Чарльз Вильямсон - Любовь и шпионаж Страница 27

– Это Рауль, – сказала я. – Что делать?

– Впустите его и представьте меня ему. Мы ведь незнакомы. Только не показывайте виду, что вы напутаны, вы же актриса! Скажите, что я здесь по важному делу, касающемуся одного вашего друга в Англии, и вынужден был зайти к вам после театра, так как уезжаю из Парижа с первым утренним поездом.

– Бесполезно!

– А почему бы нет? Когда мужчина любит женщину, он верит ей.

– Да, "только не мужчина латинской крови. Он уже был взвинчен – и имел на это право, – когда Орловский наклеветал на меня. К тому же, я не разрешила Раулю проводить меня до дома, сказав, что очень устала и сразу лягу в постель. Разве это не выглядит подозрительным? Нет, нет, я не хочу наносить ему еще один удар! Спрячьтесь, и я впущу его… О, почему же вы стоите как столб и глядите на меня? Идите быстрей в ту комнату! – Я указала ему на дверь в мою спальню. – Вы можете выбраться через окно в сад и тихо уйти, пока мы с Раулем будем разговаривать.

– Если вы так настаиваете, – сказал Ивор. – Но вы неправы. Гораздо лучше было бы…

– Идите, идите, говорю вам! Не спорьте, я знаю лучше! – оборвала я его злым шепотом, подтолкнув к двери.

На этот раз он не возразил и торопливо вышел в соседнюю комнату. Ключ от нее торчал в двери. Я повернула его в замке, выдернула и опустила в вазу с цветками, стоявшую на столике. Сделав это, я выскочила из гостиной в маленькую прихожую-холл и открыла входную дверь.

За дверью стоял Рауль.

Его лицо было смертельно бледным и казалось очень суровым при слабом свете, проникавшем из раскрытой двери холла. Никогда ранее я не видела его таким.

– Я знаю, почему ты здесь, – быстро начала я, прежде чем он заговорил. – Граф Орловский сказал, что предупредил тебя, и я надеялась, что ты придешь… для объяснений…

– Вот поэтому ты и спрашивала, как я поступлю, если ты обманешь меня? – спросил он с горьким упреком в голосе и взгляде.

– Нет! Я вовсе не собиралась обманывать тебя, – ответила я. – И не обманываю сейчас. Если ты любишь меня, ты должен мне верить, Рауль!

Я взяла его за руку. Он не пожал мою, но дал ввести себя в дом.

– Ради Бога, верни мне мою веру в тебя… если можешь, – с усилием произнес он. – Потерять ее – для меня смерть. Я пришел сюда с намерением умереть.

– После того, как убьешь меня? Ты ведь так обещал, не правда ли?

– Возможно. Но я не мог сдержаться и должен был прийти. Если у тебя есть какие-либо объяснения – во имя Неба скажи мне их!

– Ты знаешь меня и знаешь Орловского, и однако нуждаешься в объяснениях? Мало ли, как он мог оклеветать меня!

Этими словами я надеялась обезоружить Рауля, но он был настолько возбужден, что не мог сразу прийти в себя; ревность брала верх над лучшими свойствами его натуры.

– Не играй со мной! – воскликнул он. – Я не стерплю этого. Ты отослала меня прочь, а сама назначила свидание с Орловским. Ты взяла его в свою коляску…

– Марианна тоже была с нами в коляске. Вот если б я взяла тебя в коляску, я непременно отправила бы ее домой, чтобы нам остаться вдвоем… О, Рауль, неужели ты поверил, что я могу обмануть тебя ради такого человека, как Орловский? Если б я любила его, разве не могла бы стать его невестой, а не твоей? Не думаешь ли ты, что я могу так быстро измениться?

– Я не думаю этого; я вообще не в состоянии думать. Я только чувствую, – возразил он печально.

– Тогда чувствуй, чувствуй, что я люблю тебя, и никого кроме тебя, сейчас и всегда!

– О, Максина! – пробормотал он. – Дурак я или умный, что позволяю себе верить твоим словам?

– Ты очень умный! – отвечала я так твердо, словно и впрямь заслужила доверие, которого требовала от него. – Если ты не будешь верить мне без всяких объяснений и оправданий, я не скажу тебе больше ничего. Но ты должен верить, хотя бы потому, что любишь меня: я читаю это в твоих глазах и благодарю Бога за это. Поэтому расскажу тебе все-все. Граф Алексей Орловский ненавидит меня за то, что я не могу и не хочу любить его, и еще за то, что люблю тебя. Он… – я умолкла на секунду. Дикая мысль вдруг блеснула в моем мозгу: не намекнуть ли Раулю, что Орловский (а не я) мог выкрасть Договор и уничтожить его? Сумей я внушить Раулю эту мысль сейчас, когда его уши открыты для моих объяснений, и он вспомнит мой намек, если пропажа обнаружится; он будет убежден, что это – чудовищная интрига со стороны Орловского… К счастью, я удержалась от этого рокового шага.

Все эти мысли пронеслись в моей голове за одну секунду; думаю, что Рауль даже не заметил паузы. И я продолжала:

– Орловский готов на все, чтобы разлучить меня с тобой. Нет такой подлости, которую он не совершил бы против нас только потому, что я трижды отвергла его домогательства! Он прислал мне в театр письмо, как только ты ушел от меня после первого антракта. И в письме заявил, что я должна уделить ему несколько минут по окончании спектакля, если не хочу нанести ужасный вред тебе, – что-то насчет твоей дипломатической карьеры. Это напугало меня, хотя я и догадывалась, что это блеф. Догадывалась, но все же не была уверена. Скажу тебе честно, дорогой Рауль, я не хотела, чтобы ты знал о нашей встрече с ним, и потому не позволила тебе проводить меня. Я надеялась, что ты не узнаешь и о том, что я разрешила графу Орловскому проехать в коляске некоторое расстояние со мной и Марианной. Я пошла на риск, и случилось то самое, чего я боялась…

– О чем же он говорил с тобой?

– О, просто чепуха, только одни туманные намеки на какую-то большую неприятность, от которой он благодаря своему влиянию в министерстве иностранных дел может тебя спасти… если я буду достаточно благодарна ему…

– Негодяй! – взорвался Рауль, убежденный теперь в моей правоте; его глаза сверкали. – Мерзавец! Я его…

Внезапно он остановился, но я поняла, что он задумал: он собирался послать вызов графу Орловскому. Я должна была немедленно вмешаться!

– Нет, нет, Рауль, – сказала я так, будто он закончил свою фразу, – ты не должен драться с ним на дуэли. Ради меня не должен. Разве не видишь, он как раз этого и добивается? Это – способ нанести мне тяжелый удар. Подумай о скандале на весь Париж, причем на мою бедную голову выльют целое ведро грязных сплетен. Ты сам поймешь это, когда остынешь. Я знаю, ты не трус, ты отличный фехтовальщик, а как стрелок – намного искусней Орловского. Кроме того, право на твоей стороне. Но я боюсь дуэли. Милый мой мальчик, поклянись, что ты не доставишь мне этих мучений!

– Хорошо, – чуть капризно ответил он. – Обещаю тебе это, хотя… о, мое сокровище, чего бы я ни пообещал, лишь бы искупить свою несправедливость к тебе, моему ангелу! Как я рад, что пришел сюда? Знаешь, сначала я не хотел идти, опасался за себя, опасался, что сгоряча натворю глупостей. И все же не смог устоять: что-то толкало меня сюда, несмотря на мое сопротивление. Ты прощаешь меня?

– Да, в награду за твое обещание, – улыбнулась я ему, хотя слезы были готовы брызнуть из моих глаз, потому что я была совсем измучена и на грани отчаяния; я сама нуждалась в его прощении!

– Теперь ты снова счастлив? – спросила я.

– Да, счастлив, – ответил он, – хотя по дороге сюда уже не думал, что когда-либо смогу быть счастливым. Даже у твоих ворот… – он вдруг умолк, его лицо изменилось.

Я ждала, что он скажет дальше, и, не дождавшись, спросила, почему он замолчал; мне нужно было знать, что именно произошло возле моих ворот, какой еще удар приготовила мне судьба.

– Что же там случилось?

– Ничего серьезного. Жаль, что проговорился. Я должен был доказать, что полностью верю тебе, и не болтать сгоряча лишнего. Забудем это!

Однако его умалчивание только подлило масло в огонь. Что собирался он сказать? Я даже испугалась своей догадки. Было необходимо выяснить эту тайну, которая впоследствии могла всплыть еще раз и заставить его усомниться во мне…

– Ну-ка, говори! – приказала я. – Тем более, что по твоим словам, «ничего серьезного» не было.

– Должен же я наказать себя за то, что требовал у тебя объяснений насчет Орловского! А теперь еще ты будешь объяснять мне и этот случай, – настаивал бедный Рауль, полный раскаяния. – Видишь ли, тогда мне все казалось в тысячу раз хуже, чем на самом деле. Я смотрел на все сквозь черные очки… А теперь смотрю сквозь розовые.

– А я хочу, чтобы ты смотрел на все своими милыми глазами без всяких очков. И ты обязан сказать мне, о чем сейчас думаешь, ради меня, если не ради себя.

– Хорошо, – сказал он. – Но помни, дорогая, – я уже выбросил это из головы и не буду задавать тебе никаких вопросов. Ну вот, как я уже говорил, я не пошел сюда сразу после того, как увидел Орловского в твоей коляске. Я блуждал по улицам как сумасшедший и думал о Сене.[15]

– О, ты действительно сходил с ума!

– Да, сходил. Но что-то меня удержало, что-то заставило искать тебя. Я бродил там и сям, но с каждым разом все ближе и ближе к твоему дому, словно меня затягивал водоворот. Наконец, я оказался почти напротив твоего дома, на другой стороне улицы. Однако у меня еще не было намерения увидеть тебя, просто я не знал, что мне делать, стоял и обдумывал случившееся…