Сергей Зверев - Завербованная смерть Страница 24

И потом, что это у людей за привычка, раскладывать прямо на улице торты, конфеты, булочки в сиропе и сахарной пудре, печенье, консервированные персики и ананасы и загораживать это все какой-то прозрачной преградой? У мишки ведь нет понятия – витрина. Если лежат бесхозные деликатесы, то почему бы ими и не полакомиться? И потом, эти бесконечно орущие люди, которые не понимают, что у медведей тоже может болеть голова!

Так что Антон Павлович в общем-то особо и не хулиганил. Наоборот, как настоящий санитар леса и страж правопорядка, мишка просто пытался сделать так, чтобы на улицах ночного города соблюдались покой и тишина.

Поэтому, завидев завывающий полицейский кортеж, медведица решила, что со всеми сразу чудищами она не справится, и завернула в первый подходящий для укрытия дом.

В помещении этом Антону Павловичу сразу понравилось: играла тихая музыка, за столиками сидело несколько человек, которые при ее появлении не вскочили и не стали метаться и орать: «Майн гот! Русские идут!» Торты стояли прямо на столике, за который с побелевшим лицом присел приятного вида молодой человек в костюме, похожем на костюм ее хозяина-дрессировщика. Опять же, следом за Антоном Павловичем вошла знакомая циркачка, которая за доброту свою приглянулась медведице еще днем.

Не обращая никакого внимания на людей, животное направилось прямиком к сладостям и, урча от удовольствия, стала их пожирать.

– Спокойно, – по-английски обратилась Изольда к посетителям, – спокойно. Это медведица из русского цирка. Сейчас ее заберут, – заверила она клиентов, слыша, как полицейские машины остановились совсем рядом, захлопали дверцы и раздались гортанные крики стражей порядка. Развязка была близка, и не стоило лишний раз раздражать или беспокоить животное, которое с блаженством принялось лопать восточные сладости.

– Девушка, давайте подсаживайтесь к нам, – на чистом русском позвал Изольду один из отдыхающих. – А подруга ваша откуда? – поинтересовался мужчина, указывая на жующего топтыгина.

– Из Москвы, – машинально откликнулась Гальчевская.

– О, Сема, твоя землячка! Давай и ее зови, щас мы ей чего-нибудь закажем. Эй, гарсон! – рявкнул он, и медведица недовольно рыкнула на возмутителя умиротворенности.

– Тише, тише! – Изольда умоляюще сложила руки на груди. – Она не переносит крика, хоть и дрессированная. И потом, она не очень хорошо относится к незнакомым людям. Вы не делайте резких движений, – попросила ассистентка иллюзиониста, – я попробую ее уговорить.

– Молодец, баба, – донеслось от столика вместе с бульканьем наливаемой жидкости. – Медведя на скаку остановит, в горящую избу… так сказать. Понял, Сеня, какая жена тебе надо?

– Так где ж такую найдешь? – посетовал собеседник.

– Вот чудак-человек, прямо перед тобой стоит, а он… – Русские беззаботно вернулись к прерванной бутылке и разговорам.

И вроде бы уютная атмосфера спокойствия снова только-только стала воссоздаваться, как в ресторанчик с треском и криками «Сидеть! Стоять! Лежать!» вломился добрый десяток полицейских. Под прицел были взяты все – и подвыпившая компания русских туристов, и девушка с саблями, и, конечно, русский Винни-Пух.

Такое невежливое отношение хозяев к русским гостям средиземноморского острова медведице явно пришлось не по душе. Она отложила пироги в сторону и, предупреждающе зарычав, поднялась на задние лапы, опершись передними о столешницу одного из столиков. То ли невиданные раньше медвежьи клыки, то ли лезвия-когти так подействовали на полицейских, но они стали менее шумливы и дружно попятились к двери, сгрудившись в кучку, переводя стволы пистолетов с одного русского, на другого.

– Не надо стрелять. – Голос Изольды дрожал от волнения. – Это дрессированный медведь из русского цирка, который вчера приехал в Лимассол на гастроли, – увещевала ассистентка, – по приглашению вашего правительства, – зачем-то добавила она и осторожно, чтобы не нарушить шаткого равновесия между вооруженной до зубов полицией и зубами медведицы, стала перемещаться так, чтобы оказаться между враждующими.

– Я – член цирковой труппы, и если вы будете вести себя спокойно, то я постараюсь заставить животное вернуться в клетку. Она моя подруга, – продолжала уговаривать местных стражей Гальчевская, – я ее уговорю.

Гомонить полицейские прекратили, но оружие опускать не стали, хотя стрелять и не собирались. Во всяком случае – пока. Не дай бог, ранишь животное, так оно мало того, что в клочья порвет эту сумасшедшую белокурую фурию, а и сидящим за столом туристам тоже достанется, не говоря уже об обидчиках, которые вдесятером в одну дверь вряд ли смогут протиснуться. А добраться медведице до полицейских – два прыжка. Второй раз нажать на курок можно и не успеть.

– Антон Павлович, – проговорила Изольда, придав голосу какие только могла оттенки ласки, – хорошая моя девочка. – Ассистентка протянула в сторону столика русских туристов одну из сабель. – Нанизайте апельсин, – попросила она, и, как прошедшим днем, сунула фрукт медведице. Та приняла угощение и, брызнув во все стороны соком, с удовольствием его съела.

– А хочешь еще? – спросила ассистентка, но медведица решила, что уже оказала подруге полагающиеся ей знаки внимания, и полезла за барную стойку. На беду всех, обстановку, которая вроде бы только-только начала нормализовываться, испортил бармен, который с самого появления Антона Павловича и до сих пор скрывался за высоким барьером. Он с диким визгом западноевропейца выскочил из-за своего убежища и бросился в руки защитников-полицейских. Они снова на разные голоса запричитали свои идиотские команды, медведица зарычала уже не предупредительно, а по-боевому, Изольда подставила зверю спину, с бегающими по ней мурашками, и подняла руки вверх, призывая к спокойствию. Перекрикивать стаю этих дуболомов в форме и вносить в и без того накаленную обстановку еще больший хаос она не могла. Единственное, что могло сдержать назревающее кровопролитие – это поза распятого Христа.

Изольда обливалась потом, но мужественно стояла, прикрывая мохнатую подругу четвертым номером своей груди, затем поднесла одну руку к губам и прижала к ним палец, призывая к тишине. Мало-помалу стражи правопорядка стали вести себя тише, и Изольда смогла наконец осторожно повернуться к зверю. Медведицы нигде не было видно.

– Где она? – чуть повернув голову, шепотом спросила белокурая ассистентка у служителей закона, предполагая, что, пока она стояла лицом к полицейским, медведица успела задать стрекача.

– Наверное, за стойкой, – так же тихо отозвался старший, для убедительности покивав стволом револьвера на деревянный постамент.

Держа саблю с бананом (второго апельсина у русских туристов не оказалось) на вытянутой руке, Изольда стала медленно подходить к логову зверя. И хоть ассистентка иллюзиониста никогда не занималась дрессурой, каким-то шестым чувством она понимала, что вот сейчас и наступил момент истины. Мало ли что подумает лохматое чудовище, увидев над собой внезапно появившееся человеческое лицо – для начала просто махнет лапкой, а разбираться уж будет потом. Только Изольде такой взмах не сулил ничего хорошего…

Медленно, вся дрожа и обливаясь холодным потом, девушка стала перегибаться через стойку бара. В воздухе повисла напряженная тишина. Даже из динамиков перестала звучать музыка.

Медведица мирно спала. Судя по тому, что подле нее лежали две порожние бутылки из-под крепленого ликера ««Zivania», выпитое пришлось ей по вкусу, и пока люди устраивали между собой разборки и переговоры, косолапая залпом вылакала содержимое, окосела и провалилась в глубокий сон алкоголика.

– Спит… – тихим шепотом доложила обстановку ассистентка иллюзиониста, и в это время со страшным шумом грохнула входная дверь. В ресторан ворвался мужественный защитник белокурых, черноволосых и вообще всех красавиц, господин Оршанский собственной персоной.

Теряя остатки самообладания, Гальчевская стала медленно сползать по гладкому боку деревянной стойки. В мгновение ока Александр оказался рядом и подхватил бедную девушку на руки.

– Боже, наверное, я сейчас сойду с ума, – жалобно простонала Изольда и отключилась…

Глава 23

Александр бесцельно слонялся по больничному коридору, размышляя о знаках зодиака и гороскопе вообще. Видимо, что-то сегодня сложилось на небесах, как-то по-особенному выстроились планеты, коль он во второй раз за последние несколько часов оказывается у больничной постели приглянувшейся девушки. Сначала – Вероника, теперь вот – Изольда… Хотя сегодня не пятница и не тринадцатое…

Конечно, он мог и уйти, в этом случае, как говорится, его дело маленькое. Это не то, что было с воздушной гимнасткой. Полиция по инструкции вызвала местную «Скорую помощь», и девушку доставили в клинику. Мог он не поехать? Конечно же, мог. Но вот бросить девушку в бессознательном состоянии, в чужой стране, без родственников, без знакомых, без денег, в халате, в ночной сорочке и с саблей в руке – вот этого Оршанский сделать не мог. Еще одна из причин, по которой Александр увязался за врачами, это то обстоятельство, что он не точно знал – понимает ли Изольда хотя бы английскую речь. Понятно, что греческий был ей чужд. А найти в пять утра переводчика – дело довольно проблематичное, к тому же это не входит в компетенцию медиков. Да плюс за такую услугу бедной девушке выставят дополнительный счет. Уж что-что, а как лечат в странах оголтелого капитализма московский журналист знал не понаслышке.