимания не прошло и то, что Бронсон умел терпеливо слушать, что ему говорят начальники. Он твердо усвоил заповедь: не перечить руководству, выполнять то, что от него требуют, и тогда можно добиться успеха.

«Глубокие прикрытия» для разведчиков, направляемых на дипломатические должности в посольствах, — остроумное изобретение руководства Лэнгли. Арнольд Бронсон очень дорожил этим назначением. Дорожил своим новым разведчиком-агентуристом и сам Эрик Хонтауэр.

В отличие от других сотрудников резидентуры разведчиков «глубокого прикрытия» еще более тщательно зашифровывают и «прячут» среди дипломатов. Их пристраивают на специальные курсы Государственного департамента, где они проходят науку дипломатической службы в широком кругу других американских дипломатов. Те считают их «своими». Это важно, так как кое-кто из слушателей курсов А-100 оказывается в тех же представительствах, куда ЦРУ посылает разведчиков «глубокого прикрытия». Им, как правило, запрещается посещать помещения резидентуры, не рекомендуется общаться с другими разведчиками. Они должны строго выдерживать режим работы по прикрытию. Разведчикам «глубокого прикрытия» поручаются наиболее важные операции.

Вот таким и был Арнольд Бронсон, которого принимал в своем посольском кабинете советник по региональным вопросам.

Эрик Хонтауэр в целом спокоен — его кабинет надежно защищен от подслушивания и регулярно проверялся специалистами Лэнгли. Тем не менее ключевые фразы разговора, которые могут дать представление о существе дела, собеседники не произносили, а писали на листках бумаги, которые потом Эрик Хонтауэр сожжет в стоящей на столе железной пепельнице. Весь разговор поэтому носил какой-то фантастический характер, понятный только им одним.

— Вы, конечно, уже освоились в Москве, Арнольд? И, наверное, уже многое успели посмотреть. Как вы заметили, мы вас особенно не загружали поручениями. Считайте, что для вас это были тренировка и легкая разминка. А вот теперь вас ожидает настоящая работа.

— Я готов, сэр.

Бронсона переполняла гордость от поручения шефа. Он как-то весь напрягся, но старался скрыть охватившее его радостное возбуждение. А Эрик Хонтауэр продолжал ходить по своему небольшому кабинету, изредка заглядывая в лежащие на столе листки с записями, которые появились после очередной телеграммы Лэнгли.

— Знаете, Арнольд, мы с вами солдаты тайного фронта. — Голос резидента звучал все глуше и глуше. — Советы своими действиями закрыли нам дверь в свое общество. Как преодолеть поставленные советскими властями барьеры? Как обойти внушительные заслоны русской контрразведки? Конечно, можно полагаться на технические средства. Соединенные Штаты это делают, и довольно успешно. Но разведывательные спутники, например, не дают нам доступа к тайнам Кремля, к секретам КГБ. Поэтому агенты — наше главное оружие.

Хонтауэр недовольно отреагировал на резко прозвучавший телефонный звонок, взял трубку, проронил несколько слов и снова повернулся к Бронсону.

— Вы отлично знаете, как трудно вербовать агентов в Советском Союзе. Мы стараемся не упускать ни одного шанса, когда к нам обращаются доброжелатели. Их немного, но среди них попадаются очень ценные источники. Ну, а что касается агентов, которых Лэнгли приобретает за пределами СССР, то это требует особого внимания резидентуры. Ведь нам приходится со многими из них работать. Резидентура в Москве — как натянутая тетива лука стрелка, хорошо видящего цель. И свою стрелу он выпускает в нужное время и в нужном направлении. Сейчас как раз и настало такое время, и вы будете этим лучником. Уверен, вы не промахнетесь. Лэнгли тоже на это надеется.

После этого шеф московской резидентуры перешел от теории к практике. Он не говорил о совсем уж деликатных вещах. Он писал то, что хочет сообщить собеседнику, на листках бумаги. Его молодой коллега отвечал шефу в столь же конспиративной форме.

— Резидентуре предстоит заняться очень ответственным делом. Вам поручается одна важная операция — закладка тайника для завербованного в Таиланде агента нашей службы. Вашингтон придает исключительное значение этому человеку. Он работник специального контрразведывательного подразделения русской разведки. Думаю, Вам не надо подробно объяснять важность дела. Для ЦРУ в целом, для резидентуры в Москве этот человек сущий клад, драгоценность из драгоценностей. На первом месте, конечно, информация о проникновении КГБ в правительственные учреждения Соединенных Штатов, прежде всего к нам, в Лэнгли. Русские этим, как вам известно, активно занимаются. Ну, и многое другое, что мы вправе ожидать от агента такого калибра, в том числе операции русских здесь, в Москве, против посольства. Полагаю, что агент может быть полезен нам во многом. Я доверяю эту миссию вам, имея в виду, что вам уже приходилось участвовать в подобных операциях, хотя и не в Москве. А главное потому, что вы один из немногих офицеров резидентуры, кто неизвестен русской контрразведке.

— Благодарю за доверие, сэр, я очень его ценю. Уверен, что русские не подозревают меня. У меня ведь особый статус, и я строго выполняю все атрибуты дипломата посольства. Система маскировки, которую мне определили, действует успешно.

— Вы ведь понимаете, Арнольд, нам очень трудно долго сохранять инкогнито в стране с такими жесткими условиями работы. Вы — другое дело. Вы не принимаете участия в очень рискованных операциях. Это не упрек, это целесообразность.

— Сэр, слежки контрразведки я за собой не замечал. Я убежден: ее нет. А в посольстве меня действительно принимают за сотрудника госдепартамента.

— «Пилигрим», наш новый агент, — продолжил разговор, перемежая его записками, руководитель московской резидентуры, — имеет все инструкции по связи. Но кое-что резидентуре следует доделать и доработать. Сейчас речь не идет о личных встречах с агентом, которые резидентуре предстоят в недалеком будущем. Наши действия пока касаются тайниковых операций. Они спланированы для «Пилигрима» в Лэнгли, и нам необходимо их проводить. Конкретно сейчас надо подобрать место для тайника, который мы должны заложить уже в самое ближайшее время. В Вашингтоне считают, и я с этим вполне согласен, что это должен быть тайник, который может находиться на месте несколько дней, может быть, даже две-три недели. У нас уже подобрано несколько мест, но я хочу оставить их в резерве для других целей. Кроме того, если говорить прямо, они не кажутся мне подходящими для «Пилигрима». Координаты тайника, который вы подберете и подготовите, штаб-квартира сообщит «Пилигриму» по радио. Но ваша задача — не только сами координаты, но и подготовка указаний агенту, каким путем до него добираться.