Виктор Михайлов - Слоник из яшмы. По замкнутому кругу Страница 28

Они вошли в купе (их соседи завтракали в буфете) и расположились за столом.

— Вот это моя самая большая ценность. — Она вынула из сетки небольшую картину. — Этот пейзаж я везу моему другу. Посмотрите, я не большой знаток в живописи.

Никитин сразу узнал пейзаж Хельмута Мерлинга, виденный им в доме Марфы-собачницы.

— Мне кажется, что пейзаж писан без души, — сказал он, — все тут есть: и цветы, и березки, а вот не волнует. Не люблю я эту манеру письма, так и кажется, что пейзаж вылизан и причесан у парикмахера.

Вейзель улыбнулась и, завертывая картину в бумагу, заметила:

— Вы злой критик. Представляю себе, что вы подумали о моих стихах!

Никитин не ответил. Перебегая со стрелки на стрелку, поезд подходил к станции. В окне мелькнул выложенный камнем на откосе лозунг: «МИРУ — МИР!», затем потянулись станционные бараки и новое здание вокзала с колоннами по фасаду.

Никитин помог Луизе Вейзель донести чемодан, простился и вошел в кабинет начальника таможни.

Тем временем в специальном зале шел таможенный досмотр. Пассажиры входили в одну дверь и, предъявив багаж, обойдя вокруг большого стола-загородки, выходили в другую.

«Луиза Вейзель, — прочел таможенный инспектор на опросном листке. — Швейцарская подданная. Место жительства: Швейцария, г. Невшатель. Бульвар Шатель-Сен-Дени, № 17. Шеруа. Вилла. Род занятий — журналистка». Привычно быстро инспектор осмотрел содержимое чемодана, затем развернул картину, заглянул в справочник — работы художника И. Фотiева в числе антикварных ценностей, не подлежащих вывозу за границу, не значилось. Он взял перо, чтобы подписать таможенный лист, как вдруг обратил внимание на структуру полотна, на котором была написана картина.

«Полотно льняное, — подумал инспектор, — современной машинной выделки, а на картине дата 1896 год. Странно…» Он согнул угол полотна, оторвав его с подрамника, — краска не трескалась, но в то же время слой краски для такой манеры письма был слишком плотен.

У таможенного инспектора возникло подозрение, что этот пейзаж написан поверх миниатюры, представляющей собой государственную ценность. Такие случаи в таможенной практике уже бывали.

Еще раз взглянув на подпись, инспектор прочел:

«И. Фотiев. 1896 г.».

«Странно, — подумал он, — картина писана в конце прошлого столетия, а полотно современной машинной выработки!»

Инспектор пошел к начальнику таможни и поделился своими подозрениями.

— Вы, Федор Степанович, как в воду смотрели, — сказал тот, улыбаясь Никитину. — Картину задержите на дополнительное исследование. Владелицу предупредите, что картина будет выслана воздушной почтой, а в случае конфискации ей вернут стоимость.

ДВЕ БЕРЕЗКИ

Утром, не заезжая домой, Никитин прямо с аэродрома поехал с докладом к полковнику Каширину.

— Вот рапорт таможенного инспектора. — Он протянул полковнику листок бумаги, исписанный четким, каллиграфическим почерком.

Ознакомившись с рапортом и внимательно рассмотрев картину, полковник сказал:

— Вейзель выехала в Швейцарию и с нетерпением ждет свою картину. Времени у нас в обрез. Действуйте.

— Разрешите идти? — спросил Никитин.

— Идите. Сегодня к двадцати двум часам я жду вас, товарищ майор, с докладом.

Никитин у себя в кабинете еще раз внимательно осмотрел картину и поехал в художественно-реставрационные мастерские Министерства культуры.

Исследование картины было поручено опытному художнику-реставратору Георгию Алексеевичу Барминцеву.

Худой, аскетического вида старик принял Никитина в высоком сводчатом зале с тонкими фресками Михаила Нестерова. Рабочее место Барминцева было отгорожено книжными шкафами и закрепленными в мольбертах полотнами. Здесь в свете большой подвесной лампы он долго изучал картину, затем сказал (голос у него был глухой и мягкий):

— Конечно, холст, на котором писан этот пейзаж, более позднего происхождения… — Он задумался, затем, откинув привычным жестом густую седую шевелюру, добавил: — Краска мне кажется свежей, словно пейзаж написан недавно, не более полугода назад…

— Все, что вы говорите, Георгий Алексеевич, нас очень интересует, но хотелось бы получить от вас ответ не в плане умозрительных предположений, а конкретный, научно обоснованный. И главное — есть ли под верхним слоем живописи другое изображение? И если есть, то что скрывается под этим пейзажем?

Барминцев не мог сразу ответить на все интересующие майора вопросы. Предстояло кропотливое исследование картины через бинокулярный микроскоп, создание рентгенограммы и фотосъемка пейзажа под воздействием ультрафиолетовых лучей. На эту работу Барминцев потребовал шесть часов. Никитину не оставалось ничего другого, как согласиться.

День был солнечный.

На углу улицы девушка в пестрой косынке продавала махровую гвоздику. Никитин машинально купил букетик, Ксюшины любимые цветы, и подошел к парапету набережной. Бережно положил букет на шершавый теплый камень и задумался, смотря, как свежий ветер гонит волны по воде. На противоположном берегу, по направлению к Каменному мосту, шли строем пионеры. Задиристо, по-петушиному пел горн, четко звенела дробь барабана. И Никитину вспомнились строки:

…Под тревожнуюДробь барабанаНашу верность с тобоюСкрепили макиУ камнейОрадура-Сюр-Глана!

Он решительно повернулся и, забыв о гвоздиках, пошел к ожидавшей его машине.

В «Интуристе» Никитин узнал, что в связи с подготовкой к диссертации на кандидатскую степень Сухаревская была в отпуске. Записав ее адрес и даже тему диссертации, он поехал на Метростроевскую, где жила переводчица. Но разыскать Аллу ему удалось лишь в третьем научном зале Библиотеки имени В. И. Ленина. Они вышли из зала, и Никитин тихо спросил:

— Ватикан входит в тему вашей диссертации?

— Я пишу диссертацию о творчестве Франсуа Рабле, а многие произведения французского гуманиста проникнуты духом иронии и сарказма к догматам церкви, — ответила она.

— Некоторые вопросы, связанные с религией, мне не очень понятны.

— Например?

— Скажите, Алла, вот вы работали с Луизой Вейзель. У меня как-то не укладывается в голове — Вейзель католичка и в то же время корреспондентка газеты «Вуа увриер», органа Швейцарской партии труда.

— Я много беседовала с Луизой Вейзель и пришла к выводу, что сейчас отцы церкви стараются иметь своих людей в рабочих организациях и прогрессивной печати. Кроме того, Вейзель получила образование в католической школе, в монастыре. Не говоря о сильном влиянии, которое имеет на нее прелат Штаудэ.

Прошло только два часа с тех пор, как он расстался с Барминцевым, но, проникаясь все большим и большим нетерпением, Никитин извинился перед Аллой и по автомату из вестибюля позвонил в мастерские. Ему долго пришлось ждать, пока Барминцев подошел к телефону.

На его тревожный вопрос художник ответил вопросом:

— Откуда вы говорите?

— Из Библиотеки Ленина.

— Приезжайте возможно скорее! — Барминцев повесил трубку.

Через несколько минут Доронин затормозил машину на Ордынке.

Никитин разыскал Барминцева в лаборатории.

— После изучения миниатюры через бинокулярный микроскоп я мог бы с уверенностью сказать, — начал реставратор, — что под верхним слоем живописи второго изображения нет, что пейзаж написан по чистому холсту с обычной подготовкой. Однако рентгенография дала неожиданные результаты, которые можно расценить по-разному. — Он вынул из кюветы пленку размером восемнадцать на двадцать четыре и поднес ее к свету. — Вот рентгенограмма этого пейзажа, смотрите.

Сколько ни всматривался Никитин в негатив, он ничего не мог рассмотреть. Перед ним была совершенно чистая, проявленная пленка.

— Странно, но я ничего не вижу.

— В этом нет ничего удивительного, — согласился Барминцев. — На пленке действительно нет никакого изображения. Вы представляете себе, как происходит рентгенография? Вот станок, — сказал он, указывая на деревянную конструкцию. — На верхней раме станка укрепляется картина. Поверх полотна кладут негативную пленку, лампа расположена снизу. Пучок рентгенолучей, проникая через картину, отбрасывает изображение на светочувствительный слой фотопленки. Вам этот процесс понятен?

— Вполне. Этот процесс похож на обычную контактную фотопечать, только роль негатива здесь выполняет картина, а фотобумаги — рентгенопленка.

— Совершенно верно. Теперь представьте себе, что неоднократное рентгенографирование этой картины дает одни и те же результаты — на пленке нет изображения.