Гийом Ру - «Америкашки» Страница 23

Уже было светло. Через сто метров Гордон выбежал на улицу Четырех ветров. Несколько ранних прохожих, еще не совсем проснувшихся, обернулись на него, встревоженные криками Кайо. Дебуру же, казалось, претило такое публичное преследование. Однако никто не рискнул попытаться остановить Гордона. Большинство прохожих застывали на месте, открыв рот, не понимая, что происходит, или делая вид, что не понимают. Гордон мог быть вооружен, а убегающий человек всегда опасен.

Добежав до перекрестка Одеон, Гордон повернул направо. Силы покидали его. Он чувствовал, как горит ушибленное бедро, а легкие, казалось, готовы были разорваться. По звуку погони ему показалось, что полицейские приближались. Когда он очутился перед Французским театром, то побежал по улице Расина. Дебур и Кайо увидели, как он на углу улицы Месье-ле-Прэнс повернул налево. Когда они туда добрались, Гордон улетучился.

– Он, должно быть, вошел в какое-нибудь здание. Надо окружить этот квартал, – крикнул Кайо, едва переводя дух.

– Брось! Он уже однажды проделал с нами такую же штуку. Ему не нравится, когда за ним следят! Вот увидишь, через час или два он спокойно вернется к Шварцу, как ни в чем не бывало, – предсказал Дебур. – Пойдем лучше посмотрим, чего он хотел от Льезака... Готов поспорить, только для того, чтобы устроить ему сцену ревности, как Боттомуорту.

– Для сцены ревности он слишком далеко зашел на этот раз, – сказал Кайо с легким оттенком сарказма в голосе. Он наклонился, чтобы рассмотреть труп Льезака. – Жаль, что я не согласился на твое пари.

Дебур подумал о другом пари, которое он, возможно, слишком самоуверенно, предложил Рейналю. Он был так уверен в тот момент в виновности Мэнни! Однако убийство Льезака, очевидно, совершенное Гордоном, все ставило под сомнение. Это дело теперь казалось ему невероятно запутанным. Возможно, Гордон и Мэнни были сообщниками, или Гордон все это сделал самостоятельно? Если он убил Льезака из ревности, он мог бы по той же причине взвалить на Мэнни убийство своей жены. Однако надо было быть по сути своей чудовищем и обладать точностью часовщика, чтобы удачно осуществить такое предприятие. А еще нужны были бы деньги, чтобы платить сообщникам. Ревнивый мужчина, кроме всего прочего, еще и алкоголик, редко способен на такой сложный замысел. Гордон, во всяком случае, не был способен...

– Иначе, – подытожил Дебур свои раздумья, – я ничего не смыслю в психологии!

Мэнни, напротив, мог! Это был хитрый и бессовестный человек, развращенный... и у него были деньги!

Дебур никогда прежде не верил в виновность Гордона. Озадаченный, он спрашивал себя, не пошел ли он по ложному пути, и не надо ли ему вновь начать расследование с нуля.

Вдруг он с беспокойством устремился к телефону.

В шесть часов утра Леже уже был у себя в кабинете. Для него не имело значения, что это было воскресенье. Он никогда не сердился, если приходилось работать сверхурочно. Он был "жаворонком" и скучал дома.

Он удобно устроился на сиденье, перевернул досье, находившиеся на его столе, и, решив, что там было еще недостаточно просторно для того, чтобы поставить локти, отодвинул к краю большую фотографию. На ней он был на несколько килограмм менее толстым, с более густой шевелюрой, рядом с добродушной дородной кхмеркой и тремя красивыми карапузами с раскосыми глазами. Леже начал свою карьеру в Индокитае. Непостижимым образом для мужчины, который не выносил ни арабов, ни негров, ни многих других народностей, он влюбился в туземку легкого нрава, которую вполне серьезно сделал своей женой. Очень молодой в то время, возможно, он еще не приобрел предрассудков.

Жандарм принес ему чашку дымящегося кофе. Леже ничего не видел у себя на столе. Однако остальную часть комнаты заливал яркий свет, сконцентрировавшийся на Мэнни. Его глаза опухли и покраснели, он ослаб и постоянно потел. Два помощника Леже приподнимали ему голову, как только он начинал дремать, и выпрямляли ее с подчеркнутой заботливостью, заставляя смотреть на свет трех мощных прожекторов.

Со вчерашнего дня ему не давали ни есть, ни спать, ни пить, ни курить. Однако Мэнни держался хорошо, черпая силы в своей ярости. Он вынул цветок из петлицы и задумчиво вертел его между пальцами. Цветок уже увял. Однако, заметив Леже, он тотчас же принял свой высокомерный вид, и, вновь вставив цветок в петлицу, бросил на него злобный взгляд.

– Ну, еще не решился сказать нам, почему ты так искалечил эту малышку? – бросил ему Леже в качестве приветствия. – Она больше не хотела показывать свою спальню такому развратнику как ты, и это тебя разозлило? Или она отказалась заниматься любовью с твоими слугами, как другие твои девицы?

Мэнни не снизошел до ответа.

– Рассказывай, хитрец! Что ты делал со своими девками? Сегодня воскресенье и это нас немного развлечет.

– Я ничего не понимаю в вашей тарабарщине, – сказал Мэнни с притворным сожалением.

– Ты предпочитаешь все нарисовать? Это уже скорее будет порнография!

– Вы можете попробовать, поскольку непременно хотите развлечься.

– Нас еще больше развлечет, если ты сам расскажешь об этом сейчас.

– Вы напрасно теряете время.

– Скорее ты его теряешь, если ждешь, что твои "друзья" вытащат тебя из этого дельца. Твое досье настолько тяжелое, что даже президент республики не сможет помешать судье держать себя в тюрьме. Кстати, не скажешь ли ты мне имя того козла, который пожаловался на меня префекту?.. Я тебе за это преподнесу цветочек...

– Вы узнаете его завтра, – ответил Мэнни с язвительной улыбкой.

Тогда Леже обратился к одному из своих помощников.

– Я спрашиваю себя, как эти чужаки ухитряются всегда находить протекцию у важных особ. Нам же, настоящим французам, это никогда не удается.

Он снова повернулся к Мэнни.

– Что ты для них делаешь? Организуешь "розовые балеты"[14]?

– Ты хочешь это знать?

Мэнни тоже стал "тыкать" Леже.

– Между прочим, я плачу за год больше налогов, чем ты платил или когда-нибудь заплатишь за всю свою оставшуюся жизнь. Палачи стоят недорого, их слишком много и их нанимают за кусок хлеба. Простой закон рынка: предложение всегда превышает спрос. Поэтому такой мерзкий чужак, как я, стоит для твоих тузов сотни приматов твоего калибра... возможно, даже больше.

Если бы кто-то другой сказал ему это, то у него уже были бы переломаны все кости. Однако странным образом Леже, не моргнув глазом, проглотил это оскорбление вместе с кофе, затем удовлетворенно рыгнул и придал лицу насмешливое выражение. Возможно, им внезапно овладела прихоть сыграть роль тонкого психолога.

В действительности же он не решался применять к Мэнни крутые меры. После ударов остаются следы, а Мэнни уже доказал, что у него были действительно могущественные защитники. Леже приближался к пенсионному возрасту и для него важнее было держаться за свое место, чем грубо обращаться с Мэнни.

Зазвонил телефон. Леже ответил сам; это был Дебур.

– Надеюсь, ты еще не искалечил его? – спросил он, даже не поздоровавшись со своим коллегой и не тратя времени на излишние преамбулы.

– Нет, – успокоил его Леже. – Он у нас сейчас маринуется. Обычная работа.

С другого конца провода донесся вздох облегчения.

– Тогда остановись. Дайте ему чего-нибудь поесть и пусть он вздремнет.

– А в чем дело? – заинтриговано спросил Леже.

– Дело осложняется. Появился новый труп. Прежде чем двигаться дальше, посмотрим, что решит судья.

– Ты прав, подождем, – весьма благоразумно согласился Леже.

Если судебный следователь решит держать Мэнни под замком, это будет означать, что его "друзья" на этот раз умыли руки. Тогда он сможет сразу напустить своих друзей на этого высокомерного еврея.

Говард целое воскресенье провел, запершись в своем кабинете и просматривая досье. Он предпочитал заниматься этим в отсутствие Симоны. Рано утром в понедельник он вернулся туда и вновь принялся за работу.

Когда ровно в девять часов появилась Симона – она всегда была такой точной! – все досье уже были положены на место. Говард принялся за письмо мастеру, на которого оставил свою ферму.

– Где ты был? – сердито спросила Симона, увидев Говарда. – Я звонила тебе в течение всего уик-энда и оставила не знаю сколько посланий! Почему ты мне не позвонил? Ты знаешь, что я уже стала беспокоиться?

– У меня было много работы...

Говард сделал вид, что ищет что-то в ящике стола, чтобы не смотреть на Симону.

Забыв о своей обиде, она подошла к нему, положила руку ему на плечо и наклонилась, чтобы его поцеловать. Однако неожиданно и почти грубо Говард стряхнул ее руку.

– Что с тобой? – пробормотала она ошеломленно.

Говард тут же обрел свое хладнокровие.

– О, ничего! Извини, я немного нервничаю, только и всего. Напрасно я так напрягал мозги, я не вижу никого, кроме Джо, кто мог бы меня выдать. Однако Патрон другого мнения, он полностью доверяет Джо и сказал, чтобы я поискал в другом месте. Но где?