Александр Щелоков - Предают только свои Страница 23

— Не знаю, кто вы, мистер Стоун, но явно не англичанин. — Настроение у Корицкого было хорошее, и он лукаво улыбнулся. — Может, китаец?

— Я что-то не так?

— Не что-то, а все. Запомните, для англичанина дюйм — это просто дюйм. Миля — это миля. Если бы я спросил вас по-русски, что такое метр, разве вы бы стали уточнять, что это три фута и три дюйма?

— Понял.

— Отлично. Погуляем по нашим карманам. Корицкий открыл чемоданчик, стоявший у его ноги, вынул кисет из выворотной кожи. Ослабил завязку. Высыпал на ладонь кучку монет.

— Разберитесь, мистер Стоун. Что вам знакомо, чего вы не знаете.

Андрей начал раскладывать монеты на две кучки. Все, что ему казалось незнакомым, он собирал в одну, знакомое — в другую.

— Вот он взял в руку крупную монету с изображением женской головы, обрамленной по кругу пятиконечными звездами.

— Что это? — спросил Корицкий.

— Дабл игл — двадцатидолларовик. США. Золото.

— Сколько такое стоит?

Человек, не посвященный в тайны монетных дел, мог бы удивиться: двадцать долларов и есть двадцать долларов.

— Монета коллекционная, — объяснил Андрей. — Цена, по крайней мере, триста-четыреста долларов.

Профессор, соглашаясь, кивнул.

— А это? — Он подкинул золотую монету с изображением антилопы.

Андрей поймал ее на лету. Ответил сразу:

— Один ранд. Южная Африка. Без малого четыре грамма золота. Продается для тех, кто хранит сбережения в виде драгоценностей.

— Что это? — Корицкий подал подопечному советский рубль.

Взглянув на монету, Андрей бросил ее в кучку незнакомых ему денег.

— Не знаю, сэр. Может, монгольская?…

16

После обеда Андрей уехал на Оушн-роуд. Ему хотелось в одиночестве посмотреть на телевизионное сражение, которое готовился дать Функе сам Генри Диллер.

В назначенный час Андрей включил телевизор.

Передачу начал Дик Функе — разгребатель общественной грязи, популярный мастер острой полемики, прославившийся тем, что мог нелицеприятными прямыми вопросами ставить в тупик влиятельных, остроумных и неуязвимых политиканов.

Одетый подчеркнуто просто, под человека из народа, Функе расхаживал с микрофоном в руке перед экраном, на котором проплывали кадры, снятые с высоты птичьего полета. То были картины девственных лесов, полей и больших городов.

Говорил Функе спокойно и нарочито тихо, чтобы полнее создать обстановку интимного общения со зрителями.

— Дамы и господа, не надо завидовать астронавтам. Мы с вами все путешествуем по Вселенной с незапамятных пор. Мы летим на космическом корабле под названием Земля. Все до одного. Летим, совершая бесконечное путешествие вокруг Солнца и вместе с ним движемся в неведомую даль в великом мировом пространстве. Наш благословенный корабль снабжен всеми системами жизнеобеспечения. Они остроумны, надежны и, самое главное, все время самообновляются. Они столь щедры, что могут удовлетворять потребности миллионов людей. Испокон веков мы принимали дары природы как нечто само собой разумеющееся. Мы считали возможности систем нашего корабля безграничными. Мы брали и продолжаем брать у природы богатства без мысли о том, что они конечны. Наконец, мы решили провести ревизию, и первые же результаты заставили нас встревожиться. Уже не ученые, уже все мы, маленькие люди Земли, видим, что беда идет от нас самих. И она грянет, если мы не перестанем злоупотреблять возможностями наших систем жизнеобеспечения. Мы должны следить за их сохранностью. Иначе нас ждет жестокое наказание. И это наказание — смерть всего живого.

За спиной Дика Функе во всю ширь экрана развернулась панорама прерии. На переднем плане, безжизненно откинув голову, лежала овца. Пена запеклась на ее губах. И дальше, до самого горизонта, до места, куда достигал человеческий взгляд, лежали овцы. Одна рядом с другой. Все мертвые, страшные, оскалившие зубы в предсмертной агонии.

Голос Функе звучал апокалиптически:

— Вот они, провозвестники нашего общего будущего! Сегодня это три тысячи овец. Только случайность, что там не было человеческих жертв. А если бы воду из отравленного колодца пили не овцы, а люди? Что могло случиться тогда? Разве это не сигнал тревоги? Разве это не обвинение тем, кто не думает о будущем нашей земли, кто не думает о благополучии будущих поколений?…

— Извините, мистер Функе, — перебил обозревателя Диллер, до того молча сидевший за гостевым столом. — Все, что вы говорили раньше, я слушал со вниманием и интересом. Но поскольку последние слова явно относятся ко мне и прямо задевают меня, я счел возможным объяснить, как случилось несчастье.

— Пожалуйста, мистер Диллер, — будто ни в чем не бывало улыбнулся Функе. — Мы охотно вас послушаем. Может, среди нас сразу станет меньше тех, кто уже пожалел несчастных овец.

Диллер закинул ногу на ногу. Телевизионная камера надвинулась на него.

— Не надо тревожить будущие поколения, — сказал Диллер задумчиво. — Каждому из нас куда интереснее знать, не ждет ли его за углом неведомая угроза уже сегодня, сейчас. И мне куда понятнее и ближе заботы о тех, кто живет сегодня, а не о тех, кто придет завтра. Поэтому все мы должны держать ответ перед собой, перед своей совестью, перед нацией. Что касается претензий к предкам, то и мы могли бы предъявить им немалый счет. Только надо ли это делать, мистер Функе? Разве вас все устраивает в том, чем занимался ваш дед?

Дик ничего не ответил, только чуть кивнул, соглашаясь, и телезрителям был крупно показан этот о кивок. И все, кто смотрел передачу, ехидно посмеивались у экранов. Было хорошо известно, что дед Функе начинал здесь бедным эмигрантом из Европы и промышлял сбором и обработкой мусора. Шпилька многим понравилась, особенно тем, кто в семейных преданиях не хранил воспоминаний о дедах-мусорщиках.

Выдержав паузу, чтобы зрители успели осмыслить его удар, Диллер продолжил:

— Чтобы сберечь богатства для неведомых нам поколений, нужно уже сейчас начать прозябать на уровне каменного топора и полусырого мяса. Все мы знаем, что запасы угля, нефти, газа на Земле конечны. Да, дорогие сограждане, это так. Может, нам нужно перестать разрабатывать ископаемые? Может, во имя правнуков мы должны вернуться в хижины, к очагам без труб? Многие ли из вас согласятся на это? Я в этом сомневаюсь. К счастью, мистер Функе, человечество живет по законам, которые диктует не логика, а необходимость. И забота о будущем заключается в том, чтобы достичь самого высокого уровня развития общества именно сегодня.

Андрей никогда не думал, что Диллер такой опытный полемист. Он уверенно набирал очки, играя на чувствах сытых сограждан. Свой особняк, своя легковая машина, рефрижератор, горячая вода, отопление, кто откажется от таких благ сегодня во имя завтрашнего дня?

Нужен был такой же ловкий ход, чтобы сбить Диллера с удобной позиции. И Функе этот ход нашел.

— Прошу простить меня, мистер Диллер, — сказал он тоном, не терпящим возражений. Телеобозреватели умеют перебивать оппонентов. — Мы здесь не говорим о ресурсах. Мы говорим о том, что убиваем жизнь, которую надо охранять и беречь. Вот они — первые жертвы…

И опять на экране возникли мертвые овечьи туши. От рампы до горизонта. Режиссер, работавший с Функе, умело чувствовал, что надо обозревателю для иллюстрации слов.

— Мне печально видеть погибший скот, — сказал Диллер с досадой. Он понимал, что Функе вывернулся из захвата в тот самый момент, когда дальнейшее промедление грозило ему проигрышем. — Но разве животные пали жертвой заговора? Разве кто-то планировал это убийство и кто-то осуществлял секретный черный план? Несчастье явилось результатом непредвиденных обстоятельств. Я могу объяснить каких. Вам известно о существовании химических заводов в Блукрике?

На экране за спиной Диллера развернулась панорама крупных предприятий. Объектив скользил по стенам высоких светлых корпусов, пересекал хитросплетения труб, наплывал на огромные газгольдеры и ректификационные колонны.

«Надо же, — оценил Диллера Андрей. — Когда он успел подобрать зрительный ряд к своей части дискуссии? Выступает без текста, значит, заранее знал, о чем станет говорить, какими фактами подкрепит слова. И все подобрано со вкусом, впечатляюще».

— Здесь мы делаем то, — продолжал Диллер, — что стало сегодня гордостью и символом нации. Вдумайтесь, у кого из вас в домах нет пластиковых изделий с буквой «Д» — нашим фирменным знаком? Попробуйте выкиньте все это из дома прямо сейчас. Вам станет легче жить? И разве не ясно, что у наших предприятий есть отходы? Самые вредные мы сливали в специальную глубинную скважину. Каким-то образом сливы из глубины поднялись на поверхность.

— Скажите, мистер Диллер, сейчас закачка слива прекращена?

— Да, мистер Функе. Дирекция отдала распоряжение, и закачку отходов в скважину прекратили. Горловину ее залили бетоном. Что касается результатов, то кто мог их предположить? Глубина скважины — четыре тысячи метров. Сядьте на мое место, мистер Функе, и вы поймете, как трудно бывает принять верное решение. Вы сами знаете, что сливать отходы в реки мы не могли. А куда? Давайте мыслить логически, дамы и джентльмены. Ну куда девать побочные продукты производства? Остановить завод просто так невозможно. Пластмасса на вашей авторучке, мистер Функе, и подошва ваших ботинок — это продукты предприятия, которое вы поливаете грязью. Что ж, давайте! Я не против. Давайте остановим прогресс. Будем ходить как китайцы — босиком. Вас это устроит? Потом опросите рабочих Блукрика, как они отнесутся к закрытию производства. Может быть, все же в самом деле закроем это предприятие?