Роберт Тронсон - Будни контрразведчика (в ред. 1991 г.) Страница 26

Замок квартиры в Сохо был покрыт царапинами. Кто-то здесь побывал в его отсутствие. Но Рональд не обратил на это никакого внимания. Ему казалось, что теперь ничто на свете не растрогает его, не поразит, не заставит испытать волнения. В квартире звонил телефон. Рональд не подошел. Телефон зазвонил снова. Потом опять. Наконец Рональд сердито крикнул в трубку: «Убирайтесь к черту!»

– Простите, как вы сказали?

Рональд узнал голос Дженнифер, секретарши бригадира, и стал ей врать что-то несуразное.

– А я уж подумала, что вы сошли с ума, – заметила Дженнифер. – Бригадир просит вас непременно быть сегодня вечером на одном заседании. В девять часов.

– К черту. Ни на какое заседание я не пойду, – отрезал Рональд, дивясь себе.

– И все-таки вам следует на нем присутствовать, – настаивала Дженнифер. – Ведь оно состоится на Даунинг-стрит [44].

Рональд окончательно утратил те качества, которыми раньше обладал в избытке, – патриотизм, преданность, верность. И только честолюбие, пустое честолюбие заставило его в конце концов принять приглашение на дом к главе государства.

– Ладно, – согласился он угрюмо. – Приду.

– Невероятно! – в восхищении воскликнул премьер-министр. – Поверьте, Бейтс, вы заслужили благодарность нации.

Рональд зажег сигарету.

– Но как вы снесли такие мучения и пытки?

Рональд не стал им рассказывать о том, что он читал про себя «Грантчестер». Он вообще за все заседание не произнес ни слова. Все присутствующие – министры, «безликие», множество неизвестных Рональду высокопоставленных лиц – восхищались его храбростью, умом, несокрушимым чувством долга. Но Рональд мрачно молчал.

– К счастью, все закончилось благополучно, – продолжал премьер-министр. – Удачно и то, что не будет процесса над Лавлейсом – это бы плохо отразилось на национальном престиже.

– И все-таки бригадир Радкинс поступил неэтично, застрелив Лавлейса, – заявил лидер оппозиции: он вспомнил, что еще ни разу в этом вечер не выступал с критикой.

– Мерзавец пытался бежать, – соврал бригадир, даже не покраснев.

– Не будем ссориться, – вмешался министр обороны. – Мы должны на коленях благодарить Бейтса – ведь он разоблачил змею, которую мы согрели у себя на груди.

– Внимание, внимание! [45] – с энтузиазмом завопили адмиралы, генералы, министры, главы департаментов.

Министр иностранных дел поднялся со своего места и повел хоровод, затянув: «Ведь он чудесный парень…»

Исполнилась заветная мечта Рональда – его провозгласили национальным героем, но Рональд при этом не испытал ничего, кроме глубокого отвращения. Покраснев от ярости, он вскочил.

– Заткнись! – шепеляво крикнул он (на месте передних зубов у него зияла дыра).

«И это знают все… И это знают все…» [46]

Пение смолкло, и правители Британии недоуменно уставились на молодого человека.

Гнев рвался у Рональда из самой глубины души. Он отчаянно искал нужные слова, такие, что смогут предельно ясно выразить его бесконечное презрение к этим людям. Но нужные слова потонули в волне негодования, охватившего все его существо.

И он выбежал вон из высокого, обитого шелком зала и с силой захлопнул за собой дубовую дверь.

В зале наступила неловкая тишина.

Потом министр внутренних дел заметил:

– Проклятие. Бейтс пришелся бы сейчас весьма кстати, его пример помог бы нам поднять моральное состояние службы внутренней безопасности. Последнее время там в этом отношении неблагополучно.

– Тогда, – предложил «Q», – надо найти кого-нибудь еще. Введем в рассказ нового героя.

– А представьте себе на минуту, что эта дубина Солт вернулся бы в Лондон раньше Бейтса? И помчался докладывать Лавлейсу, то, что выведал у Бейтса в Афинах? Правда, Бейтс в разговоре с Солтом умышленно исказил истину, обвинив во всем меня. Но все равно Лавлейс был бы предупрежден – и чем бы это могло кончиться?

Присутствующие взволнованно загудели:

– Мы бы, наверное, так никогда и не узнали…

– Лавлейсу все сошло бы с рук.

– Он остался бы среди нас…

– Предатель во главе службы безопасности…

– Нам чертовски повезло…

– Кстати, а кто именно помешал Солту вернуться в Лондон?

– Понятия не имею…

– А это не Джонс или как его там? Который…

– Конечно же! Хаббард-Джонс. Он давно подозревал Солта.

– Правильно, он тогда устроил налет.

– Хаббард-Джонс! Хаббард-Джонс!

Скоро все вокруг твердили эту фамилию, словно спасительное волшебное слово.

Заседание подошло к концу.

– Жаль, что это паренек нас подвел, – посетовал министр обороны. – Он мог бы нам сослужить неплохую службу.

Присутствующие единодушно согласились.

– Никуда не денется, – сказал бригадир. – Я эту породу знаю. Вернется как миленький. Что в старину говорили иезуиты? Дайте мне агента, когда ему двадцать, – и он мой навсегда.

И вот Рональд ковыляет вверх по лестнице. Он на Кенгуру-Вэлли, у себя дома – здесь, в убогой комнатенке, его единственное прибежище. Заседание на Даунинг-стрит, однако, не идет у него из головы. Зачем бригадиру понадобилось делать из Рональда героя? Приписывать ему все заслуги – будто он один разгадал тайну «Девяти муз», будто он бесстрашно, рискуя жизнью, вынудил Лавлейса сознаться в своих преступлениях? Зачем? Зачем? Старый негодяй, безусловно, замешан в этом деле. Быть может, соображал Рональд, Радкинс действовал из патриотических побуждений (хотя его патриотизм и оборачивался всем во вред), надеясь пустить свою долю доходов на расширение организации контрразведчиков-любителей? А Лавлейс искал только личной выгоды… Мысли у Рональда путались от боли и усталости. И вообще, какое ему до всего этого дело?

Он закрыл за собой дверь, опустился в единственное свое неудобное кресло и горестно вздохнул. Послышался шорох, Рональд поднял взгляд и увидел белокурую голову и синие глаза, любовно смотревшие на него.

– Привет, Скромница, то есть Киска, – сказал он. Его теперь уже ничто не удивляло.

– Зовите меня Джина, – попросила девушка. – О мистер Бейтс, Рональд… Ронни! Я люблю вас! – И она разразилась слезами, а вслед за нею и Рональд.

– Что с тобой сделали! – плакала Джина, глядя в его изуродованное лицо.

– Да, мне пришлось тяжко, – признался Рональд.

Крепко обняв его, она попросила:

– Давай уедем. Развяжись с этими подлецами. Обещай мне.

– Обещаю, – поклялся Рональд. – Не беспокойся. Я к ним ни за что не вернусь! Никогда.

– Послушай, любимый, умерла моя тетя и оставила мне маленькую зеленую лавку на окраине. Над лавкой квартира. Давай поселимся там и забудем их – всю эту подлую банду.

– Давай! – радостно подхватил Рональд. – И забудем. Больше мне ничего не надо. Забыть о них навсегда.

7.

БУДУЩЕЕ ТАЙНОГО АГЕНТА.

В лондонском аэропорту приземлился сверхзвуковой трансантлантический авиалайнер. На площадке для встречающихся стояли два тайных агента. Один из них наблюдал в модный бинокль за приземлившимся самолетом. К самолету подкатили трап, открылась дверца, появилась старшая стюардесса. Она достала белый кружевной платок и вытерла им левую руку.

– Это значит, – пояснил агент с биноклем, – что тот тип, за которым наши охотятся, выйдет вместе с пассажирами.

– Понятно, – отвечал его коллега, младший по должности, хоть и старший по возрасту. В нем с трудом можно было узнать Рональда Бейтса.

Рональд украдкой поднес ко рту ручные часы (крошечный радиоаппарат) и передал сообщение. За несколько лет он сильно изменился. Он потолстел, облысел. Это был пожилой человек, и трогательно ребяческого в нем ничего не осталось. Искусственные зубы (подарок благодарной нации за выдающиеся заслуги) были плохо вставлены и громко лязгали, когда он говорил.

Через полчаса агентам объявили по радио, что операция закончена. Наши благополучно прикончили того типа, за которым охотились.

– Прекрасно! Теперь можно и по домам, – сказал Рональду начальник. – До скорой встречи!

На вокзале Виктория Рональд купил газету и сел в пригородный поезд. По дороге он вызубрил подробности футбольного матча на кубок страны, который состоялся в этот день в Хайбери.

Со станции пришлось ехать на автобусе, а потом долго идти пешком. Но вот Рональд дома, в ненавистной лавчонке, насквозь пропахшей гнилой картошкой.

– Это ты, Рон?

– Да, дорогая.

– Раковина опять засорилась.

– Сейчас прочищу.

Он снимает макинтош и неохотно бредет на кухню, где его ожидают супруга и дети.

Джина уже не та, что в первые дни их семейной идиллии. Лицо у нее всегда недовольное, она растолстела и оплыла. Рональд тихонько отстраняет двух детей, хватающих его за брюки, и нагибается к третьему, который на высоком креслице сидит за столом. Он хочет поцеловать младенца, но тот шлепает ему по лицу куском хлеба с вареньем. Рональд вздыхает. Сверху в потолок стучат палкой, и доносится плаксивый голос старика отчима: «Джина! Кто там пришел? Я знаю, это полиция. Они меня заберут, не пускай их…»