Роберт Ладлэм - Директива Джэнсона Страница 26

Затаив дыхание, он осторожно работал обоими инструментами, и вдруг язычок убрался. Джэнсон потянул дверь на себя, на какие-то дюймы. Она легко подалась на хорошо смазанных петлях. Эти петли нельзя было не смазывать; открыв дверь, Джэнсон увидел, что она имеет в толщину 18 дюймов. Хоть генерал-губернатор и разместил подземную тюрьму прямо у себя под ногами, он постарался оградиться от малейших отголосков криков, доносившихся оттуда.

Джэнсон приоткрыл дверь еще на несколько дюймов, оставаясь в футе от входа на тот случай, если там кто-то затаился.

Медленно и очень осторожно он убедился в том, что по крайней мере ближайшая к нему часть коридора свободна. Шагнув в дверь, Джэнсон оказался у каменной лестницы с гладко стертыми от времени ступенями. Обернувшись, он изолентой заклеил бронзовый язычок замка, чтобы дверь не захлопнулась.

И начал спускаться вниз. По крайней мере, ступени были из камня, а не из скрипучего дерева. Сделав несколько шагов, он оказался перед вторым препятствием, решеткой из стальных прутьев на петлях.

В отличие от каменной двери наверху, эта уступила его инструментам легко, но далеко не так бесшумно.

Раздался отчетливый скрежет металла по камню — который не могли не услышать находившиеся внизу часовые.

Как это ни странно, они никак не отреагировали на шум. Почему? Еще одна засада? Подсадные утки — теперь уже целая стая?

В голове у Джэнсона промелькнул вихрь мыслей, но тут он уловил одно слово: theyilai.

Даже после беглого знакомства с разговорником кагамского языка он узнал это слово: «чай». Часовые кого-то ждут — того, кто принесет им чаю. Вот почему они нисколько не удивились, услышав звук. С другой стороны, если чая не будет в самое ближайшее время, у них возникнут подозрения.

Теперь Джэнсону было непосредственно видно то, на что до того он смотрел только с помощью стекловолоконной камеры. Помещение освещалось одной лампой накаливания без плафона. До него донесся приглушенный гомон возобновившихся разговоров. Карточная игра была в самом разгаре. Дым, поднимавшийся струйками по лестнице, позволял сделать вывод минимум о десяти зажженных одновременно сигаретах.

Семнадцать часовых, охраняющих одного пленника. Неудивительно, что они совершенно спокойны.

Джэнсон вспомнил молодого бойца ФОКа, чемпиона по игре в протер, предпочитающего высокие ставки, означающие катастрофу или триумф. И ничего посредине.

Теперь все решало время. Джэнсон знал, что Катсарис ждет его команды, сжимая в руке бесшумную термогранату. Обычно в подобных случаях применяются «вспышки с грохотом», но шум взрыва мог насторожить остальных солдат. А если те, кто сейчас отдыхает в казармах, вступят в дело, шансы на успех уменьшатся с призрачных до нулевых.

Катсарис и Джэнсон были вооружены пистолетами-пулеметами МП-5К компании «Хеклер и Кох», модифицированной версией весом всего 4,4 фунта, короткоствольной, со складывающимся вбок прикладом и глушителем. Магазин вмещал тридцать патронов с пулями с полым наконечником, предназначенными для ближнего боя в помещении. 9-миллилетровые пули «гидрошок» практически не рикошетировали от стен; при этом они уничтожали всю живую плоть, встреченную на своем пути, — разрывая ткани, а не просто пробивая их. Товарищи Джэнсона из «Морских львов» окрестили это оружие, обладающее скорострельностью девятьсот выстрелов в минуту, жестоким прозвищем «выметатель». Нельзя было заглушить лишь крики жертв. Но массивная каменная дверь, ведущая в коридор, обеспечит достаточную звукоизоляцию, а от следующего этажа подземелье отделяет каменная кладка толщиной в несколько футов.

Спустившись на шесть ступеней вниз, Джэнсон спрыгнул на бетонную полку шириной четыре фута. Как он и предполагал, сверху она была покрыта сплошным слоем ПХВ-труб и изолированных электрических кабелей, поэтому приземление произошло бесшумно. Пока что все идет хорошо. Солдаты сидели, уткнувшись в карты; никто не смотрел на потолок.

Прижавшись к стене, Джэнсон осторожно пополз вдоль полки; чем дальше от лестницы он будет находиться, тем неожиданнее окажется его позиция — и тем быстрее он сможет отыскать камеру, где сидит Петер Новак. В то же время его позиция для стрельбы будет далеко не идеальной; солдаты, сидящие в противоположном конце большого стола, смогут его увидеть, если внимательно всмотрятся в тень за полкой. Однако, успокоил себя он, у них нет никаких причин поднимать взгляд.

— Veda theyilai?

Чемпион по протеру, бросив карты на стол, произнес эти слова с заметным беспокойством, мельком взглянув наверх. Успел ли он что-либо заметить?

Через мгновение парень снова поднял взгляд, всматриваясь в темноту над головой. Его рука потянулась к висящему на плече «рюгеру».

Джэнсон не ошибся относительно наблюдательности парня с прыщами. У него волосы встали дыбом. Его засекли.

—Давай! -шепнул в микрофон Джэнсон и, припадая в положение для стрельбы с колена, опустил на глаза очки с поляризованными стеклами. Сняв оружие с предохранителя, он передвинул переводчик огня на автоматическую стрельбу.

Парень вскочил из-за стола, крикнув что-то по-кагамски, и выстрелил навскидку в ту сторону, где увидел Джэнсона. Пуля выбила кусок бетона в дюйме у него над головой. Вторая пуля пробила проходившую рядом трубу.

Внезапно тускло освещенное помещение наполнилось обжигающим глаза свечением и жаром. Взорвалась медленно горящая термограната: маленькое домашнее солнце, ослепившее даже тех, кто постарался отвести взгляд. Его яркость во много раз превосходила сияние дуги электросварки, а то обстоятельство, что глаза часовых привыкли к полумраку, только сделало временную слепоту еще более полной и продолжительной. Прозвучали разрозненные выстрелы, направленные в Джэнсона, но с такого угла поразить цель было очень трудно, к тому же солдаты стреляли наугад.

Сквозь практически непрозрачные стекла очков Джэнсон увидел воцарившееся смятение; кто-то пытался закрыть лицо руками, другие вслепую палили в потолок.

Однако даже случайная пуля может оказаться смертельной. Все помещение побелело в нестерпимо яркой вспышке. Джэнсон открыл ответный огонь, стреляя плотными, прицельными очередями. Опустошив один тридцатипатронный магазин, он вставил другой. Выстрелы слились в один сплошной звук.

Ему на подмогу пришел Катсарис, сбежавший по лестнице в поляризованных очках с тихо жужжащим МП-5К в руках, поливающий пулями повстанцев с другой стороны.

Через несколько секунд все было кончено. Джэнсон отметил, что лишь немногим из солдат хотя бы предоставилась возможность взглянуть в глаза своему противнику. Их безжалостно скосил обезличенный огонь из автоматического оружия, извергающего пули с частотой пятнадцать штук в секунду. Благодаря глушителям очереди из МП-5К были не только смертельными, но и неестественно тихими. Джэнсону потребовалось какое-то время, чтобы понять, что напомнил ему этот звук: шелест тасуемой колоды карт. «Смерть не должна так звучать», — мысленно сказал он себе. Это слишком тривиальное звуковое сопровождение для такого мрачного действа.

Теперь в помещении воцарилась странная тишина. Как только вернулись полумрак и тени, Джэнсон и Катсарис сняли очки. Джэнсон обратил внимание, что 40-ваттная лампочка без плафона, висящая под потолком, не пострадала. Солдатам, в отличие от нее, не так повезло. Трупы в беспорядке валялись на полу, словно пригвожденные к нему пулями с полыми наконечниками. Эти пули действовали именно так, как и было рассчитано: передавали всю свою энергию телам, в которые попадали, проникая в них на глубину несколько дюймов и останавливаясь там, уничтожая все встретившиеся на пути внутренние органы. Подойдя ближе, Джэнсон увидел, что некоторые из часовых были сражены наповал еще до того, как успели снять с предохранителя свои винтовки.

Но все ли здесь неподвижны? Присмотревшись внимательно, Джэнсон наконец кое-что заметил. Прыщавый парень, великолепно разыгравший последовательность из тринадцати карт, тот самый, кто поднял взгляд на бетонную полку, сполз со стула и лежал на полу. Его грудь была красной и липкой от крови, но рука тянулась к револьверу распростертого рядом солдата.

Джэнсон дал еще одну короткую очередь из автомата. Еще один шелест колоды жизни и смерти, и парень затих.

Подземелье, превратившееся в место бойни, наполнилось спертым, тошнотворным запахом крови и содержимого перебитых пищеварительных каналов. Джэнсону был слишком хорошо знаком этот запах: запах жизни после того, как эту жизнь отняли.

О Господи. О Боже. Это была настоящая резня, кровавое побоище.Неужели это сделал он? Неужели именно для этого он и пришел в этот мир?Джэнсону отчетливо вспомнилась фраза из его служебной характеристики, теперь приобретшая особый, издевательский смысл: неужели это действительно «у него в природе»? В голове снова мелькнул последний разговор с начальником: