Ян Флеминг - На тайной службе Ее Величества Страница 24

Без десяти одиннадцать Ирма Бунт зашла за ним. Они обменялись приветствиями, Бонд набрал кучу книг и бумаг и последовал за ней. Они обогнули здание клуба и пошли по узкой, хорошо утоптанной дорожке мимо указателя, на котором было написано: «Частная собственность. Вход воспрещен».

Все здание, силуэт которого Бонд видел накануне поздно вечером, предстало перед ним. Ничем не примечательное, но на совесть сработанное строение, одноэтажное, сложенное из блоков местного гранита, с плоской бетонной крышей, на дальнем конце которой возвышалась небольшая, вполне профессионально выглядевшая радиомачта. Как теперь понял Бонд, через эту радиомачту вчера вечером пилот вертолета получал информацию по условиям посадки, и это же оборудование было ушами и голосом Блофелда. Здание располагалось на самом краю плато, ниже последней вершины пика Глория, но вне досягаемости снежных лавин. Еще дальше склон горы резко обрывался и исчезал за отвесной скалой. Там, внизу, виднелась граница еще одного лесного массива и долины Бернина, ведущей в сторону Понтресины; можно было различить блеск железнодорожных рельсов, по которым, как крошечная гусеница, полз длинный товарняк, шедший из Ратишбана через перевал горного массива Бернина скорее всего в Италию.

Пневматические двери здания открылись с привычным шипением; центральный коридор был почти точной копией коридора в здании клуба, но двери здесь располагались по обе стороны, и не было никаких картин. Стояла мертвая тишина, и невозможно было догадаться, что скрывается за дверями. Бонд спросил об этом.

— Лаборатории, — ответила Ирма Бунт несколько неопределенно. — Все это лаборатории. И конечно, учебные классы. Кроме того, личные апартаменты графа. Он живет там, где работает, сэр Хилари.

— И правильно делает.

Они подошли до конца коридора. Ирма постучала в дверь.

— Войдите!

Джеймс Бонд весь трепетал, переступая порог, слыша, как закрывается за ним дверь. Он знал, что его встретит не прежний Блофелд, не модель прошлого сезона — добрых 20 стоунов веса, это чуть ли не полтора центнера, высокого роста, с бледным лицом, с коротко стриженными темными волосами, темными глазами и резко выделяющимися на их фоне белками, ну точно как у Муссолини, отвратительные тонкие губы, длинные руки с вытянутыми пальцами, длинные ноги, — но теперь он поразился, до какой степени сумел изменить свою внешность этот человек. Однако мсье граф де Блевиль, который поднялся с шезлонга, стоявшего на маленькой — на одного человека — веранде, и ступил из-под солнечных лучей в полумрак кабинета, протягивая руки в гостеприимном приветствии, даже отдаленно не был похож хотя бы на родственника человека, фотографию которого Бонд видел в картотеке.

Сердце у Бонда упало. Ну хорошо, человек этот роста тоже не маленького, и руки и голые ноги его достаточно длинны. Так-то оно так. Но на этом сходство и кончалось. У графа были длинные, хорошо ухоженные, почти щеголеватого вида волосы с благородной серебристой сединой. Его уши, которые должны были быть прижаты к голове, слегка оттопыривались, а там, где должны были находиться толстые мочки, не было ничего. Тело, в котором было далеко за сто килограммов, сейчас почти обнаженное, если не считать черных шерстяных плавок, весило не более 80 килограммов, и ни одной складки обвисшей кожи, которая обычно бывает у резко похудевших пожилых людей. Полные губы были растянуты в дружеской, довольно приятной, может быть, несколько жестковатой улыбке. Лоб выше носа был испещрен морщинами, а сам нос, который согласно картотеке должен был быть коротким и толстым, выглядел почти орлиным, не считая изъеденной его части за правой ноздрей, по всей видимости, результат перенесенного третичного сифилиса — вот бедолага. Глаза? Ну, они могли бы кое-что прояснить, но сейчас в их темно-зеленой глубине нельзя было прочесть ничего, кроме какой-то явной угрозы. У графа были окрашенные в темно-зеленый цвет контактные линзы, которые он носил, скорее всего, из-за действительно опасного на этой высоте солнца.

Бонд свалил все свои книги на кстати свободный стол и пожал теплую сухую руку.

— Дорогой сэр Хилари, очень рад вас видеть. — Говорили, что голос у Блофелда был густым и ровным. Этот звучал легковесно и даже сладкозвучно.

«Господи, — со злостью сказал Бонд про себя, — ну кто же еще это может быть, как не Блофелд!» Вслух он произнес:

— Извините, что я не смог прибыть 21-го. Очень много работы.

— О да. Мне сказала об этом фрейлейн Бунт. Эти новые африканские государства. Они действительно должны доставить немало хлопот. Ну что ж, может быть, присядем вот здесь, — рукой он указал на свой письменный стол, — или выйдем на воздух? Видите ли, — он показал на свое загорелое тело, — я существо солнцелюбивое, я поклоняюсь солнцу. Я настолько этому привержен, что вынужден был заказать специально изготовленные контактные линзы. Сами понимаете, ультрафиолетовые лучи на этой высоте… — Он не докончил предложение.

— Я никогда не видел раньше таких линз. В конце концов, книги можно оставить здесь и обращаться к ним по мере надобности. Я помню все, что касается этого дела. И, — Бонд мягко улыбнулся, — неплохо было бы вернуться в наш туманный мир хоть с каким-нибудь солнечным загаром.

Еще в Лиллиуайте Бонд запасся одеждой, которая, как он предполагал, пригодится, будет к месту. Он не стал брать модный эластичный комбинезон-писк горнолыжной моды, зато выбрал более удобные, хоть и старомодные, лыжные брюки из мягкой ткани. Поверх обычной белой хлопчатобумажной рубашки он мог надеть видавшую виды черную ветровку, в которой обычно играл в гольф. И кроме того, предусмотрительно прихватил с собою длинные уродливые полушерстяные кальсоны и нижние рубашки. Его лыжные ботинки выглядели совершенно новехонькими, что бросалось в глаза, крепления он подобрал на славу, перегрузить их не боялся.

— В таком случае, — сказал Бонд, — и я лучше сниму свитер. — После этого он последовал за графом на веранду.

Граф снова лег на алюминиевый, обтянутый материей шезлонг. Бонд пододвинул себе маленький стульчик, обтянутый тем же материалом. Он поставил его так, чтобы сидеть лицом к солнцу и в то же время иметь возможность видеть графа.

— Итак, — произнес граф де Блевиль, — что же привейте вас ко мне, что заставило искать личной встречи? — Он озарил Бонда своей дежурной улыбкой. Темно-зеленые стекляшки глаз были непроницаемы. — Поймите меня правильно, я вовсе не хочу сказать, что визит ваш совсем некстати, но все-таки в чем дело, сэр Хилари?

Бонд заранее подготовил ответ на этот очевидный вопрос, собственно, даже два ответа. Первый вариант предусматривал тот случай, когда уши графа оказались бы нормальными, то есть с мочками. Запасной вариант — когда мочек нет. Теперь Бонд, сообразно ситуации, со знанием дела приступил к реализации запасного варианта.

— Уважаемый граф, — форма обращения была, по-видимому, продиктована сединами графа и его обходительными манерами, — в работе Геральдической палаты встречаются эпизоды, когда нельзя обойтись только научно-исследовательской документальной деятельностью. В вашем случае мы столкнулись, о чем сообщали, с одним деликатным моментом. Я имею, конечно, в виду пробел между исчезновением рода де Блевилей во времена Французской революции и появлением семейства или семей Блофелдов в окрестностях Аугсбурга. В связи с вышеизложенным, — Бонд сделал выразительную паузу, — я хотел бы несколько позже сделать вам предложение, которое, уверен, не останется без внимания. И вот к чему я клоню. Вы уже вложили довольно значительные средства в нашу работу, но было бы неверно предполагать, что исследования будут продолжаться даже без всякой надежды на успех. Все дело в том, что надежда такая имеется, однако обстоятельства эти особого свойства, именно они потребовали личной встречи с вами.

— Ах так? Могу ли я узнать, что это за обстоятельства?

Джеймс Бонд повторил все то, что рассказывал ему в свое время Сейбл Базилиск, — он поведал о губах Габсбургов, о королевских хвостах и прочих курьезах. Затем он подался вперед, чтобы подчеркнуть важность того, что собираются сказать.

— И такая же отличительная физическая черта имеется у рода де Блевилей. Вам ничего не известно об этом?

— Никогда не слышал. Нет-нет. И что же это такое?

— У меня хорошие новости для вас, граф. — Бонд широко улыбнулся. — На всех скульптурных изображениях и портретах де Блевилей, которые нам удалось обнаружить, представители рода имеют одну и ту же отличительную черту, передаваемую по наследству. Оказывается, ни у кого из этого семейства не было мочек ушей.

Граф тут же ощупал свои уши. Это что, игра?

— Понимаю, — произнес он медленно. — Теперь понимаю. Он задумался. — И вам необходимо было в этом убедиться? Моего слова или фотографии было бы недостаточно?