Вирусный террор - Вячеслав Николаевич Миронов Страница 25

Бандиты, обложенные полицией, психовали, а тут повод на пару секунд расслабиться. Они откровенно издевались над бедолагой. Когда генерал подошел к цветку, то стал поднимать цветок на стул. Чтобы не промазать струей. «Здоровой» рукой поднял цветок и крикнул:

– Pot up!

В переводе на русский: «Горшок вверх». «Пот ап!» Отсюда и прозвище пошло у него Потапыч.

Горшок он швырнул в окно, разбил витрину, а мужчины напали на грабителей. Выжили все. А в кутерьме и неразберихе Потапыч исчез. Некогда ему было принимать поздравления и поощрения.

Так что и своему прозвищу генерал был обязан своему коронному удару в голову. Поэтому в квартире Инны Ланге он отодвинул меня в сторону и применил его. Точно, коротко, почти незаметно.

Неизвестный кулем упал на бок. Шеф сноровисто проверил карманы. Покачал головой. Пусто. Ключи, очки, бумажник, какие-то бумажки – не в счет. Оружия нет. Да и по оплывшей фигуре не скажешь, что он боец. Хотя в умелых руках и связка ключей – грозное оружие. Для всех открытых участков тела ключ – оружие. Порой и смертельное. Да, и идентифицировать его сложнее. И выбрасывать его – не проблема. Никто не обратит внимание. А если кто и подберет, то только для того, чтобы сдать в металлолом. Для чего еще ключ на улице нужен? Не пойдешь же с ним по всем квартирам. Так что ключ – нужная штуковина. А у этого в связке есть один – длинный. Итальянские замки. Вон и номер выбит по длине ключа. Сталь хорошая – в глаз, в ухо, в горло хорошо войдет, мягкие ткани порвет на шее, руке. В кошельке, судя по звуку падения, полно мелочи. Тоже оружие. Кидай в лицо мелочь. И еще каждую монетку можно заточить. Вот тебе и снова оружие. Покопаться нужно в карманах. Творчески подойти к процессу, и ты вооружен, но нужно еще попасть в такую ситуацию, чтобы без оружия оказаться. Ключ и мелочь – оружие отчаяния. Последний бросок, последний прорыв. Последний, а не крайний. Тогда все ставишь на карту, тогда и карандаш как пика. Но нужно постараться самому, чтобы вот так вляпаться. А мы люди мирные. Стараемся, чтобы все было тихо и без пыли, без отпечатков и следов ДНК.

Командир закидывает руки неизвестного мужчины назад, начинает вязать скотчем, что валяется на полу, тем же самым, что связана Инна. Руки у мужчины – чистые. Непохоже, что он часто держит оружие. Ноги тоже спеленали. Помогаю генералу, набрасываю на голову мужчине тряпку. Так больше страха. Да и наши лица ему светить необязательно. А вот то, что Инна увидела командира… Плохо, надо ее зачистить. Не хочется, жалко мне дуреху. Это, видимо, боль с болеутоляющим на меня так действует, вот и я раскисаю. Еще немного, и начну реветь, сопли размазывать по щекам.

– Это что за млекопитающее? – кивая на лежащее тело, спрашиваю я у Инны.

– Дядя.

– Кто?

Ничего не понимаю. Дядя связывает. Дядя бьет. Дядя переворачивает квартиру вверх дном. Не знаю, может, у них, у немцев, это такие сексуальные игры?

– Это мой дядя. Брат отца. Младший. Развяжите меня.

– Обожди. Сейчас развяжем.

– Объясни, что происходит?

– Дяде – он младший брат отца, позвонили. Сказали, что папа погиб. Дядя ко мне примчался.

– Как его зовут?

– Фридрих.

– Ну и имя!

– Папу назвали в честь Рихарда Зорге, а его – в честь Фридриха Энгельса.

– Ясно. Тяжелое наследие прошлого. Жертвы кровавого режима. Продолжай.

– Вот он приехал и начал меня бить, требуя денег.

– Подожди. Он-то откуда знает про деньги?

– Три миллиона планировалось поделить на троих. Между папой, мной и им.

– Вы случайно в газетах не разместили объявление о своих намерениях, а то, может, еще пара-тройка родственников и соседей придет?

– Нет. Больше никто не знает.

Шеф смотрит на меня как на идиота. Развожу руками, пожимаю плечами.

– Ну да. Такое ощущение, что в соседней комнате сидит двоюродная сестра сводной бабушки соседа из первого подъезда. И тоже денег хочет.

На полу тело стало подавать признаки жизни.

– Отпустите меня!

– Ты торопишься, реинкарнация Энгельса в новой ипостаси. Тот тоже любил деньги, но говорил, что он за всеобщее равенство и братство. Ты, полагаю, бил свою племянницу из чувства солидарности с трудовым народом Нигерии?

– Нет. За деньги.

– Ну давай, рассказывай.

– Поднимите меня. Кровь приливает к голове, приходится говорить, тем самым усиливается кровоток. Это может привести к микроинсульту.

– Ты-то откуда это знаешь?

– Я – физиолог.

– Дальше.

– Принимал участие в исследовании и испытании нового штамма.

– Ясно. Как ты-то туда попал?

– Я работал в фармацевтической компании. Отслеживал воздействие вируса на организм.

– Ну и как? Отследил?

– Да! Это нечто потрясающее! Такого мир еще не видел! – Даже из-под тряпки слышался довольный, восхищенный голос.

Я обратился к Инне:

– Быстро отвечай! Откуда Фридрих узнал про информацию?

– Он был в деле.

– Каким образом? Быстро говори! Только честно!

– Когда отец узнал про то, что японцы привезли готовые образцы, то обратился к брату.

– И кто у нас брат? Кем работает?

– Я – физиолог, – раздался голос с пола.

– И что? Что дальше?

– На фармацевтическую компанию, где я работал, привезли образцы. Я занимался исследованием, проверял, как они будут воздействовать на людей.

– Ясно. Подробности потом. Кратко. Суть!

– Я похищал понемногу вирус.

– Не понял. Как?

– Вы же сказали, что без подробностей. Рассказывать долго и нудно. Обманывал.

– Дальше.

Связанный на полу резко дернулся, пытаясь освободиться.

– Mon ami! Quelle entrechat vulgaire?[2] – спросил генерал.

Командир вязал сам и поэтому был спокоен. Генерал в командировках приохотился к посещению театров. Да и в Москве часто ходил. Некоторые горячие головы даже думали, что старик умом тронулся. Но он следил за мимикой, жестами артистов. Перенимал опыт. Старый разведчик любому маститому актеру мог преподать мастер-класс. Что может произойти с актером в случае фальшивой игры? Самое позорное – освистают, пусть даже выгонят из театра за профнепригодность. А у разведчика все иначе. Он под срыв может поставить операцию и погубить не только свою жизнь, она не стоит полушки, а агентуру и многоходовую комбинацию. Вот это и страшно. И поэтому контролируешь себя всегда. Везде. Даже когда спишь. Гостиничный номер, квартира могут быть оборудованы средствами фиксации. И вот ты во сне что-то бредишь, говоря на чисто русском языке. А по легенде ты – местный житель, причем коренной. И зовут тебя Джон Смит, а не Иван Кузнецов. Не положено Джону Смиту говорить во сне по-русски. Или, может, по легенде,