Анатолий Чехов - Чёрный беркут Страница 27

— Давай-ка, Ивановна, будем обед готовить, шашлык жарить!..

Вымыв руки, он принялся резать мясо на кусочки, вполголоса напевая, всем своим видом показывая, что приготовление шашлыка сейчас — самая главная задача. На самом деле Яков сознавал, что для него уже началась долгая и трудная игра, в которой проигравший заплатит жизнью. Готов ли он к борьбе? Пока нет. Хорошо стрелять — еще не все. Надо, чтобы голова работала. Только ли договориться о сене приезжал Мордовцев? С кем он встречался? Кому принадлежит след со шрамом на пятке? Эти вопросы мучали его. Пока что Яков не решил, говорить ли о своих подозрениях Карачуну. Но ведь следы у гаваха Ове-Хури и возле дома очень похожи: та же маленькая, почти женская, нога, хотя обувь и разная. Не передали ли носчики терьяк Флегонту? Яков мог поручиться, что в коляске у Мордовцева ничего не было. Но кто знает, может, терьяк где-то спрятан и он зря отпустил Флегонта? А мать!.. Если ошибка, мать не простит. Да и сам Флегонт теперь не чужой человек...

Чем больше раздумывал Яков, тем больше себя казнил. Хорошенькое дело: организовали бригаду содействия, спали в обнимку с винтовками, а контрабандисты чуть носы и уши им чарыками не отдавили. Но кто мог знать, что именно к этому роднику, расположенному за столько километров от линии границы, придут нарушители, чтобы встретиться с каким-то пособником? «Обязан знать! На то ты и старший бригады содействия. Твой долг — проверить каждый родник, каждый подход к нему, не говоря уже об удобных подходах к границе!»

Одно ясно: лазутчики врага есть и в поселке. Кто они?..

ГЛАВА 9. ПОДПОРНАЯ СТЕНКА

Не столько видимость бодрого настроения Якова, сколько само его присутствие дома успокоило Ольгу. Она с увлечением занялась приготовлением обеда. Достать такое мясо, кроме как на охоте, негде: у богатых купить дорого, а в товариществе каждая овца на учете, да и овец-то раз, два — и обчелся.

Ольга посылала Якова то за водой, то за дровами, заставила разрубить топором кости для супа, отнести в погреб присоленное мясо в кастрюле, сбегать к соседке Фатиме, жене Барата, за луком и кореньями. Яков весело выполнял приказы раскрасневшейся у плиты жены, казалось, забыл о своих тревогах.

Наконец вернулся Барат.

— Начальника заставы видел? — спросил Яков. «Если Карачун дома, поеду к нему, скажу о Флегонте», — решил он.

— Нет Федора, — ответил Барат. — С границы не вернулся.

Томительное ожидание чего-то не покидало Кайманова. Он не боялся своих еще не узнанных врагов, но и не хотел оказаться застигнутым врасплох, отлично понимая, насколько необходима теперь для него постоянная, как говорят военные, «готовность номер один».

На следующее утро, еще до восхода солнца, Яков и Барат были уже в бригаде, на извилистом участке дороги, проходившей по крутым склонам в каких-нибудь полутора километрах от заставы.

Работу начали там, где дорога, взбираясь на гору, делала поворот к старым казачьим казармам. Надо было восстановить подпорную стенку, размытую недавними дождями.

Не простое дело работать на крутом склоне, тесать и подгонять один к другому камни, да так, чтобы после весенних ливней они не съехали снова под откос. Опираясь коленом о выступ камня, поставив другую ногу в ямку, специально выдолбленную киркой, Яков обтесывает кусок песчаника. Его правая рука движется автоматически, как рычаг машины, словно он целится в камень сначала локтем и лишь потом бьет по камню свободно зажатым в руке молотком. Удар — и от большой каменной глыбы отскакивает ненужный кусок. Сыплется щебень. Еще удар, еще и еще... и камень готов, плотно ложится на приготовленное для него место.

Рядом обтесывают куски песчаника Балакеши и Мамедов. Стенку они кладут так, чтобы каждый камень не просто занимал свое место, а крепко поддерживал другие камни, как звенья одной цепи. Стоит разорвать одно лишь звено — и нет самой цепи. Стоит вытащить один камень из подпорной стенки, начнется ее разрушение. Стоит уйти одному рабочему из бригады — и бригада уже не та, надо заполнять образовавшуюся в ней брешь. Стоит одному пограничнику оказаться не на месте или допустить промах — и на границе неизбежен прорыв. Ни один камень нельзя вынуть из подпорной стенки: все они держат друг друга. Каждый из этих камней должен быть точно обтесан, соответствовать своему месту. С камнями — просто, с людьми — труднее. Яков знает большинство членов бригады чуть ли не с детства. А разве может он сказать, кто о чем думает, какими стали его друзья детства теперь, спустя двенадцать лет? Надо три пуда соли съесть, чтобы узнать, что у каждого на душе. Не один, видно, год придется гранить крепкие как скалы характеры. Только сомкнувшись друг с другом, поддерживая друг друга, станут они нерушимой подпорной стенкой, способной надежно оберегать не только дорогу, по которой идут и идут из страны в страну разные грузы, но и хранить как зеницу ока государственную границу.

Кайманов с нетерпением ждет Федора Карачуна. Ритмично, с силой бьет по камню. Молоток опускается точно в намеченное место. В такт удару напрягается мускулистая шея, по ней сбегают ручейки пота. Взмокла спина. Пропитана потом рубаха.

Работа радует Якова. Он умеет обтесывать камни. Чистый горный воздух сам просится в легкие, свободно поднимающие широкую грудь. Прочной будет подпорная стенка, никакие осыпи и обвалы не разрушат ее. Ливни ли станут хлестать с гор, прыгая каскадами по склонам, снежные ли лавины обрушатся на нее зимой, ничто не снесет в пропасть ни единого камешка. Будет ли их бригада содействия такой же крепкой подпорной стенкой для заставы? Или найдется слабое звено, на котором оборвется цепь? Яков окидывает взглядом работающих на склоне ремонтников. Вот рассудительный Балакеши короткой лопаткой выравнивает «постель» из песка, на которую сам же будет потом укладывать камни. Вот смешливый Мамед Мамедов, любитель сытно поесть и поспать. У него и вид этакого добродушного толстячка, не способного обидеть мухи. По дороге тащится телега со щебнем. Придерживает лошадь под уздцы, чтобы не соскользнула на крутом спуске, жилистый Савалан — молчаливый и суровый подрывник бригады, близкий друг Мамеда, самого молодого в бригаде рабочего. Ну а Барат — это Барат. Как всегда, он трудится рядом с Яковом, тешет и укладывает камни. Его почти квадратная голова повязана платком, шея блестит от пота. Руки у Барата короткие, сильные, отчего весь он кажется необычайно мощным, с прекрасно развитым торсом, могучими бицепсами. На Барата Яков может положиться, как на самого себя, и в работе и в бою. Жаль только, что он никак не хочет брать в руки винтовку... Очень трудно завоевать авторитет у этих суровых и строгих людей. А без авторитета нет командира. Тем более, если командира не назначают, а выбирают. В работе он, пожалуй, никому не уступит. Смелости и решимости в бою тоже не занимать стать. Хватит ли смекалки и знаний?

— Кончай работу! — неожиданно объявляет Барат и поясняет: — Рамазан с обедом едет.

На дороге из-за дальнего склона горы показался серый ишачок с двумя плетеными корзинами по бокам. На ишаке — мальчик. Не спуская с него глаз, Барат радостно улыбается.

Рамазан Агахан Барат оглы — его старший сын, гордость отца. Он уже помощник: всей бригаде привозит обед. Берет в поселковом Совете ишака, объезжает семьи ремонтников, собирает узелки с едой, складывает в две корзины. И где бы ни работала бригада — за пять ли, десять километров, везет ремонтникам обед. Задрав кверху голову, Барат определяет, высоко ли поднялось солнце, и с притворной строгостью укоряет сына:

— Ай, Рамазан, поздно ты сегодня приехал! Наверное, опять где-нибудь скорпионов или зям-зямов ловил?

— Скажи спасибо, что не кобру или гюрзу, — вполголоса произносит Яков, понимая, что Барату просто хочется поговорить о сыне.

— Ай, Ёшка! — тут же подхватывает Барат. — За нас с тобой, говорили, царь отвечал, только долго не приезжал на Дауган. Отцам нашим некогда было за нами смотреть. А теперь мы сами за своих детей отвечаем.

— Правильно, Барат, правильно, — поддержал его и Балакеши. — Мы Рамазану расскажем, как его отец и Ёшка змей ловили, к доктору таскали.

Рабочие обступили Рамазана, разбирая узелки с едой. Преисполненный важности, он сидел на ослике и смотрел прямо перед собой, спокойно и неторопливо отвечая на приветствия.

Великое дело авторитет: у Рамазана — свой, у Якова — свой. То, что Рамазан в семь лет уже работал, возил обед взрослым, вызывало у всех уважение. Никто и не помышлял с ним шутить или разговаривать, как с ребенком. То, что Яков догнал группу контрабандистов с крупной суммой денег и убил носчика — тоже сразу подняло его авторитет. Каждому свое.

На обед рабочие расположились тут же, у дороги, с наветренной стороны, чтобы поднимавшаяся от машин и фургонов пыль не портила аппетита.