Борис Акунин - Младенец и черт Страница 23

– …Пью вино, а сам думаю: вот сейчас вся жизнь пролетит перед мысленным взором, в одно мгновение. Так во всех романах пишут. А она не пролетает… Отупение какое-то нашло… Да, я про самое главное забыл! Когда колебался, какой из стаканов взять, чуть было не схватил правый. В котором был яд!

Симочка ахнула.

– Но вдруг, будто наяву, увидел тебя, твое лицо – и как ударило: «Бери левый!»

Студент не то чтобы врал, просто прибавлял и без того эффектной истории еще больше драматизма. Про букву «Л» и «Лешеньку» он, действительно, уже не помнил.

– Это моя любовь тебя спасла, – очень серьезно сказала девушка и побледнела – то ли от сопереживания рассказу, то ли испугалась вылетевшего слова, которым не шутят.

Последовали новые поцелуи. Гораздо более опасные, чем в автомобиле, потому что вокруг не было ни души, а рядом, в рискованной близости, благоухал стожок свежескошенной травы. Не расцепляя объятий влюбленные, словно в самозабвенном танце, сделали в том направлении шаг, другой, третий. Последние остатки благоразумия заставили Симочку прошептать:

– А куда делся этот немецкий капитан, потомок крестоносцев?

Алеша отстранился, помрачнел.

– Не знаю. Наши вчера тут всё облазили, не нашли. Наверно, слуга его куда-нибудь унес и зарыл. Ты бы его видела, этого Тимо. Прямо как оруженосец при рыцаре.

С опаской поглядывая на стожок, чуть было не ставший роковым, преодолевшая минутную слабость Симочка развила маневр:

– Пойдем в хижину. Покажешь, как всё это было.

Упрашивать его не пришлось.

– Я подглядывал отсюда, – стал показывать Алеша. – Холодно, дождь за шиворот, а у них там тепло, сухо. Вино, цыпленок, разносолы разные. Этот Зепп сидит с белой салфеткой, как на рауте.

– Прямо на полу? – спросила Сима шепотом, будто боялась спугнуть вражеского резидента.

– Нет, на стопке газет. Старых…

И что-то тут стряслось с Симиным обожателем. Он раскрыл рот, заморгал. Внезапно очень невежливо оттолкнул барышню и бросился внутрь.

Она смотрела и ничегошеньки не понимала.

Зачем он мечется из угла в угол? Почему роется в грязном кострище? Подобрал какой-то обгорелый клочок, поднес к самым глазам и вдруг упал на колени, прямо в золу. С ума, что ли, сошел?

У его превосходительства был файв-о-клок

В пять часов вечера, по английскому обычаю, господин начальник контрразведочного отделения устраивал себе маленький repas. Или, выражаясь по-английски, файв-о-клок: кофе со сливками, булочка, потом сигара.

В это священное время тревожить его превосходительство не дозволялось никому. Даже если звонил черный телефон, прямая связь с генерал-квартирмейстером, начальником генштаба и министром, чаепитствующий трубки не снимал. Потому что служба службой, а здоровье важнее. Тридцатипятилетний опыт работы в исключительно нервных учреждениях научил генерала: нет таких срочных дел, которые не могут пять или десять минут обождать.

Только размешал сахар, только вдохнул божественный эфиопский аромат, вдруг в приемной что-то загрохотало, заверещал адъютант. Дверь с шумом распахнулась, и в кабинет вбежал какой-то распаренный молодец, весь в скрипучей коже, с запыленным лицом, на котором розовели чистые круги вокруг глазниц. Генерал с трудом узнал в нем студента Романова.

– Ваше превосходительство! – закричал полоумный, стряхивая вцепившегося в плечо адъютанта. – Беда! Ужасное заблуждение!

Капитан Лазарев (мало того что из тех самых Лазаревых, но еще и отличный, исполнительный офицер) схватил мальчишку за локти и поволок обратно, шипя:

– Вы что, рехнулись?! Ваше превосходительство, я не виноват!

Уволакиваемый за порог студент выкрикнул:

– Папка у немцев!

– Что-о?! – взревел начальник, вскакивая и опрокидывая чашку. Кофе разлился на бумаги, на чудесную лакированную поверхность карельской березы. – Капитан, назад его! А сами за дверь! И никого, слышите? Ни-ко-го!

– Что вы несете?! – накинулся его превосходительство на Романова, едва они остались одни.

Молодой человек пролепетал:

– Они провели меня… Папка не сгорела!

– Вы бредите!

Генерал открыл сейф, кинул на стол коробку, в которой лежало несколько обгоревших кусочков желтого коленкора.

– Вот всё, что осталось от папки! Агенты тщательно всё проверили!

– Да папка-то, что папка… – Голос студента сорвался. – Он документы унес! А в папку сунул старые газеты!

– Какие газеты? Кто «он»?

– Тимо! А Зепп этот меня нарочно забалтывал! Я, помню, еще удивился, что это он представляться вздумал! Про предков своих, про крестоносцев. А это он время тянул! Чтоб помощник успел содержимое папки заменить!

Но генерал лишь таращил глаза, понимать отказывался. Пришлось рассказать о своем позоре детально, со всеми подробностями. Что не было никакого яда, в обоих таблетках был самый обычный аспирин. Что резидент сактерствовал, изображая мучительную смерть, а слуга ему подыграл. Что дурака-агента выпустили живым нарочно – дабы успокоил начальство: мол, план развертывания уничтожен. На самом же деле он целехонек и сейчас наверняка уже находится в Берлине.

Когда его превосходительство, наконец, уяснил всю кошмарность случившегося, ему стало плохо. Он рухнул в кресло, отодрал шитый позументами ворот. Лицо сделалось серым.

– План развертывания у немцев? Боже, Боже… Это катастрофа. Не отставка. Крепость… Нет, хуже…

Алеша лил из графина воду, чтобы спасать пожилого человека от сердечного приступа, но генерал вдруг вскочил, подбежал к нему и схватил за плечи.

– Господин Романов, Алексей э-э-э Парисович, голубчик! Теперь уж все равно… Не поправить, не изменить… Так вы бы уж… А? – Он оглянулся на дверь и понизил голос. – Сами ведь виноваты. И меня в заблуждение ввели. Ну что теперь поделаешь? Шум поднимать? Что это даст? Только себя и меня погубите. Следствие, суд, разрушенные судьбы. А ради чего?

– Как это «ради чего»? – вырвался из его цепких, как рыболовные крючки, пальцев Алеша. – Вы скрыть, что ли, хотите? Да ведь немцам наш план известен!

Начальник взмолился:

– Тише, что вы кричите! Ну, известен. И что? Кабы был смысл, я бы немедленно, не взирая на последствия, кинулся с рапортом. И будь что будет! – Он отчаянно рубанул воздух рукой. – Да только поздно! Зря погибну. Ни за что. Попусту.

– Как это попусту? – опешил Романов. – Можно же внести хоть какие-то поправки!

– Нельзя. – Его превосходительство доверительно зашептал. – Сообщаю вам под строжайшим секретом. Сегодня подписан высочайший указ о мобилизации. Гигантская машина заработала. Выдвигаются штабы, снаряжаются эшелоны, отгружается амуниция. Остановить или перенаправить эти потоки невозможно, произойдет всеобщий паралич. Через 18 дней полмиллиона наших солдатушек войдут в Восточную Пруссию. Махина! Знают про это немцы или не знают – неважно. Поражения им не избежать. Наша с вами досадная неудача – мелочь, пустяк. Она ничего не изменит. А еще, юноша, я вам вот что скажу.

В выпуклых глазах начальника зажглись экстатические искорки, голос проникновенно завибрировал.

– В Бога надо верить, Алексей Парисович. Он Россию не оставит.

Хроника

Кузен Вилли и кузен Ники: сердечная дружба двух «орлиных» империй

Дача под С.-Петербургом

Великий князь Николай Николаевич

Моды 1914 г.

Футбол 1914 г.

Автомобиль «Руссобалт»

На Берлин!

Запись добровольцев

На Москву!

Примечания

1

Отдел генерал-квартирмейстера при Генштабе, среди прочего ведавший и военной контрразведкой.

2

Прогуливаться (нем.)

3

Большого генштаба (нем.)

4

Прачечная (нем.)

5

Простыня (нем.)

6

Экономия электричества (нем.)

7

Тревога! (нем.)

8

Болван (нем.)

9

Натурально (нем.)

10

Разумеется (фр.)

11

Что? (фр.)