Эвелин Энтони - Наемник Страница 23

Элизабет не сразу отправилась к дяде. Сначала зашла в свою комнату и сняла брючный костюм, который надела в дорогу. Хантли терпеть не мог женщин в брюках. Он мирился только с шортами, и то в том случае, если женские ножки заслуживали внимания. Переодевшись, Элизабет присела перед туалетным столиком. Во всех комнатах для гостей — и для дам и для мужчин — были приготовлены туалетные принадлежности. Щетки в золотой оправе, инкрустированные эмалью, гармонировали с изящным венецианским зеркалом и флорентийским столиком семнадцатого века. Деревянная кровать с резьбой и золотой отделкой, принадлежавшая когда-то одной из принцесс рода Висконти, возвышалась посреди комнаты как монумент. Элизабет стала расчесывать волосы. Они были все еще распущены. Она вдруг закрыла глаза, вспомнив как Келлер играл ими, — то опускал их ей на лицо, то накручивал на пальцы.

— О боже! — простонала Элизабет вслух.

— В чем дело, дорогая? Ты неважно себя чувствуешь?

Элизабет не слышала, как открылась дверь. Она резко обернулась. В комнате стояла, глядя на нее, Даллас. Все жены Хантли были брюнетками. Даллас тоже была темноволосой, и при благоприятном освещении казалось, что лицо ее так же красиво, как и фигура с великолепными формами.

— Привет, — сказала она. — Я слышала, как ты приехала, и пришла поздороваться. Рада тебя видеть.

— Я тоже рада, Даллас. — Элизабет встала. — Я не была уверена, вернулась ли ты из Флориды. Выглядишь потрясающе!

— Я хорошо загорела. Хантли нравится.

— Не сомневаюсь, — любезно заметила Элизабет.

Издали Даллас выглядела как и на сцене: смазливой певичкой, у которой было больше бюста, чем таланта. Вблизи же было заметно, что загар слишком темный и морщинок достаточно. Наверняка она намного старше, чем все думают, подумала Элизабет. С Даллас у нее были хорошие отношения хотя бы потому, что любовница Хантли никогда не пыталась настраивать его против племянницы. А Элизабет, в свою очередь, никогда не использовала свое положение во вред Даллас. Она не могла бы определенно сказать, нравится или не нравится ей эта женщина. Но Даллас была очень приветлива и услужлива.

— Дядя далеко?

— В музыкальной комнате, дорогая. С этим приятным издателем, мистером Кингом. Спускайся вниз, выпьем пока чего-нибудь. Хантли не велел его беспокоить.

— Спасибо. Я сейчас приду, Даллас. Расскажешь, как ты отдыхала во Флориде.

— Все идет как запланировано. Гладко как по маслу, — сказал Кинг.

Он уверенно улыбнулся, показав белые зубы с американскими коронками. Перед тем как появиться в Штатах, его заставили привести в порядок все зубы у американского дантиста. Кинг не был трусом, но свои долгие визиты в зубной кабинет вспоминал с настоящим ужасом.

— Ты уверен, что этот человек хорошо знает свое дело? — Хантли Камерон выстреливал словами, как пулями, — с такой скоростью они вылетали. Он был высок, худощав, широкой кости, с глубоко посаженными глазами неопределенного серовато-карего цвета, тупым носом и тщательно причесанными седыми волосами. Вытянутое лицо с квадратной челюстью было негусто посыпано веснушками. Он носил костюмы безукоризненного кроя и рубашки ручного пошива. Обожал высмеивать некоторых своих эксцентричных собратьев-миллионеров, которые ходили в рубашках с отложным воротником и замусоленных туфлях на резиновой подошве. Все в нем говорило о власти, богатстве и маниакальной уверенности в своем могуществе. Он смотрел на Кинга в упор, как смотрел на всех. Многие не выдерживали его взгляда и отводили глаза.

— Уж не сомневайтесь, — заверил его Кинг. — Я сам видел, как он расправился с очень неудобной целью, куда более неудобной, чем ему предстоит иметь дело семнадцатого марта. Высший класс. Не беспокойтесь, Хантли. Я подобрал исполнителя что надо.

— Хочешь виски? — спросил Хантли. — Иди налей себе. И расскажи поподробнее.

— Нет, пить не хочется. Для меня слишком рано.

— Ну а для меня в самый раз. Налей мне чистого, на три пальца. Так как ты разыскал этого снайпера? На них непросто выйти, если не иметь дела с преступными элементами. А я тебе говорил, — угрожающе сверкнув мрачным взглядом, сказал Хантли, — с ними не связываться!

— Я и не связывался, — ответил Кинг, вручая ему бокал с виски. Какие только сплетни не распускали о Хантли досужие репортеры, но вот об одной его привычке ни разу не упомянули. Он пил напропалую, но пьяным его никогда не видели. — У меня есть друзья на Ближнем Востоке, там у меня деловые интересы. Так вот, туда устремляется всякий сброд — дезертиры, наемники без работы. Наш удрал из Иностранного легиона. Он был одним из лучших стрелков в Индокитае.

— Может, нам и послать его туда? — рявкнул прямо в бокал Камерон. — Пусть перестрелял бы там кой-кого из наших болванов-генералов... Что он делает, этот негодяй Хагсден, вынуждая нас до сих пор воевать? Сколько этот тип запросил?

— Согласился на пятьдесят тысяч долларов. Потребовал документы для себя и еще один паспорт. Я все устроил через своих друзей.

— А на них можно положиться? Ты уверен?

— Они не знают, на кого работали, — улыбнулся Кинг. — Я был очень осторожен, Хантли, можете мне поверить. В конце концов, я так же, как и вы, рискую головой.

— О своей голове я не беспокоюсь, — заметил Хантли, протягивая Кингу пустой бокал. — Налей еще. Меня беспокоит, удастся ли нам осуществить свой план. Беспокоит, поскольку если этот мерзавец останется жив, он принесет нашей стране множество бед. Господи! Как представлю, что это ничтожество может обосноваться в Белом доме, спать не могу!

Кинг тоже решил выпить — немного успокоить нервы. Когда старик пребывал в таком настроении, окружающим приходилось туго. Камерон был хитер. Его крайне демагогические речи, его самомнение могли усыпить бдительность кого угодно, только не Кинга, который был с ним в близких отношениях. Кинга он не мог обмануть. Тот знал, что острый и быстрый, как луч лазера, ум Камерона всегда начеку. Хантли держался в своей обычной манере. Даже нарочито пристальный взгляд, неожиданность вопросов были составной частью его имиджа, который он сам себе создал. Раз или два Кинг наблюдал, как Хантли вел деловые переговоры. Он был внимателен и въедлив, как бухгалтер. Малейшая фальшь, одно небрежно оброненное слово, и Камерон моментально оборачивал это в свою пользу. Кинг вел себя осторожно, словно пробирался сквозь заросли крапивы.

Он удобно устроился в кресле, раскурил сигарету. Ему нравилась музыкальная комната, потому что тут висели две прекрасные картины Вермеера и стоял великолепный немецкий клавесин, который Карл V подарил одной из своих жен. Однажды Хантли предложил Кингу открыть и попробовать инструмент. Благородный серебристый звук был настолько чист, будто и не прошло пяти веков. Кинга восхищала воздушная красота деревянного, богато украшенного ящика со струнами. Его всегда волновали произведения искусства.

— Мне не хотелось бы, чтобы вы считали меня жестоким. Ведь как-никак речь идет о человеческой жизни. Но долг патриота обязывает к этому. Мы должны убрать Джексона, иначе страна будет ввергнута в анархию и гражданскую войну.

Камерон повернул голову и посмотрел на Кинга. Какое-то время он молча разглядывал его, будто у того вырос второй нос.

— Ты что, в своем уме? — сказал наконец Хантли. — О какой жалости может идти речь? Я собственноручно пристрелил бы этого мерзавца, если бы только имел шанс потом скрыться! Не говори чепухи, Эдди. Джексон должен быть уничтожен. Давай обсудим вот что. Сделав свое дело, наш снайпер получит деньги и документы, так ведь?

— Да, мы расплатимся с ним, как и обещали.

— Я вот о чем думаю, — продолжал Хантли. — А что если ему не удастся смыться, вдруг его поймают?

Лицо Кинга не дрогнуло.

— Это будет ужасно. Я тоже думал об этом. Такой оборот дела меня очень беспокоит.

— Тогда позаботься об этом, — сказал Хантли. — Как только он выстрелит, пусть кто-нибудь ему самому продырявит башку.

— Ну, если вы не против, нас это здорово обезопасит. Хотите, чтоб я все устроил?

— Ну ты же всем этим занимаешься. Давай, действуй и присылай счет. А сейчас пошли вниз. Хочу повидаться с Элизабет.

Кинг заколебался.

— Одну минуту, я сейчас приду, — сказал он.

Хантли ушел, а Кинг поднялся к себе в комнату. В сущности, причины не пойти сразу с Хантли у него не было. Просто ему вдруг захотелось побыть одному, сойти ненадолго со сцены. Он снова перебрал в памяти все детали. Кажется, он не упустил ничего, можно поздравить себя. Кинг подошел к роскошному зеркалу на стене, откинул назад свои густые волосы, пригладил их. Эдвард Фрэнсис Кинг. Он никогда не видел настоящего Кинга. С фотографии, снятой после того, как тот попал в лапы гестапо, в анфас и в профиль на него смотрело какое-то невыразительное лицо, нелепое из-за обритой головы, как у всех узников концентрационных лагерей. Кингу запомнились только его глаза. Широко открытые, с навеки застывшим в них страхом. Эдвард Фрэнсис Кинг умер еще до того, как русские освободили узников лагеря. От него остались лишь документы с фотографиями и описанием внешности и горстка пепла в крематории. Папка с документами была переправлена в КГБ. Смерть служила надежным прикрытием разведчиков, засылаемых на короткое время после войны в Западный сектор Германии. Но документы Кинга, американского гражданина, умершего от тифа незадолго до освобождения лагеря, представляли слишком большую ценность. Не было смысла использовать их ради краткосрочных операций. Воплотить в жизнь образ умершего американца выпало ему, потому что он был немного похож на Кинга и к тому же был одним из способнейших молодых разведчиков КГБ. Для его подготовки и создания условий для засылки в Соединенные Штаты под именем Эдварда Кинга потребовалось десять лет, но Москва не торопилась, когда речь шла об операции такого высокого класса. Кинг научился думать, говорить, ходить и реагировать на все, как американец. Если в нем и замечали какие-то странности, то объясняли их испытаниями, выпавшими на его долю в лагере, и долгим пребыванием во Франции. Три года подготовки прошли во Франции, где он играл роль Эдди Кинга, внедрившись в колонию послевоенных американских переселенцев и тщательно готовя почву для переезда. Наконец он был готов перебраться в Штаты, где КГБ должен был финансировать его фантастический план проникновения в реакционные правящие круги.