Рэм Красильников - Конец «Крота» Страница 25

Но не одни эти обстоятельства так манили Лэнгли к охоте на «кротов». Центральное разведывательное управление заботилось отнюдь не только о собственной безопасности, хотя такая «забота» субъективно и определяла помыслы американских «охотников». «Кроты» в советских спецслужбах, считали в Лэнгли, — важный источник разведывательной информации широкого профиля. Будем справедливы к американской разведке — она стремится знать обо всем, что происходит в мире. «Кроты» — солидное подспорье для любознательности ЦРУ.

«Пилигрим» для американской разведки был исключительно ценным агентом, имевшим доступ к важнейшей информации. На военном языке, которым любят выражаться в Центральном разведывательном управлении, это был прорыв обороны главного противника. И теперь его необходимо всячески развивать, продвигая завербованного агента к решению больной для ЦРУ задачи: нет ли «крота» русских в Лэнгли. «Пилигрим», как никто другой, подходил для этой цели — он работал в службе контрразведки Первого Главного управления, а она как раз и занималась советскими «кротами» в иностранных спецслужбах.

Душевные смятения «Пилигрима», его угнетенное состояние не были для ЦРУ в диковинку. Они проявлялись уже на первых встречах американских разведчиков с ним в гостиницах Бангкока. Однако в Лэнгли знали, как строить отношения с новым агентом, как не дать ему сорваться с крючка. Над этой проблемой, кроме разведчиков-агентуристов с их богатым практическим опытом, трудились талантливые психологи, выпускались десятки исследований и специальных инструкций.

«Закрепление» агента, втягивание его в активное шпионское сотрудничество — настоящее искусство. Питер Николс имел в ЦРУ репутацию квалифицированного специалиста в сфере вербовки и приручения источников. Эта репутация вскоре приведет его к высотам оперативной карьеры. И в Бангкоке он немало времени уделил тому, чтобы «Пилигрим», пойманный на наживку опытным рыболовом, «не сорвался с крючка». Николс умело применял в отношениях с агентом тактику кнута и пряника. Кнутом был разработанный им план вербовки, основанный на компрометации и шантаже, скрытом давлении и насилии. «Пряником» служила американская помощь в беде. «Материальные выгоды — основа любой вербовки», — был убежден резидент ЦРУ в Бангкоке, обрушивая на русского предложения выгодного сотрудничества.

Настоящим сладким «пряником», буквально тающим во рту жертвы, было щедрое денежное вознаграждение, которое было обещано «Пилигриму», дорогие подарки, которые любезный хозяин преподносил ему в Бангкоке, учреждение специального долларового счета в американском банке. И Питер Николс не ошибался, распознав в Плахове черты тщеславия и самоуверенности, боязни ответственности и трусости, а главное — алчности и корысти. «Вложенный в «Пилигрима» капитал, — полагал американец, — теперь должен приносить дивиденды».

В Бангкоке Питер Николс со свойственной ему энергией и аккуратностью взялся за обучение «Пилигрима» сложному шпионскому ремеслу. Советский отдел направил ему в помощь специального инструктора из Лэнгли. Вдвоем они учили «Пилигрима» премудростям разведывательной работы на территории Советского Союза, всему тому, что требовалось для связи — способам шифрования и тайнописи, изготовлению писем на подставные адреса разведки, особенностям проведения тайниковых операций, порядку приема радиопередач ЦРУ, постановке условных сигналов. Удобные для американских разведчиков в иных странах встречи с агентами на конспиративных квартирах или в гостиницах в Москве исключались. Нельзя было и решиться на посещение агентом посольства Соединенных Штатов на улице Чайковского. Опасно, русская контрразведка непременно зафиксирует такой способ связи.

Плахов это понимал и как профессионал быстро осваивал тот арсенал методов и приемов, который теперь ему предстояло применять в своей собственной стране.

Очень скоро одного помощника для обучения «Пилигрима» Питеру Николсу стало не хватать. Слишком объемным и сложным было ремесло, которое предстояло постичь завербованному агенту, хоть и сам он был совсем не новичком в тайном деле шпионажа.

Конспиративный контакт в Москве — дело нешуточное. Но Питер Николс был уверен в себе и заверял Плахова, что если он будет строго следовать инструкциям и рекомендациям ЦРУ, риска и опасности для него не будет. Они легко сумеют обыграть русскую контрразведку. Льву Плахову очень хотелось в это поверить. «Блажен, кто верует!» Самоуверенность может обойтись недешево. И с одной стороны, и с другой.

Человек не в состоянии держать в памяти правила и инструкции на все случаи жизни. И «Пилигрим» не мог, конечно, запомнить те инструкции, которые ему были даны в Бангкоке для связи с московской резидентурой Центрального разведывательного управления, не говоря уже о тех знаниях, которые должны были помочь ему расшифровывать радиограммы ЦРУ или исполнять шифром и тайнописью письма со своей информацией в адреса разведки.

Поэтому все самое существенное было изложено в так называемом «плане связи», который умелые мастера из ЦРУ втиснули миниатюрным текстом в несколько листочков из быстрорастворимой бумаги. Их можно было почти мгновенно уничтожить в воде или просто проглотить без вреда для здоровья. Листочки спрятали в потайное отделение футляра для очков, с которыми Плахов, страдая близорукостью, никогда не расставался.

Имелось и другое снаряжение, которое «Пилигриму» нужно было прятать от чужих глаз и надежно хранить: шифроблокноты и несколько конвертов писем на подставные адреса ЦРУ, специальные шариковые ручки для нанесения тайнописи, небольшого размера электронная приставка к японскому радиоприемнику «Сони». Его вручили «Пилигриму» в Бангкоке и предназначался он для прослушивания передач ЦРУ. Приставка к радиоприемнику имела особое назначение: она должна была фиксировать тайные передачи и вносить их содержание в память прибора.

Все это шпионское снаряжение было искусно заделано в фотоальбом с видами Бангкока и в объемистую книгу о Таиланде. Конечно, сам радиоприемник не было необходимости прятать — «Сони» уже появились в Москве вполне легально, хотя доставались немногим и были предметом вожделения остальных.

В багаже «Пилигрима» хранилось еще кое-что, не имевшее, казалось, прямого отношения к технологии связи агента с Центральным разведывательным управлением, но это «кое-что» тоже было необходимо тщательно скрывать от посторонних. Это была ампула с «чудодейственным лекарством», искусно вмонтированным в авторучку. «Лекарство забвения», — сказал Питер Николс русскому вице-консулу на одной из встреч в Бангкоке. «На всякий случай, резидент чувствовал некоторую скованность, вручая «подарок» агенту, — но знаете, может пригодиться в чрезвычайных обстоятельствах, когда не будет иного выхода. Вы ведь сами намекали на это. Действует очень быстро и совершенно безболезненно. Уверен, правда, что «лекарство» вам никогда не понадобится. У нас стопроцентно надежная система работы».

Вот такой «багаж» и вез сейчас Лев Михайлович Плахов из Бангкока в Москву, рассчитывая немножко на счастливое везенье и на свой дипломатический паспорт.

Ясенево

По утрам и в конце рабочего дня на территории Первого Главного управления КГБ в Ясеневе царило привычное столпотворение. На работу прибывали офицеры и служащие разведки, мужчины и женщины, люди молодые и зрелого возраста. Многие приезжали на своих автомашинах. Остальные — в специальных рейсовых автобусах. Для высших руководителей разведки на территорию комплекса, огороженную высоким забором, существовал отдельный въезд. Ничто не должно было мешать им и другим сотрудникам разведывательной службы вовремя быть на своем рабочем месте.

У Ясенева и Лэнгли немало общего: штаб-квартиры разведки расположены в пригородах столиц своих государств — «вдали от шума городского» и подальше от любопытных глаз. И в Ясеневе, и в Лэнгли служба охраны бдительно следит за безопасностью и порядком; и в Москве, и на берегу Потомака основные административные помещения разведки размещены в семиэтажных зданиях. Оба здания специально построены такой высоты, чтобы их не было видно: в советской столице — со стороны Московской кольцевой дороги, в Вашингтоне с автострады, ведущей в южные штаты.

Сегодня Лэнгли и Ясенево перестали быть загадкой. Тайну Вирджинского леса быстро раскрыли вездесущие американские журналисты. Им помогли своей информацией сотрудники ЦРУ, порвавшие с «компанией». И «секрет» Ясенева недолго оставался секретом и выплыл наружу, как только на Западе оказались перебежчики, решившие обменять известные им тайны на вполне осязаемые доллары.

Вот тогда-то в Москве, видимо, и сняли запрет на «этажность» Ясенева, и на территории штаб-квартиры советской разведки появились высокие здания, хорошо видимые не только американским разведывательным спутникам, но и из автомашин, курсирующих по московской кольцевой автомобильной дороге.