Роман Ким - Школа призраков Страница 21

После полуночи я стал звонить Веласкесу — никто не отвечал. Дома у Гаянэ тоже не брали трубку. Даню ушел днем и не возвращался домой. Он пришел только около двух часов ночи — навеселе, пританцовывал и слегка пошатывался.

Я спросил его: где Веласкес? Надо сообщить профессору, что Гаянэ еще не вернулась в город. Даню свистнул и махнул рукой. С трудом стянув с себя одежду, он упал на кровать и заснул. На следующее утро, узнав, что Гаянэ опять не вышла на работу, я пошел к Веласкесу. Он сидел в пижаме на кровати и смотрел на дерущихся девочек, они катались по циновке, вцепившись друг другу в волосы. Наконец одной удалось укусить другую, та заплакала, и ей было зачтено поражение. Победительница получила сигаретку и монетку. Веласкес приказал девочкам пойти вымыться и приготовить для него завтрак.

Я доложил о том, что Гаянэ так и не вернулась в город. Веласкес кивнул головой.

— Мы проверяли в заповеднике. Лесничий сидит дома и играет на скрипке. И никого там больше нет.

Я покосился на профессора.

— Я два дня разыскиваю по телефону… а вы изменили план и провели все без меня. А я все время, как дурак…

Веласкес сделал удивленное лицо:

— О чем вы?

Я повторил. Веласкес поправил парик.

— К сожалению, вы ошибаетесь. Ничего мы с девицей не сделали. Просто ее нигде нет. И ее матери тоже.

Оказывается, уже вчера днем было установлено исчезновение Гаянэ с матерью. Полиции было сообщено о том, что Гаянэ украла деньги у одного араба-торговца, что она профессиональная аферистка и проститутка. Полицейские ищут ее со вчерашнего вечера. Я недоверчиво покачал головой. Вскоре пришли Ренуар и Даню. Ренуар повторил слово в слово то, что мне уже сообщил Веласкес. Мне оставалось только сделать вид, что я принимаю эту версию. Но, подходя к дому, я сказал Даню:

— А все-таки я уверен, что девица уже зарыта в землю. Представляю, как вы ее изукрасили…

Даню невесело рассмеялся.

— Верить или не верить — твое дело, но ее действительно нет. Не знаю, как Веласкес с Ренуаром будут докладывать шефу.

— Куда же она могла деться? Перешла в другое измерение? Вы думали, что я буду жалеть ее, и прикончили без меня.

Даню скривил рот и махнул рукой.

Спустя три дня он передал мне: решено продолжать поиски девицы, и я должен представить объяснительную записку. К этой записке я приложил все диаграммы и таблицы, касающиеся хода обработки о. а. — 1. А в конце написал, что в моем сводном количественном анализе реакций о. а., возможно, были допущены ошибки (хотя регистрацию я проводил по системе «Крамер-Пибоди»), и кроме того, комбинированные приемы цикла Т, которые я применял на базе реитерационного стиля словесного воздействия, очевидно, дали обратный эффект.

Даню стал выражать опасения: не отразится ли история с о. а. — 1 на моем участии в большом деле, о котором говорил новый Командор. Судя по аффектации, с которой Даню выражал свои опасения, а также по его подчеркнуто сочувственным интонации и мимике, я понял, что он представил новому шефу какие-то соображения — не в мою пользу.

Однако все обошлось благополучно. Наступил день, когда мне и Даню вручили конверты с заданиями.

Эти конверты мы должны были вскрыть накануне вылета, вынуть листки с текстом, написанным симпатическими чернилами. Спустя некоторое время текст должен был сам исчезнуть.

Мне было приказано лететь до Базеля (аэропорт Сен-Луи) и пересесть на первый самолет, направляющийся в Аяччо (аэропорт Кампо дель Оро), оттуда направиться в Ниццу (аэропорт Лазурный берег) и пересесть на самолет, идущий в Тананариве (аэропорт Аривонимамо). В самолете ко мне подсядет человек, сделает парольные жесты и произнесет парольную фразу. От него я получу указания относительно дальнейшего.

В самолете до Базеля я должен держать в левом кармане пиджака номер журнала «Плэйбой», сложив его пополам и отогнув угол обложки. Если стюардесса, предлагая карамельки, уронит две на пол, надо по прибытии в Кампо дель Оро сейчас же брать билет на Бастию (аэропорт Поретта).

Даню получил приказ лететь в другое место. Мы простились с Веласкесом, Утамаро и Ренуаром — распили четыре пинты коньяку.

Вернувшись домой, мы откупорили бутылку редерера. Наполняя мой бокал. Даню сказал:

— Мои подозрения в отношении Гаянэ не были напрасными. Честь и хвала моей наблюдательности. При виде ее я всегда чувствовал неладное. Сердце у меня начинало потрескивать, как счетчик Гейгера…

Я посмотрел ему в глаза.

— Мы посвящены теперь с тобой в большие дела, и они связали нас как родных братьев. Скажи мне прямо… как самому близкому человеку. Ты убил ее?

Даню вытер пену на губах и поставил бокал на стол. Спустя минуту он тихо произнес:

— По-видимому, это сделала группа по икс-акциям, состоящая при Командоре. Он не пожелал доверить это дело нам. Жалко все-таки, что она не нам досталась. — Даню повертел головой и простонал: — я бы такое ей устроил… такое, что она поседела бы от ужаса.

Я поднял бокал и сказал:

— Она была моим объектом, и расправиться с ней должен был я, и больше никто. — Я вздохнул. — Обидно только, что ускользнула от меня. С каким бы наслаждением ее… своими руками…

Бокал хрустнул в моих руках, я швырнул его на пол.

Через три часа я вылетаю. Следующее донесение, наверно, пошлю вам из Тананариве. А может быть, из другого места. Призрак никогда не знает, что будет с ним в течение ближайших часов. В этом прелесть нашей профессии.

ВМЕСТО ДОНЕСЕНИЯ

Я должен был послать вам шестое по счету донесение. Но заменяю донесение этим письмом сугубо приватного характера.

Прибыв в базельский аэропорт Сен-Луи, я сел на самолет, идущий не в Аяччо, как мне было предписано, а в Амстердам. Через несколько часов я оказался в аэропорту Скипхол. Я вошел в наружный холл и взял трубку телефона прямой связи с отелем «Амстель». На мой вопрос: есть ли записка на имя Рембрандта? — портье ответил утвердительно. Я попросил его прочитать, что там написано, он прочитал. Я сейчас же взял билет на самолет КЛМ, идущий в Стокгольм.

Спустя полчаса я снова прошел в наружный холл и увидел женщину в зеленом плаще с полосатым капюшоном, закрывающим голову. Она стояла у объявления, написанного на японском языке, — фирма Стрип предлагала приезжим японцам познакомиться с работой амстердамских гранильщиков алмаза.

Вскоре началась посадка, я поднялся в самолет. Как только машина поднялась в воздух, я пересел во второй ряд. Сидевшая у окна женщина в зеленом плаще опустила полосатый капюшон, сняла солнечные очки и повернула ко мне лицо. Губы улыбались, но в глазах стояли слезы. Это была Гаянэ.

Ее отец во время войны был связан с ЭЛАС — народно-освободительной армией Греции — и собирал пожертвования среди населения в пользу партизан. Собирал очень умело — под самым носом оккупантов, — очевидно, отлично владел техникой конспирации и техникой уговаривания. В 1947 году, когда греческим патриотам снова пришлось уйти в подполье, отец Гаянэ возобновил нелегальную работу, но был убит иностранцем, который, назвавшись корреспондентом прогрессивной газеты, проник к подпольщикам.

Я открылся Гаянэ на девятой встрече после длительного разговора на темы группы 7 и рассказал обо всем, в том числе и о Командоре. Гаянэ, знавшая из рассказов матери о приметах убийцы, попросила меня собрать уточняющие данные. Я собрал их и выяснил, что «иностранный корреспондент прогрессивной газеты» и Командор — одно и то же лицо.

Случай помог мне уничтожить палача. Когда ар-Русафи вошел во двор, я шепнул ему, что его хотят убить — так же, как итальянца Маттеи и других, осмелившихся выступить против могущественных монополий Запада. Выслушав меня, кувейтец вошел в дом и, как я ему посоветовал, проследовал через подвал в соседний двор, затем, выйдя в переулок, дошел до ворот особняка и позвонил. Сановника — владельца особняка — ар-Русафи знал лично. Он объяснил сановнику, в чем дело, и, как я просил его, спустя сорок минут позвонил в полицию.

Как только кувейтец вошел в дом, я направился в другой конец двора и доложил Командору о том, что пришлось долго объяснять кувейтцу, как подняться по лестнице вверх, и что кувейтец хотел зажечь электрический фонарик, но я сказал, что этого нельзя делать — могут увидеть огонек со двора.

Спустя пять минут Командор пересек двор и вошел в дом, чтобы подняться по лестнице, не зажигая фонарика, как было условленно.

Я волновался первые десять минут, но никто не выходил из дома. Когда прошло сорок пять минут, я, поняв, что все в порядке, вошел в дом, поднялся до второй площадки с зажженным фонариком, вынул из кармана Командора, валявшегося с раскроенным черепом, провокационные документы и прошел к машине, в которой сидел Даню. Через некоторое время показались полицейские «джипы».