Эрик Амблер - Путешествие внутрь страха Страница 27

— Чего он хотел, этот старик?

— Говорил о жизни и смерти.

— Уф! Не нравится он мне. От него мурашки по коже. Мне нельзя здесь задерживаться; я только вышла сказать, что все идет как задумано.

— Когда они собираются играть?

— После ужина. — Она сжала его руку. — Этот Банат ужасен. Я бы ни для кого не стала такое делать — только ради вас, chéri.

— Жозетта, вы же знаете: я очень благодарен. Я отплачу вам за доброту.

— Ах, глупый! — Она ласково улыбнулась Грэхему. — Нельзя быть таким серьезным.

— А вам точно удастся его задержать? — засомневался Грэхем.

— Не беспокойтесь: задержу. После того как сходите в его каюту — возвращайтесь в салон, чтобы я знала, что вы закончили. Договорились, chéri?

— Договорились.

Было уже больше девяти. Последние полчаса Грэхем сидел в салоне возле двери, притворяясь, будто читает книгу.

В сотый раз его глаза обращались в противоположный угол комнаты, где Банат разговаривал с Хозе и Жозеттой. Вдруг сердце учащенно забилось: Хозе, улыбаясь какой-то реплике Баната, держал в руке колоду. Они расположились за карточным столиком. Жозетта бросила взгляд на Грэхема.

Он выждал немного; потом, увидев, что Хозе начал сдавать карты, неторопливо поднялся и вышел.

На лестничной площадке он остановился ненадолго, набираясь смелости для того, что предстояло совершить. Теперь, когда ожидание закончилось, на душе чуть полегчало. Две минуты, от силы три — и все позади. Пистолет будет у Грэхема, и опасность исчезнет. Надо только взять себя в руки.

Он спустился по лестнице. Каюта номер девять располагалась дальше, чем его собственная, в средней секции коридора. Грэхем дошел до пальм в кадках. Рядом — никого. Он зашагал дальше.

Он решил, что красться нельзя. Надо прямиком направиться к каюте, раскрыть дверь и смело зайти. В худшем случае, если его застанет стюард или кто-нибудь еще, Грэхем скажет, что считал номер девять пустым и всего лишь полюбопытствовал, как выглядят другие каюты.

Но никто его не увидел. Грэхем добрался до нужной двери; замешкавшись всего на мгновение, тихо отворил ее и вошел. Оказавшись внутри, он тут же закрыл дверь и заперся на задвижку. Если стюард зачем-то попытается зайти — подумает, что в каюте Банат.

Грэхем осмотрелся. Иллюминатор был закрыт; в воздухе воняло розовым маслом. В каюте имелись две койки. Выглядела она странно пустой. Помимо запаха, обнаруживалось всего два признака, что в номере девять кто-то живет: серый плащ, висевший вместе с мягкой шляпой позади двери, и потертый фибровый чемодан под нижней койкой.

Грэхем ощупал плащ, убедился, что карманы пусты, и занялся чемоданом. Тот оказался не заперт. Грэхем вытащил его и откинул крышку; чемодан доверху наполняли грязные рубашки и нижнее белье. Кроме того, нашлись несколько ярких носовых платков из шелка, черные туфли без шнурков, дезодорант и баночка крема. Пистолета не было.

Захлопнув чемодан, Грэхем задвинул его под койку и перешел к шкафчику. В отделении для одежды валялась только пара нестираных носков. В умывальнике на полке рядом со стаканчиком для полоскания зубов лежали серая мочалка, безопасная бритва, кусок мыла да стоял флакон духов со стеклянной пробкой.

Грэхем забеспокоился. Он был так уверен, что пистолет в каюте. Если Жозетта сказала правду — он где-то здесь.

Грэхем огляделся в поисках других тайников. Вот матрасы. Он провел руками вдоль пружин под ними. Ничего. Вот мусорный отсек под умывальником. Опять ничего. Грэхем посмотрел на часы. Он провел здесь уже четыре минуты. Вновь отчаянно огляделся. Пистолет должен быть тут. Но Грэхем уже искал везде. Он вновь лихорадочно занялся чемоданом.

Две минуты спустя он медленно выпрямился. Пистолета в каюте не было. Простой план оказался чересчур простым, и ничего не изменилось. Секунды две Грэхем беспомощно стоял, оттягивая миг, когда нужно будет признать поражение и уйти из каюты. Из оцепенения его вывел звук шагов в коридоре.

Шаги приблизились. Замерли. Лязгнуло поставленное на пол ведро. Потом шагавший пошел назад. Грэхем отпер дверную задвижку и выглянул. Коридор был пуст. Через секунду Грэхем уже возвращался наружу.

Он успел добраться до нижней площадки лестницы, прежде чем позволил себе обдумать происшедшее. Там он помедлил. Он обещал Жозетте вернуться в салон. Но это значило увидеться с Банатом. Нужно время, чтобы успокоиться. Грэхем развернулся и направился к своей каюте.

Он открыл дверь, шагнул внутрь — и остановился как вкопанный.

На койке, скрестив ноги, сидел Халлер. Но коленях у него лежала книга, на глазах были очки для чтения в роговой оправе. Он не спеша снял их, поглядел на вошедшего и весело произнес:

— Я ждал вас, Грэхем.

Опомнившись, Грэхем начал:

— Я не…

Из-под книги появилась другая рука Халлера. Она сжимала большой самозарядный пистолет.

— Вы, кажется, это искали?

Глава VIII

Грэхем перевел взгляд с поднятого пистолета на лицо человека, который его держал: длинная верхняя губа, бледно-голубые глаза, дряблая желтоватая кожа.

— Не понимаю, — сказал Грэхем и протянул руку за пистолетом. — Как?.. — Он осекся. Пистолет указывал на него; палец Халлера лежал на спусковом крючке.

Халлер отрицательно покачал головой:

— Нет, мистер Грэхем. Это я, пожалуй, оставлю у себя. Я пришел немного с вами поговорить. Что, если вы сядете вот сюда на кровать и развернетесь, чтобы мы смотрели друг другу в лицо?

Грэхем изо всех сил постарался скрыть овладевшую им смертельную тошноту. Ему казалось, что он теряет рассудок. Среди потопа вопросов, заливавших ум, высился всего один островок сухой земли: полковник Хаки проверил документы у всех, кто сел на пароход в Стамбуле; никто из них не представлял угрозы, все заказали билеты не позже чем за три дня до отплытия. И Грэхем отчаянно цеплялся за этот островок.

— Не понимаю, — повторил он.

— Конечно, нет. Но если вы присядете, я все объясню.

— Я постою.

— Ах да, моральная поддержка, получаемая от физического неудобства. Стойте, пожалуйста, если вам так больше нравится. — Говорил он твердо и высокомерно; это был новый Халлер, помоложе. Рассмотрев пистолет так, словно видел его впервые, старик задумчиво продолжал: — Знаете, мистер Грэхем, неудача в Стамбуле сильно расстроила беднягу Мавродопулоса. Он, как вы, наверно, заметили, не очень сообразителен — и, как все неумные люди, винит в своих ошибках других. Жалуется, что вы шевельнулись. — Халлер терпеливо пожал плечами. — Естественно, вы шевельнулись. Едва ли стоило ждать, что вы замрете, пока он будет целиться повторно. Я так ему и сказал. Но он продолжал на вас злиться, поэтому, когда мы сели на корабль, я настоял, чтобы оружие хранилось у меня. Он молод, а головы у этих румын горячие. Я не хотел, чтобы чего-нибудь случилось раньше времени.

— Интересно, — проронил Грэхем, — фамилия ваша, случайно, не Мёллер?

— Боже правый! — Немец вскинул брови. — Я и не подозревал, что вы столь хорошо информированы. Полковник Хаки, видно, был в словоохотливом настроении. А он знал, что я в Стамбуле?

Грэхем побагровел.

— Вряд ли.

Мёллер усмехнулся:

— Так я и думал. Хаки умен, я глубоко его уважаю. Но он тоже человек, ему тоже свойственно ошибаться. Да, после того фиаско в Галлиполи я счел нужным лично присмотреть за делом. И тут, после всех приготовлений, вы имели неосторожность шевельнуться и испортили Мавродопулосу выстрел. Но я на вас зла не держу. Хотя тогда я, безусловно, рассердился. Мавродопулос…

— «Банат» произносить легче.

— Благодарю. Так вот, промах Баната потребовал от меня больше работы. Однако теперь моя досада улеглась. Мне понравилось наше плавание, понравилось разыгрывать из себя археолога. Сперва я немного волновался, но когда увидел, что мне отлично удается заговорить вас до скуки, понял, что справляюсь прекрасно. — Он показал Грэхему книгу, которую читал: — Если вам нужен конспект моих небольших речей — вот, рекомендую: «Шумерский пантеон», автор — Фриц Халлер. Биографические сведения есть на титульном листе: десять лет при Немецком институте в Афинах, потом Оксфорд; ученые степени — все указано. Он, по-видимому, горячий последователь Шпенглера. Часто цитирует мэтра. Особенно пригодились ностальгическое предисловие и некоторые более длинные примечания. Фрагмент насчет вечных истин вы найдете на странице триста сорок один. Я, разумеется, кое-что излагал своими словами, менял в соответствии с личными вкусами. Мне хотелось создать образ милого и занудного эрудита. Думаю, вы согласитесь, что я преуспел.

— Так Халлер существует?

Мёллер поджал губы.

— О да. Жаль было причинять неудобства ему и его жене, но ничего другого не оставалось. Когда я узнал, что вы отплываете на пароходе, я счел полезным отправиться с вами. Само собой, я не мог оплатить рейс в последнюю минуту, не привлекая внимания полковника Хаки. Поэтому я обзавелся билетами и паспортом профессора Халлера. Он и его жена не обрадовались, но они добропорядочные немцы, и когда им объяснили, что интересы страны превыше их личного комфорта, они не стали возражать. Через несколько дней им вернут паспорта с заново вклеенными их собственными фотографиями. Единственное постыдное недоразумение — армянская леди, играющая роль фрау Халлер. Она почти не знает немецкого и глупа как пробка. Пришлось держать ее в стороне. Времени не хватало, никого более подходящего я не нашел. Человек, подыскавший для меня эту даму, вынужден был долго убеждать старуху, что ее повезут не в итальянский бордель. Женское самомнение иногда просто поразительно. — Мёллер достал портсигар. — Надеюсь, вы не возражаете, что я делюсь с вами такими подробностями. Я считаю, что атмосфера откровенности — непременное условие для всякой деловой беседы.