Николай Еремеев-Высочин - Афганская бессонница Страница 21

Мы расстались друзьями.

До встречи с радиотехником, который пробовал починить наш зарядник, у нас оставалось три часа. Мы поехали на базу Масуда.

В машине, когда мы с Хабибом дошли до нее, Димыч делился с Ильей фронтовыми воспоминаниями. Мы уже несколько раз проверили Хабиба — он по-русски точно не понимал — и осторожно общались между собой даже в его присутствии.

— Ну, я тогда заново расскажу, чтобы Паша послушал. Значит, дело происходит в горах, не скажу, под каким городом, чтобы наш друг не насторожился. Высаживает нас «корова» — это мы вертушки так называли, точно такая же, «Ми-8» — и улетает. Дело под вечер — операция намечена на рассвете. Там тропа одна была, и у нас была наводка, что по ней рано утром пройдут духи с грузом оружия. Мы разделились на две группы и устроились выше по склону. Огня, разумеется, не зажигаем. Кроты, ну, саперы, проверили миноискателями метров на десять в сторону, ну, чтобы туда ходить оправляться! Без ноги-то легко остаться — если только без ноги! И все! Сидим тихо, консервов похавали, ждем.

У Димыча от Востока не только раскосые глаза. Другой бы сейчас зажегся, поддерживал бы рассказ мимикой и жестами. У Димыча же лицо оставалось бесстрастным, только глаза — всегда живые и проницательные — засветились тем, давним, огнем.

— Утром слышим: идут, — продолжал Димыч. — Они-то ступают неслышно, но тропа горная — камушки иногда скатываются по откосу. Первая группа — я в первой был — отряд пропускает. А их тогда много было, больше, чем мы предполагали: человек двадцать! И нас столько же. Последний прошел — мы им свистим, второй группе. Те открывают огонь, духи — назад, а там мы! Короче, всех их уложили, а у нас даже раненых нет. Так редко бывало, может, даже только тогда и повезло так. Собрали их рюкзаки — тяжелые, черт! Там патроны, гранаты — килограмм по пятьдесят. И начали убитых духов шмонать.

У нас сержант один был, Сашка Балда, из Кременчуга. Это фамилия у него такая была: Балда, на полном серьезе. Мы его, естественно, звали исключительно по фамилии. Так вот, Балда был дембель — через два дня его домой отправляли. Он полез к одному духу за пазуху и — почему я вспомнил-то! — вытаскивает оттуда толстенную пачку денег, с кирпич! Только тогда это было целое состояние — на него и технику можно было японскую купить, и джинсы, и чего хочешь! Балда пачку вытащил, а дух вдруг как перехватит ее рукой! Он притворялся мертвым: думал, мы уйдем, и он потом убежит. Но — натуру не обманешь! — свое жалко отдавать! А Балда вместо того, чтобы двинуть его «стволом», от неожиданности взял и нажал на курок. И пачка эта разлетелась в клочья. Ни одной бумажки целой — все на конфетти! Вот он переживал!

— А этот что, дух? — спросил я.

— А что ему? Наповал — вся очередь в грудь!

Мы доехали до базы Масуда. Асим размещался в том же доме с обстрелянным фасадом, что и связисты, у которых мы были вчера. Хабиб, не стучась, толкнул какую-то дверь, и с подстилки, смущаясь, вскочил человек. Это был Асим — он спал.

Я извинился: мы не договаривались о встрече. Он извинился: вчера ему всю ночь пришлось работать. Я извинился еще раз: это мы здесь были почти как туристы, а у них война. На этом обмен любезностями закончился.

— Что вы! Сейчас хорошо! — улыбнулся Асим. — Вот послезавтра последний день рамадана, так что потом начнется! Кстати, вам хорошо бы уехать послезавтра!

Уехать! Я к своему заданию еще, в сущности, и не приступал.

— Да мы еще ничего не сделали! И Масуда мы еще не видели, и с пакистанцем у меня проблема.

Я коротко рассказал Асиму о своих затруднениях.

— Я постараюсь что-нибудь сделать. Мы съездим туда с человеком, который сможет решить что-то на месте. А с Масудом сегодня точно ничего не получится. Попытаемся устроить интервью завтра!

— Иншалла или точно?

Асим засмеялся, и я его дипломатично поддержал.

— Постараемся точно, а там иншалла!

Мы оставили Асима спать дальше и поехали на другой конец города к связисту.

Как мы и опасались, сделать ему ничего не удалось. За целый день солнечные батареи с американского пояса зарядили аккумулятор минут на десять работы, не больше. Но это было лучше, чем ничего, и мы оставили батарею заряжаться дальше.

Было без двадцати пять, и я попросил завезти меня к антиквару. Я уже похвастался перед Хабибом своими приобретениями, так что подозрений эта просьба у него не вызвала. К тому же это означало для него конец рабочего дня.

А мой, я надеялся, наконец начнется.

3. Переговоры с Гадой

Меня заметили сквозь окна витрины, и, когда я толкнул дверь в антикварную лавку, уже приветливо улыбались. Мальчик — тот самый, быстрый, с калькулятором, он, видимо, был наследником семейного бизнеса — подкладывал дрова в печку. Аятолла, расправив бороду на груди, сидел за столиком и перебирал четки.

Мы обменялись приветствиями, как добрые друзья — Салям алейкум! — Уа салям! — и старик тут же повел меня в заднюю комнату. Дофин к секретным переговорам допущен не был.

Мы прошли по темному коридору и оказались в довольно большой, чистой комнате. Стены были недавно побелены, пол был сплошь застлан коврами. Центр гостиной делил с печкой дастархан, на котором стоял чеканный бронзовый поднос с кальяном. Я понял, что было не так и в первое мое посещение, и сейчас. Мне не предлагали чаю — рамадан!

Мы со стариком не успели расположиться на подстилке, как в комнату вошли двое. Первым был сын хозяина, тот круглоголовый, с валиком на загривке. Знаете, кто был вторым? Командир Гада, предводитель отряда махновцев, ну, этот, с двумя корешками вместо зубов!

Увидев меня, Гада заулыбался так широко, что я вынужден был констатировать, что корешков у него побольше: три или даже четыре. Он долго тискал мою руку, хлопая другой меня по плечу, — он явно хотел подчеркнуть перед хозяевами лавки, что мы старые приятели. Знаете, что он приговаривал в качестве моего имени? Ну, типа, мой дорогой друг Савва Илларионович? Лёт фан!

Мы уселись на подстилки и, поскольку чая ждать было бессмысленно, сразу перешли к делу. Гада достал из кармана фантик типа того, какой мне показали в мое первое посещение, только побольше, и аккуратно раскрыл его. В нем было штук пять изумрудов, тоже не ограненных, размером от рисинки до косточки от оливки.

Я вежливо поперебирал камни. В природном виде они выглядели не более привлекательно, чем любой кристалл: какие-то замутнения, трещинки, прилепленные комочки породы. Я отрицательно покачал пальцем и сложил руку так, как если бы в ней лежал авокадо: «Вот такой хочу!» Мужчины переглянулись: я явно не шутил. Гада достал из кармана ручку и нарисовал на бумажке круг размером с перепелиное яйцо: вот такой он еще мог бы потянуть. Мне такой был не нужен, но порядок цен выяснить не мешало.

— Чанд? Сколько? — спросил я.

Гада схватил меня за руку и заговорил быстро и горячо. Я не понимал ни слова, но предположил, что он так набивает цену. Что ему ради этого придется преступить клятву и предать родину, что, если его поймают, его расстреляют и тому подобное. Потом я уловил в его речи одно повторяющееся слово: «песар». Если я не ошибался, оно означало «сын». Еще я различил «шурави», советский, «таджик» и «Душанбе».

— Подожди, подожди! — остановил я его. — Я ведь ничего не понимаю. Чей сын, чей песар?

По этому пункту мы объяснились. Гада несколько раз ударил себя в грудь, выстреливая новую очередь слов. Но дальше сдвинуться не удавалось.

Нам нужен был переводчик! Хабиб, явно работавший на контрразведку, отпадал. Я уже и так наступил на опасную черту. Еще шаг, и меня можно было арестовывать и кидать в камеру — я надеялся, что расстреливать сразу гражданина союзного государства Масуд не станет. Но помогать Хабибу в его основной работе я не собирался. Фарук и Асим отпадали по тем же причинам. А больше я в Талукане никого с языком не знал. Хотя…

Помните парня, который летел с нами в вертолете из Душанбе? Ну, тот, который учился в Одессе, отвез туда свою русскую жену с детьми и вернулся к родителям. Они еще наслаждались с Димычем беседой, когда наш вертолет падал? Как же его звали: Мустафа, Муса? Я вспомнил: Малек! И вспомнил, как его найти: он был единственным хирургом в этом городе!

Вот только имел ли я право втягивать его в свои махинации? Я-то уже все равно связался с лихими людьми и дальше пойду с ними по извилистой дорожке! А ему-то зачем это может быть выгодно? Обеспечить себя на всю жизнь? Я не сомневался, что Контора не поскупится — все они станут богатыми людьми. Но риск! Захочет ли Малек положить на другую чашу весов свою жену, детей, родителей, свою репутацию, несомненно, одного из самых уважаемых людей города? Нет, такой вряд ли захочет помочь нам в наших играх! А чтобы убедиться в этом, нам пришлось бы рассказать ему слишком много. Нет, Малек тоже отпадал!