Леонид Николаев - Феникс Страница 25

– Да, фрау.

– Это при вас убили человека на Бель-Альянс-штрассе?

– Я слышал только выстрелы, фрау…

– Он был шпион?

– Мне неизвестно… Разве такими вещами интересуются в Берлине? Кругом все было оцеплено.

– Он был шпион, – уже не спросила, а утвердила блондинка.

Фрау Людерзен всплеснула своими коротенькими пухлыми руками:

– Боже… По улицам ходят шпионы… Рядом с нами… Это же совсем рядом… на Бель-Альянс…

– И их убивают, – все так же улыбаясь, словно разговор шел о новом кинофильме, сказала блондинка.

Она хотела еще что-то добавить, но вернулся зондерфюрер и прервал разговор.

– Машина внизу.

Разговор они, Саид и светловолосая фрау, продолжили уже в «опеле», который понес их через центр к широкой и бесконечно длинной Шонгаузераллей.

– Вам все-таки очень идет офицерский мундир, – повторила блондинка, прислоняясь почти обнаженным плечом к Саиду. – Больше идет, чем Хаиту. Он не родился военным, а так мечтает о чине гауптманна.

«Чего она ищет? – встревожился Исламбек. – Что нужно этой заманчиво красивой и откровенно им интересующейся немке?»

Он не знал, не предполагал даже, что рядом с ним будущая «янга» – «мать туркестанцев», «государыня», претендентка на «ханский трон». Для него она была сейчас только влиятельной немкой, имеющей какое-то отношение к дому на Ноенбургерштрассе.

– Вам бы тоже хотелось стать гауптманном? – спросила с намеком спутница. Глаза, смеющиеся и одновременно холодно рассматривающие Саида, были рядом. Не стесняясь шофера, она наклонила голову к плечу своего соседа и прошептала: – Признайтесь, хотелось бы?

– Я не смею об этом думать.

– А вы посмейте! Думайте… В жизни многого можно достичь… – Глаза ее сверлили висок Исламбека. Именно сверлили, как ствол приставленного пистолета. – При желании, конечно…

– Разве достаточно одного желания?

– Иногда.

Шофер у Лейпцигерштрассе решил свернуть направо, чтобы обогнуть центр, забитый машинами, и через Александрплац выбраться на Шонгаузераллей, но спутница Исламбека выразила желание проехать по Вильгельмштрассе. «Опель», натыкаясь на перекрестки и светофоры, запетлял по улочкам, коротким и узким, пока не выбрался на Унтер-ден-Линден.

С каким-то благоговением спутница смотрела на серые каменные громады, вырастающие то справа, то слева вдоль улицы. А когда в преддверии Фридрихштрассе увидела старый дворец, лицо приобрело мечтательность.

– Может быть, он сейчас здесь, – произнесла она трепетно.

У Саида едва не сорвалось: «Кто?» Он вовремя сдержался. Спутница была бы шокирована, даже оскорблена таким вопросом. По тону, по глазам можно было догадаться, о ком шла речь. К тому же через минуту она пояснила:

– Он иногда здесь работает…

«Опель» медленно проплыл мимо дворца, словно был подключен к торжественному кортежу и двигался на самой малой скорости. Впрочем, на этом предельно насыщенном машинами отрезке быстрее ехать нельзя было. Все не торопились.

– Остановитесь! – тронула за плечо водителя спутница Исламбека. – Вдруг нам посчастливится увидеть его.

Шофер не оглянулся. Не выдал ничем своего отношения к просьбе фрау. Продолжал медленно вести машину в общей цепи. Только за дворцом он скупо бросил:

– Здесь останавливаться запрещено.

– Ах! – На лице ее выразился испуг. Своим невинным желанием увидеть фюрера она чуть не принудила водителя к государственному преступлению. К преступлению, которое, может быть, равнозначно измене. – Я не знала… Я ничего не знала…

Шофер кивнул.

Мелькавшие за стеклом портики и колонны музеев ее уже не занимали. Она боролась со страхом и победила лишь на широкой Шонгаузераллей. Стала снова веселой, улыбчивой.

– Вашей страной правил шах? – обратилась она к Исламбеку.

– Нет, хан, – усмехнулся Саид. – Но это было давно. Очень давно… Об этом уже никто не помнит…

Спутница задумалась. Что-то ее озадачило, даже озаботило.

– Жаль, – вдруг произнесла она со вздохом.

– Но шах еще правит, – успокоил ее Саид. В Иране.

– Да, да, – засмеялась спутница. – Помню, персидский шах.

Исламбек никак не мог уяснить себе цель вопросов, которые задавала ему спутница. Он вообще не мог уяснить, зачем она сопровождает его. Обычный интерес женщины был лишь уловкой, ширмой, так воспринимал Саид улыбки, прикосновения ее горячей руки, наконец, желание сидеть с ним рядом. Шепот вкрадчивый, наполненный томлением – все это было волнующим, но воспринималось как искусство. И намеки на возможное повышение в звании. Откровенные намеки. К чему-то Саида склоняли. К чему-то готовили. Только к чему?

– Если бы вернулся хан, – снова заговорила спутница, – Туркестан принял бы его?

«Опять не то, – отметил про себя Саид. – Опять болтовня». Ответил с иронической улыбкой:

– Насколько мне известно, ни одного живого хана не осталось, во всяком случае, из бывших правителей. А возвращение с того света еще не практиковалось.

Очаровательная блондинка закатилась смехом.

– Да… да… Не практиковалось… Даже бедный господин Мустафа не в состоянии был осуществить этот опыт, хотя покинул нас совсем недавно.

– Покинул, – как-то неопределенно подтвердил Саид. И эту неопределенность, даже сомнение почувствовала спутница. Скосила свои большие голубые глаза на Исламбека.

– Или существует другое мнение?

– Всякое говорят…

– Что именно?

Она закинула руку на сиденье, и ладонь ее оказалась на правом плече Саида. Около воротника. Он ощутил тяжесть полной кисти и нервное движение пальцев. Это был плен. Но не в плене дело. Слова взволновали Исламбека.

– Впрочем, что говорят, можно догадаться, – все с той же улыбкой произнесла спутница. – Кто говорит?

– Почти все…

– Все! – Брови ее удивленно округлились. – Надеюсь, не весь Берлин?

Саид имел право усмехнуться. Притом надо было шутить, иначе разговор грозил стать серьезным.

– Разумеется… Все на Ноенбургерштрассе.

– Любопытно… Значит, и милый Людерзен, и его супруга?

– Вряд ли… К тому же я лишь сегодня с ними познакомился и ни о чем, кроме отеля, не говорил.

– Значит, ваши соотечественники говорят?

Вопросы становились прямыми. Спутница конкретизировала их, нацеливалась на главное, что ее интересовало.

– Да, – поставил точку Саид.

Но это оказалась не точка. Голубоглазая блондинка шла дальше. Торопливо шла.

– Кто же именно?

Она не требовала ответа, а просила. И создавалось впечатление, будто ее интересует не столько истина, сколько забавляет процесс выяснения ее. Поэтому разговор мог продолжаться до бесконечности. Так он предполагал. И вдруг спутница шагнула к цели:

– Вы?

До этого он хотел отмолчаться или отделаться каким-нибудь неопределенным словом. Туманным. А тут не отделаешься, иначе сочтут виновным.

– Почему я!.. Мне вообще не приходилось еще высказываться. Слишком мало увидено и услышано.

– Значит, дорогой шарфюрер, вы молчали?

– Конечно.

– Даже у штурмбаннфюрера?

«Знает. Все знает. Из гестапо сведения просочились на Ноенбургерштрасое. Или просто эта дама связана с политической полицией. Вот почему она едет с ним в машине, почему сидит рядом».

Рука спутницы все еще лежала на спинке сидения, а ладонь мягко давила плечо. Прижимала пуговицу погона. Он терпел, именно терпел это прикосновение. Никакого удовольствия Саид не испытывал – только тягость. Тягость, напоминавшую о чужой силе, чужом праве распоряжаться им. Умелой рукой, опытной в таких случаях, она имитировала чувство. Женскую нежность и даже взволнованность.

– Штурмбаннфюреру вы сказали, а мне не решаетесь… Или забыли?..

Она убрала руку, неторопливо, словно нехотя, стала поправлять прическу. Утопила пальцы в своих пышных светло-оранжевых волосах. Теперь локоть касался Саида.

– Говорят, что один из недавно прибывших туркестанцев навестил Чокаева в день его смерти.

«Неужели меня кто-то видел в госпитале? – вздрогнул Исламбек. – Кажется, в вестибюле было пусто. И в парке тоже. Когда вышла сестра с посетителем, мужчиной в серой шляпе, он, Саид, сидел на скамейке за деревом. Они не заметили его. Потом сестра вернулась одна. Поднялась на крыльцо. Закрыла за собой дверь. С минуту провожала взглядом мужчину – дверь была стеклянная. Саиду показалось, что она запоминала посетителей».

– Возможно, все работники комитета беспокоились о здоровье господина Чокаева и навещали его.

– В тот день?

– Кажется, и в тот день.

– Похвальное внимание… – Спутница откинула голову на спинку сидения и рассмеялась. Улыбалась она постоянно, это было естественным ее состоянием, а смех вспыхивал лишь в особых случаях – когда фрау волновалась. Сейчас пришло волнение: – Кто же был так заботлив в тот день?

Она ждала прямого ответа. Теперь Саид не мог отделаться ни молчанием, ни общей фразой. Только конкретность требовала его спутница.