Операция «Феникс» - Прудников Михаил Сидорович Страница 26

Этих встреч Рудник боялся больше всего. Он не знал, чем ещё занимается Кушниц: возможно, он «засветится» где-то и притащит за собой «хвоста». И тогда он, Рудник, пропадёт из-за чьей-то ошибки, глупости или неосторожности.

Обычно Рудник приходил на связь, исходя из предположения, что за ним следят. Поэтому он принимал все меры предосторожности: пересаживался с одного транспорта в другой, входил в подъезды и следил за улицей, неожиданно поворачивался и шёл в противоположную сторону, украдкой прощупывая взглядом прохожих. Только окончательно, на все сто процентов убедившись, что «хвоста» нет, что всё в порядке, Рудник подходил к условленному месту.

Увидев Ганса Кушница в скверике, Рудник отметил про себя: тот оделся так, чтобы не быть похожим на иностранца: и брюки, и рубашка, и сандалеты — всё куплено в наших магазинах. Сидит себе обычный московский парень, покуривает, почитывает «вечёрку».

Рудник сел рядом с ним и, дождавшись, когда молодая женщина встала и, толкая перед собой коляску, отошла на приличное расстояние, заговорил с Кушницем.

Он вкратце изложил новости, выуженные из разговора с Максимовой. Кушниц отложил «вечёрку», затянулся сигаретой (Рудник отметил, что и сигареты были наши, «Столичные»), с минуту молчал. Не высказав ни одобрения по поводу услышанного, ни скепсиса, сразу приступил к делу.

— Значит, так. Запомните твёрдо. Завтра же отправляйтесь в район института. Разыщите дом Главного. «Мерседес» — это опознавательный знак. Познакомьтесь с этим молодым человеком. Найдите предлог.

— Это несложно, — буркнул Рудник. — Например, запасные части к его машине.

— Да, да. Хорошая мысль. Я слышал, с запасными частями у вас сложно. Предложите всё, что ему нужно. Я достану. Вообще подружитесь с ним. Прощупайте его как следует. Он нам может пригодиться.

Рудник делал вид, что любуется резвящимися детьми в дальнем углу сквера.

— Вы забываете, что квартира Главного может охраняться. Появляться там, значит, попасть в их поле зрения…

— Не появляйтесь близко у квартиры. Машину оставьте где-нибудь в людном месте…

— Допустим. Что конкретно узнать от хозяина «мерседеса»?

— Фамилия тестя… Уточнить, то ли это лицо, что нам нужно… Если да, то его привычки, слабости, в первую очередь слабости… Может ли кто-нибудь из наших вступить с ним в контакт?

— Чёрт побери, — прошептал Рудник, — вы суёте мою голову в петлю… Вы не знаете наших условий. Вы думаете, что советская контрразведка не предприняла мер по охране Главного…

— Может быть. Но вас и не просят вступать в контакт с Главным. Вы должны стать на короткую ногу с его зятем. Сделайте так, чтобы он сам обратился к вам за помощью. Купите его деньгами, если надо.

Рудник хмурился. Не нравилось ему это особое задание. И почему-то вспомнилась Лида, её детская, наивная радость тогда, в день рождения, её фраза: «Но ведь у тебя есть я». Эх, послать бы этого слащавого гада куда-нибудь подальше! И зачем только он свалился на его голову!

Заметив его колебания, Кушниц уже мягко, даже тепло сказал:

— Да не волнуйтесь! Я тоже рискую. Не меньше вас. У меня ведь нет дипломатического иммунитета. Я намного моложе вас. И мне ещё хочется вернуться домой.

— А у вас есть дом?

Кушниц пожал плечами:

— Кто при деньгах — тот везде желанный гость.

Может, при других обстоятельствах Рудник и согласился бы с этим афоризмом. А сейчас он подумал: «Был бы у тебя дом, семья, разве бы ты стал ввязываться в это грязное дело!»

— Не рискуйте, — продолжал Кушниц. — Никто вас на это не толкает. Действуйте осмотрительно, в пределах благоразумия…

— Ладно, ладно, — проворчал Рудник, — не утешайте. Сам знаю, почём фунт лиха.

— Фунт лиха? — переспросил Кушниц. — Что значит эта идиома?

— Ну беда, неприятность…

А мысленно добавил: «Вот завалишься, тогда узнаешь, что такое эта… идиома».

Кстати, какой точный смысл таит в себе это выражение, он тоже не знал. И поэтому решил при случае заглянуть в словарь.

Договорившись о встрече через неделю, они расстались, недовольные друг другом.

Глава седьмая

Чёрный «мерседес»

Рублёв просыпался с ощущением светлой радости и спросонья не сразу понимал её источника. Потом вспоминал волну светлых волос, большие серые глаза, прерывистый шёпот, джинсы с широким солдатским ремнём… «Ах да, Катя! Вот в чём дело!» И невольно улыбался.

У него давно не было такого солнечного ощущения бытия. Пожалуй, с самого детства, когда он жил в деревне у бабушки. Из того времени он запомнил летние июльские дни. Он вставал в девятом часу, отяжелевший от сна, выходил из тёмного сенника в сад, где щебетали птицы и ещё не жаркое июльское солнце пронизывало мокрую листву яблонь. Какое это было ощущение блаженства — то ли от прекрасного летнего утра, то ли от предвкушения ласковости бабки и длинного соблазнительного в своей новизне дня.

Примерно тоже ощущение он испытывал и теперь. Он бежал под душ, торопливо брился, варил кофе и, наспех позавтракав, выходил на улицу, чувствуя прилив бодрости и необычайной доброжелательности к окружающим. Максимов сразу заметил и просветлённость его лица и необычайно хорошее расположение духа. Насмешливо прищурившись, он заметил:

— По моим наблюдениям, вы с Катей поладили?

— Что за вопрос! — добродушно возмутился Рублёв. Ему, правда, очень хотелось поделиться с Гошей своей радостью, но останавливал страх перед чужой бесцеремонностью. — Ведь всё, что происходило между ним и Катей, — это так трепетно, сокровенно, потаённо.

— Ну, ну, молчу, — Максимов изобразил на лице возмущение собственной бестактностью и дружески добавил: — Хорошая девчонка! Вот только ей не повезло. Впрочем, хорошим обычно и не везёт…

В это утро у подъездов управления Сергея Николаевича ждала служебная машина. Через четверть часа он должен был отправиться в «фирму Смелякова», как называли они с шефом научно-исследовательский институт, где впервые удалось получить высокоэффективное ракетное топливо — жидкость «зет».

— Ваши предложения утверждены, — хмурясь, проговорил Петраков. — Хотя где-то в душе я с ними не согласен. Свои сомнения высказал «генералу» (так они называли заместителя начальника управления генерала Загладова), но он меня не поддержал. — Петраков вытащил из пачки «Ява» сигарету, оторвал фильтр и всунул её в инкрустированный мундштук. Эта привычка шефа всегда удивляла Рублёва. Зачем тогда он, собственно, покупал сигареты с фильтром?

— Могу я узнать, почему? Что вам показалось в моём плане сомнительным?

— Видите ли, Сергей Николаевич, по-моему, ваш план операции слишком мягкий, деликатный.

— Но ведь мы имеем дело с крупнейшим учёным. У него огромные заслуги перед нашей страной. Главное, к чему я стремлюсь, — это ни в коем случае не давать ему повода для обид. Ведь он, чего доброго, может подумать, что мы проверяем его… Мы ни в коем случае не имеем права оскорбить его подозрительностью.

— Да, это всё так. Но всё же не забывайте: где-то рядом с нами действуют наши противники. Выявить их как можно скорее — вот наша задача. А ваш план операции рассчитан на медленное прощупывание…

— Мы сделаем всё возможное…

— Хорошо. Прошу вас действовать энергичней. Время в нашем деле — чрезвычайно важный фактор. Помните главное: не дать противнику уползти с добычей в зубах.

Собственно, план Рублёва не отличался изощрённостью. Весь расчёт в нём строился на том, что, поскольку противник интересуется фирмой Смелякова, значит, рано или поздно его присутствие можно будет обнаружить именно в этой зоне. «Моя задача, — писал он, — исследовать квадрат за квадратом зоны, особенно на направлениях его вероятного движения».

Через полчаса «Волга» Рублёва остановилась у высокого здания с просторными зашторенными окнами. Перед фасадом был разбит красивый газон, пестревший цветами. Шеренги лип и тополей бросали на аккуратно подстриженную траву ажурные тени.