Елизавета Берестова - Корона клинков Страница 21

— Всем стоять на месте, — бросил он, видя как солдаты толпятся в дверях, напирают сзади, вытягивая шеи, пытаются получше рассмотреть, что произошло в доме. — Не входите, иначе затопчите все следы.

Сам Осокорь подошёл к убитым и потрогал их. Почти остыли, значит прошло часа четыре, а то и больше, погода больно тёплая.

— Уйдите все, кроме Лергия.

— Осмелюсь доложить, экселенц, — обратился парень, когда была зажжена лампа, и в доме стало светлее, — на ложе лежит травник. Ума не приложу, откуда он тут взялся. Мы ж его за дом снесли.

— Вижу, вижу, — негромко ответил Осокорь, вытирая полотенцем руки после осмотра ран. — Третьего мертвяка я сразу заприметил. Погоди, брат ты мой Лергий, вот осмотрю следы на полу, глядишь, смогу раскрыть секрет, кто приволок травника в дом.

Легат присел на корточки и принялся внимательно изучать грязный пол.

— Подойди сюда, — сказал он помощнику, обнаружив нечто, заслуживающее внимания. — Смотри, отчётливый отпечаток подошвы. Это — чужак. Сапоги солдат подбиты толстой кожей с железными набойками на каблуках и носках. Хозяин дома хаживал в сандалиях. Значит, и он оставить интересующий нас след никак не мог. Взгляни, подошва узкая и мягкая, такие сапоги по карману не всякому. Владелец сей дорогостоящей обувки высок ростом, — Осокорь пальцами измерил на полу какое-то расстояние, — повыше меня ладони на полторы будет.

— Прямо чудо какое-то, — восхитился Лергий, — видал я, как гадатели по линиям руки или по бобам о человеке сказывали, но чтоб вот так, по невнятному следу сапога…

— Ничего похожего на чудо, тем паче — гадание. Одна только наука и, естественно, опыт. Следы способны поведать знающему человеку гораздо больше, чем ты думаешь. Главное смотреть внимательно и ничего не пропустить.

Легат продолжал ползать по полу.

— А вот и напарник нашему незнакомцу сыскался.

Лергий сколь ни старался, не мог углядеть ничего выдающегося. Перед ним были лишь доски, обыкновенные доски пола, некогда выскобленные, а сейчас грязные, как это бывает, если входящие в дом не снимают обуви.

— Напарник будет потяжелее и пониже. Да и ботиночки он носит попроще. Итак, — Осокорь разогнулся и крякнул, потирая поясницу. — Можно подытожить то, что нам дал осмотр пола. Непрошенных гостей было двое. Узкостопый явился первым и играючи отправил обоих твоих коллег в Страну вечной тени.

— Не могу понять, — помощник Осокоря с любопытством склонился над трупом десятника, — как ему удалось их так положить. Ладно новенький — пацан не опытный, который, как говориться, полевой каши ещё не пробовал. Но Ароний! Он воевал, я это точно знаю. Он всех в нашем подразделении извёл своим боевым прошлым. Чуть что — в крик: мы, мол, ещё за подолы мамкины цеплялись, да пальцы сосали, когда он врагов империи на куски рубил. А тут даже меч достать не успел, хоть и сидел как полагается: лицом к двери. Но еще более странно, что крови нет вовсе. Я видал, как человека по горлу полоснули. Там целая лужа натекла, а здесь даже нескольких капель и то нет.

— Да, — согласился Осокорь, — я на раны сразу внимание обратил, доводилось мне с подобным встречаться. Крови же нет, поскольку оружие было магическим. Ну, а то, что владел им мастер, даже тебе понятно. В Северную войну эльфы иногда баловались волшебными клинками. А уж в последнюю, с некромантами, подобных ран я видел достаточно.

— Откуда у нас, в Сциллии, эльфам взяться, да ещё с заговорёнными клинками, не говоря уж о некромантах? — искренне удивился Лергий. — Двадцать лет на свете живу, а ни одного эльфа не видал. Эльфы живут на севере, за Собственным морем, говорят там сосны до неба, а полгода ночь и холод такой, что у непривычного человека уши и нос замерзают и отваливаются. К нам сюда они даже во время войны не добирались. Да и что им в нашей жаре делать? А некромантов вообще наш покойный император всех до одного перебил.

— Насчёт некромантов, это ты поторопился, хотя они и правда очень далеко отсюда. Однако ж, мне доподлинно известно, что один эльф только вчера прибыл в Осэну. И, кстати сказать, он носит как раз дорогие сапоги с зауженными носами. Только вот оружия при нем не было, это я точно знаю. Ни волшебного, ни обыкновенного, я проверил. Полагаю, этих двух совпадений будет достаточно? Никогда не преувеличивай случайность, Лергий, — назидательно произнёс Осокорь, — потому, что только дураки списывают всё, что угодно на его величество случай. Высокий эльф с узкими ступнями сходит с борта «Ночной птицы», а тут мы обнаруживаем соответствующие следы и двоих убитых в соответствующей манере. По-моему есть все основания предположить, что мы имеем дело с одним и тем же эльфом.

— Какая жалость, что следы не могут называть того, кто их оставил.

— Это имя я в состоянии назвать и сам, — сказал Осокорь, продолжая осматривать комнату. — Его зовут Меллорн, Этан Брэк Меллорн. Если, конечно, имя настоящее. Но вот с его спутником сложнее будет. Вчера вечером, когда я попрощался с господином Меллорном, его сопровождал совсем не тот, кто помогал переносить травника в дом.

— А вы не ошибаетесь, экселенц? Вы ведь одни только следы видели.

— Ширина шага зависит от роста, — пояснил легат, — вчера эльфа сопровождал дылда в сапогах, естественно, не таких дорогих и модных, как у хозяина, но вполне добротных и не заношенных. Здесь даже начинающий следопыт определит, что наследил плотный крепыш приблизительно моего роста, и наследил башмаками.

— Ваш эльф мог просто переобуть напарника или нанять нового слугу. В Осэне это раз плюнуть.

— Не думаю, — покачал головой легат, — стал бы ты с собой везти человека из столицы, чтобы поменять на другого в первый же вечер?

— Агентура, экселенц, — не сдавался Лергий, — кому, как не вам знать, что у врагов везде сети шпионов. В Осэне вашего эльфа ждали, снабдили лошадьми и проводника дали, а, может, и кого посерьёзнее. Вместе всё это очень уж на заговор смахивает. Не зря нам Петрокл всё время про бдительность твердит.

Осокорь хмыкнул. Он уже составил себе представление об умственных способностях начальника городской стражи.

— Любопытный закуток, — он отодвинул полосатую домотканую занавеску, какими нередко в крестьянских избах перегораживают помещения, — что там?

— Ничего особенного, — ответил помощник, — всякий хлам: старая одёжа, ведра, садовый инструмент и ещё трава сушёная. Одним словом — чулан, господин легат.

В лицо Осокорю дохнул не лишённый приятности пряный аромат. И немудрено, на специально протянутых верёвках сушились травы, десятки пучков разных трав. Полумрак позволял разглядеть полки с припасами, стены подпирали мотыги и грабли, на колышках висело разное тряпье. Для завершения картины стоило прибавить к этому целое море не поддающейся никакому описанию рухляди, выбросить которую у стариков обычно не поднимается рука.

— Тут пехотинец с пикой пропадёт, — заметил легат, оглядывая всё это жалкое изобилие.

Даже самому себе он не смог бы ответить, что он рассчитывает найти здесь. Его вела интуиция, а своей интуиции Осокорь привык доверять. И было ещё кое-что: во-первых, сандалии в сенях на два пальца больше, чем носил травник. Следовательно, мальчик есть. А во-вторых, весь этот домик с камышовой крышей почему-то казался ненастоящим, напоминающим ящик, в который факир на ярмарке запихивает девку для прилюдного распиливания. Вот и ходил Осокорь взад-вперёд, передвигая разные вещи, только что в горшки на плите нос не сунул. В тронутом случайно кувшинчике звякнули деньги. Легат высыпал содержимое кувшинчика на стол. Оттуда выкатились медные монетки, блеснули серебряными боками несколько сестерциев, а следом, солидно брякнув, вывалился мешочек из тонкой кожи.

— Никогда не думал, что траволечение — такое выгодное ремесло, — криво усмехнулся Осокорь, когда развязал тесёмки кошелька. — Не слабый заработок для деревенского лекаря.

Кучка золотых кругляшей, лежащая на столе, заведомо была больше медной.

— Надо же, — Лергий повертел в руках монетку, — один к одному императорские динарии.

— Именно. Не слишком ли роскошно для стариковской заначки пра черный день? Один, два золотых — ещё куда ни шло, а тут, — легат быстро пересчитал деньги, — целых девяносто шесть монет. Вот ты держал когда-нибудь в руках такую уймищу золота?

— Нет, не доводилось.

— Вот и я тоже не держал, хотя моё жалование составляет без малого сотню в год. Не верится что-то, господин Антоний, что вам удалось накопить сию сумму, откладывая с гонораров за лечение. Ой, как не верится. — Осокорь с сожалением посмотрел на мёртвого хозяина дома. — Идиотом все-таки был ваш десятник, укокошил попусту старикана. Вот извольте теперь по его милости думать да гадать, куда подевался мальчик, и откуда в деревенской лачуге взялось золото в количестве годового жалования легата.