Чингиз Абдуллаев - Месть женщины Страница 23

— На судно приехал новый комиссар, — сразу нашелся Благидзе, — он ищет убийцу Хартли. И все время расспрашивал меня о вас.

— Обо мне? — удивление было смешано с испугом. Это Благидзе отчетливо видел. Он сделал вид, что не заметил испуга Консальви.

— Я хотел вас предупредить.

— Благодарю вас, — кивнул тот, — Непонятно, почему комиссар подозревает именно меня, — сказал он, его голос дрожал.

— Простите, что побеспокоил, — через силу сказал Благидзе и, повернувшись, медленно зашагал по коридору. Консальви был явно напуган. В этом не было никакого сомнения.

Уже поднимаясь наверх, Благидзе опять столкнулся с Суаресом. Тот держал под рукой привычную книгу.

— Снова в бар? — улыбнулся Благидзе.

— Нет. Мне просто душно в каюте. Когда мы плывем, это как-то незаметно, но когда стоим — духота невыносимая. А у меня больное сердце. Пойду почитаю там, наверху. Последняя ночь на этом судне, не хочется как-то сидеть одному. А у вас очаровательная спутница.

«Он наверняка говорит о Марине», — понял Благидзе.

— Она просто моя соседка, — возразил он.

— Я знаю, — спокойно кивнул Суарес, поправляя очки, — ваши каюты рядом. Но я все знаю.

— Что? — машинально спросил Благидзе.

— Все. Я видел, как сегодня утром одна из наших девушек относила письмо в каюту миссис Дитворст. Это наверняка было ваше послание.

— Кто? — закричал Благидзе. — Кто это был?

— Молодая девушка. Я не знаю, как ее зовут.

— Темнокожая. Лаура? — от волнения он потерял всякую осторожность.

— Нет, — нахмурился Суарес, — это была другая девушка. Такая светлая. Рыжие волосы. По-моему, она славянка.

— Спасибо, — Благидзе, оставив собеседника, снова бросился вниз, Эта девушка жила в одной каюте с Лаурой. И негодяй Консальви просто устроил дешевый трюк. Он послал два письма. Одно с Лаурой в соседнюю от себя каюту, чтобы обеспечить алиби подлинного жуира и волокиты. А второе — самой Чернышевой, то самое, которое было написано по-испански, чтобы его могла прочесть ничего не подозревающая девушка. Причем, девушка наверняка плохо разбиралась во всем и не смогла понять смысла самой записки.

Дойдя до каюты Лауры, он остановился, перевел дыхание. Напротив каюты был платяной шкаф, куда обычно складывали белье. Он вздохнул, прислонился к шкафу, доставая пистолет. На этот раз не было никаких сомнений. Флосман просто не уйдет живым. Он сделал два шага по направлению к каюте. От его нечаянного толчка дверца шкафа со скрипом раскрылась. Он обернулся и замер. Из шкафа свешивалась чья-то рука.

Он осмотрелся — коридор был пуст. Он убрал пистолет, достав носовой платок и набросив его на левую руку, осторожно потянул на себя дверцу. И чуть не застонал с досады.

Девушку явно задушили. Ту самую славянку, о которой говорил Суарес. Может быть, она была даже его соотечественницей. Благидзе этого не знал. Он стоял перед трупом, спрятанным в этот платяной шкаф и чувствовал, как в нем закипает бешенство. Большим усилием воли он сумел подавить гнев, осторожно прикрыть дверцу шкафа и снова шагнуть к каюте Лауры. На этот раз он не будет церемониться с негодяем Консальви. На его громкий стук дверь открыла Лаура. Она была уже одета.

— Где он? — зарычал Благидзе.

Девушка испуганно смотрела на него.

— Он ушел, — сказала она, — ушел сразу за вами. А почему вы его ищете, сеньор Моретти?

— Ничего, — сказал он несколько невпопад, — ничего. — И закрыл за собой дверь.

16

— Мы его упустили, — как заведенный твердил Благидзе, — мы его упустили.

Больше всего он упрекал самого себя. Упрекал за то, что поверил в женскую логику Чернышевой, за то, что так долго возился с подлецом Консальви. Упрекал за три убийства подряд, совершенных Флосманом. И если в первом случае, когда был убит Липка, они ничего не могли сделать, то предотвратить второе и третье убийство — американца и несчастной девушки — они вполне могли. Но у Чернышевой была своя логика. Благидзе чуть не с ненавистью смотрел теперь на женщину, из-за которой они упустили столь опасного агента.

— Объясните, что произошло, — потребовала Чернышева, когда Благидзе в таком нервном состоянии ворвался к ней в каюту.

— Я искал Консальви. На всякий случай проверил у вашей каюты. И вдруг услышал чьи-то быстрые шаги. Это сеньор Суарес шел из своей каюты. Шел за мной, чтобы проверить, кто выходил из вашей каюты. Я теперь знаю точно, что Флосман не он. Именно Суарес указал мне на то, что девушка выходила из вашей каюты. Он рассказал мне об этом, когда я вторично встретился с ним. На этот раз он шел на верхнюю палубу. И он мне сказал об убитой. Суарес видел, как она выходила из вашей каюты. Я бросился вниз и нашел убитую.

— А Кратуловича вы не видели?

— Нет.

— Но почему вы сказали, что видели Суареса во второй раз. Где вы были до этого?

— В том-то все и дело, — чуть не застонал Благидзе, — я пошел к той самой подружке Консальви, с которой он все время был вместе. И она мне сказала, что выгнала Консальви. Он, видимо, хотел все получить бесплатно. Она рассказала, что он отправился к Лауре. Я застал его там. А после того, как я поднялся наверх во второй раз, я узнал про несчастную горничную. И спустился вниз, Но до этого я сделал глупость, сообщив Консальви, что на судне появился новый комиссар полиции. Комиссар Рибейра.

— Зачем?

— Чтобы объяснить, зачем искал этого ублюдка в первый раз. Я сказал первое, что пришло в голову. А он явно испугался. Очень испугался. Через несколько минут, когда я спустился вниз, Консальви уже не было, а убитая девушка до сих пор лежит в шкафу.

— Вы не оставили отпечатков пальцев? — встревожилась Чернышева.

— Нет, но труп все равно скоро найдут. Кто-нибудь полезет в шкаф и найдет. Это подлец Консальви, я же вам говорил, — с отчаянием утверждал Благидзе. Он впервые подумал, что она слишком самоуверенна и, возможно, не так умна, как ему казалось.

И, словно в подтверждение его слов, завыла сирена. Убитую обнаружил помощник капитана. Проходя мимо шкафа, он также заметил неплотно прикрытую дверцу. На судне сразу началась паника. Теперь уже не оставалось сомнений, что на борту действует маньяк. Испуганные пассажиры столпились в баре, не решаясь идти в каюты.

К этому времени изумленные полицейские инспекторы обнаружили, что, несмотря на строгую охрану в порту, с корабля исчез один из пассажиров. Судно осмотрели дважды, проверили каждый закуток, но все было тщетно. Не оставалось никаких сомнений, Рудольф Консальви сбежал, задушив несчастную девушку. Допрошенная Лаура призналась, что Консальви расспрашивал ее о подруге и даже дважды беседовал с ней самой.

Всю ночь и утро комиссар Рибейра и его сотрудники допрашивали пассажиров и членов команды, надеясь, что кто-то сумеет указать, куда именно мог бежать Консальви. Ни у кого не было сомнений, что именно он сначала убил Хартли, а затем задушил несчастную девушку.

Один из матросов заявил, что убитая рассказывала ему о том, что доставляла письмо в каюту одной из пассажирок. Матрос даже знал приблизительно, где именно находилась эта каюта первого класса. После того, как на каюту сеньоры Дитворст указал и Суарес, видевший, что убитая выходила из каюты пассажирки, комиссар Рибейра решил побеседовать с сеньорой Дитворст.

Ее вызвали на допрос в восьмом часу утра, когда комиссар и его люди от усталости буквально валились с ног.

Чернышева понимала, что произошло нечто очень важное, если ее решили потревожить так рано, не дав даже позавтракать. Она отправилась на этот допрос, внутренне собравшись, готовая к любой неожиданности. Раздосадованный исчезновением главного подозреваемого, Рибейра не стал делать эффектных пауз. Предложив ей сесть на стул, стоявший посередине капитанской каюты, он со своими помощниками остался стоять перед ней. Задав несколько вопросов о том, где она была этой ночью, комиссар сказал:

— Убитая девушка рассказала одному из матросов, что относила письмо одного из пассажиров в вашу каюту. Кроме того, другой пассажир видел, как девушка входила в каюту к вам. И он также уверяет, что это была именно ваша каюта. У нас есть подозрение, что письмо вам посылал сеньор Консальви, так внезапно исчезнувший с этого судна. По рассказам другой девушки, она также относила его письмо, но уже в другую каюту.

— И в чем вы меня обвиняете, комиссар? — улыбнулась Чернышева. — В том, что мне пишут любовные письма?

— Конечно, нет, — устало ответил Рибейра, — просто я хочу сравнить и выяснить, писал ли вам именно Консальви. Возможно, он был просто маньяк, бисексуал или нечто в этом роде. И тогда его постоянные приставания к женщинам и мужчинам вполне объяснимы. Тогда объяснимо и убийство сеньора Хартли, и убийство несчастной девушки.

— При чем тут она, — пожала плечами Марина, — не вижу никакой связи.