Жерар Вилье - Сафари в Ла-Пасе Страница 21

– Да. Но поводу совершенно странной истории... Он мне показался очень экзальтированным, этот молодой человек... даже фанатиком. Я его тут же выставил за дверь.

– И вам не известно, что с ним стало потом?

– Абсолютно.

Малко и Штурм замолчали. Слегка изменив интонацию, немец продолжил:

– Пойдемте, спросим шофера... он подтвердит.

Они вышли. Завидев Малко и дона Федерико, Фридрих вылез из машины и с перепуганным видом заковылял им навстречу. Не дойдя двух шагов, вытянулся по стойке «смирно».

– Я уже объяснял этому господину, – запричитал он плаксивым голосом, – что...

– Да, да! – прервал его Штурм. – Это просто смешно.

– Йя, йя, – по-немецки стал поддакивать старик. – Это смешно...

Он начал нервно переминаться с ноги на ногу и вдруг обратился к Малко с просьбой:

– Вы мне разрешите съездить в полицейский участок в Уарину? Боюсь, из-за этой индианки у меня будут большие неприятности на обратном пути...

И, повернувшись к дону Федерико, принялся торопливо объяснять, что с ним произошло на шоссе.

Тот расцвел в добродушной улыбке.

– Замечательная идея, – одобрил он. – Поезжай, мой славный Фридрих. А я им позвоню и попрошу быть к тебе снисходительнее. К тому же у меня будет повод пригласить гостя отведать нашего скромного «чучарона»[5].

Жестокость исчезла из голубых глаз дона Федерико И Малко пока не понимал причины этого изменения Фридрих быстро сел в «Импалу» и погнал ее так, будто за ним гналось все гестапо сразу. Дон Федерико произнес с добрейшей улыбкой на лице:

– Бедняга... настрадался во время войны. Да и сейчас ему приходится туго...

Цинизм Штурма заслуживал золотой медали: встреться ему Фридрих тридцать лет назад, он пустил бы его на мыло...

– Пойдемте. Я представлю вас Кантуте, моей ламе, – сказал немец.

Они подошли к загону. Вышел «чуло», и дон Федерико крикнул ему, что сеньор иностранец останется обедать. Несколько минут Малко наблюдал, как хозяин дома перебирал в пальцах шелковистую шерсть викуньи. Затем он направились в столовую. Дон Федерико вежливо пропустил гостя вперед. Малко увидел накрытый стол и вздрогнул: на нем стояло четыре прибора.

Он быстро обернулся и успел уловить на лице немца выражение крайнего раздражения.

– Нас четверо?

Дон Федерико заставил себя улыбнуться:

– Нет... «Чуло» решил, что Фридрих останется... А я приютил на несколько дней одну мою хорошую знакомую, у которой дома произошло большое несчастье... Я сейчас схожу за ней.

И он тут же повернулся к лестнице... Все было мило и невинно: накрывший стол человек просто ошибся... Малко ждал недолго.

Дон Федерико появился в сопровождении молодой и очень красивой брюнетки в костюме из бежевой кожи.

Ее портрет Малко видел у Педро Искиердо. Это была любовница Клауса Хейнкеля.

– Этот соотечественник – что-то вроде следователя, работающего по заданию американского посольства, – весело пояснил дон Федерико, представляя Малко. – Он полагает, что я арестовал того сумасшедшего американца, приезжавшего как-то к нам... Вы, наверное, помните его... он был такой, с бородой, высокий...

– Помню, – мелодичным грудным голосом ответила молодая женщина, лицо которой внезапно побледнело, а натянутая улыбка сделала ее почти уродливой. В глазах собеседницы дона Федерико Малко прочитал страх и покорность. Исходившая от нее напряженность ощущалась почти физически. Под тяжелой кожаной одеждой красавицы угадывалось великолепное тело.

Хозяин дома тронул ее за руку:

– Мне нет прощения – я не представил вас. Донья Искиердо, моя хорошая знакомая. Отдыхает в этом доме после тяжелой семейной трагедии. Так что, если я кого и прячу у себя, так это ее!

Штурм засмеялся, деревянно наклонился и поцеловал женщине руку. Та смотрела на него, как лягушка на ужа.

Галантно подставив Монике Искиердо стул, немец извинился:

– Вынужден ненадолго вас покинуть. Надобно позвонить в полицию... помочь нашему доброму Фридриху... чтобы у него не было больших проблем.

Малко и Моника остались одни, лицом к лицу. Малко нарушил молчание первым:

– Вы – супруга того самого человека, которого убили несколько дней назад?

– Да, – еле слышно произнесла женщина.

Малко почему-то показалось, что она была на грани нервного припадка.

– Это ужасно, – сказал он. – Вы прислали сюда отдохнуть?

– Да. Отдохнуть.

Моника забыла уточнить, что «отдохнуть» приехала она сюда до гибели мужа... Пользуясь отсутствием дона Федерико, Малко продолжал:

– Мне приходилось встречаться с вашим мужем...

Моника вздрогнула и испуганно взглянула на собеседника.

– Вы с ним виделись? Зачем?

– Я искал Клауса Хейнкеля.

Женщина вдруг сникла:

– Клаус Хейнкель... Но вы из американского посольства...

Объясниться они не успели. Возвратился дон Федерико. Он был озабочен.

– Я сделал все, что мог, для Фридриха... Но, судя по голосу, у него серьезные неприятности...

Моника взяла свой бокал вина и залпом выпила почти половину. Теперь Малко понимал, почему маленький «чуло»-миллиардер так сильно был влюблен в нее. Эта была Ракель Уельш, но без ее вульгарности...

Дон Федерико торжественно произнес:

– В вашу честь, мой дорогой, мы выпьем «Драхенблута»[6]. Этот настоящий рейнвейн даст нам возможность немного отдохнуть от ужасных чилийских вин.

Немец любил пожить! От самого Кристофля, из Парижа, невзирая ни на какие затраты, он выписал все сверкавшее на его столе серебро.

~~

Сливки с карамелью имели привкус бензина, и Малко отодвинул свою тарелку. Несмотря на усилия дона Федерико, разговор не клеился. Донья Искиердо сидела молча, будто проглотив язык. Она наклоняла голову всякий раз, когда Малко пытался поймать ее взгляд. Прежде чем произнести слово, она стремилась заручиться немым согласием дона Федерико. Никто не произнес имени Клауса Хейнкеля, но все трое думали только о нем. Малко был раздосадован. Невозможность что-то сделать бесила его.

Он то и дело натыкался на стену. Даже если бы этот военный преступник и скрывался в имении Штурма, для Малко он оставался вне досягаемости. Единственный человек, который мог бы ему что-то сказать, была Моника Искиердо, но она полностью зависела от хозяина дома. Малко спрашивал себя: «Не ошибался ли Искиердо относительно ее? Не была ли она больше любовницей Штурма, чем Хейнкеля?..» С другой стороны, за что-то все-таки был убит Джим Дуглас!.. Оставалось одно: налечь на Фридриха при возвращении в Ла-Пас.

– Не скучно ли в этом медвежьем углу такой красивой женщине, как вы? – лукаво спросил он Монику. – Неужели вам не хочется в Ла-Пас?

Молодая женщина медленно покачала головой:

– Нет. Мне здесь хорошо.

Малко подумал, что ему нечего особенно терять и, обратясь к дону Федерико, задал вопрос:

– Вы случайно не знаете, что стало с этим Клаусом Хейнкелем? По нашим сведениям, именно его искал Джим Дуглас...

Немец даже бровью не повел.

– Вот-вот, – проговорил он, – Этот юный идиот тоже думал, что он здесь. Все это – пустая болтовня... Этот Хейнкель, должно быть, скрывается в Парагвае. Там ему было бы спокойнее.

Во дворе послышался шум мотора. Почти сразу же прислуживавший за столом «чуло» склонился к хозяину и что-то прошептал.

Дон Федерико встал:

– Прошу прощения. Меня зовут.

Он вышел. Не теряя времени, Малко спросил Монику:

– Вы приехали сюда до гибели вашего мужа. Зачем?

На мгновение гнев исказил красивое лицо молодой вдовы.

– А вам какое до этого дело? – сухо ответила она.

– Вам ничего не известно об исчезновении Джима Дугласа?

На этот раз взгляд ее уже не был столь жестким. Малко почувствовал, что она была готова что-то сказать, но тут появился дон Федерико. Он казался огорченным.

– Мой дорогой, – обратился он к Малко, – похоже, мне придется везти вас в Ла-Пас самому.

– Простите?

В серо-голубых глазах немца блеснула еле заметная ирония, как тогда, в церкви Сан-Мигеля, во время мнимых похорон Клауса Хейнкеля.

– У несчастного Фридриха были слабые нервы. Когда ему сказали, что отберут «Импалу», он покончил с собой. Повесился в карцере уаринской полиции.

Малко подумал, что он ослышался.

– Что вы сказали? Повесился?..

– Оказывается, та индианка умерла. Мое заступничество Фридриху не помогло. Здешние полицейские – народ крутой... А без машины ему было не на что жить. Этого удара он не вынес...

Что-то звякнуло. Малко вздрогнул. Моника Искиердо уронила свои бокал с рейнским вином. Малко кипел от злости. Дон Федерико был в самом деле всемогущ!

Вот для чего нужно было это приглашение на обед! За это время было уничтожено последнее звено свидетельств. Бедный старый Фридрих!

Малко поднялся. Ему надо было поговорить с полицейскими. Дон Федерико пошел за ним. Во дворе стоял армейский лендровер. Возле него курили двое полицейских. Заметив дона Федерико, они почтительно замерли, заискивающе глядя ему в глаза.