Эхо северных скал - Александр Александрович Тамоников Страница 28

Обезумевшие олени оборвали постромки и унеслись в тундру. Буторин подбежал к Мэрит и упал на колени рядом с распростертым телом девушки. Нет, рвалось все внутри, только не это, только не потерять ее еще раз! Кожаная штанина напиталась кровью – пуля прошла через бедро навылет. Виктор перевернул легкое тело девушки на спину и провел рукой по щеке Мэрит, потом прижал пальцы к ее шее. Пульс был, не очень хороший, учащенный, но девушка была жива. «Живая, – шептал Буторин, перетягивая бедро повыше раны ремнем, отрезанным от постромок упряжки. – Живая, – улыбался он, разрезая штанину, чтобы обнажить рану на ноге. – Ничего, милая, ничего. Есть тут волшебный мох сфагнум, белый мох!»

Когда он, обложив рану собранным мхом, снова глянул на наручные часы, чтобы следить за временем и не держать жгут больше двух часов, Мэрит открыла глаза. Она тихо застонала, и ее лицо искривилось в болезненной гримасе. Буторин схватил протянутую к нему руку и прижал ее к губам.

– Потерпи, моя хорошая, – попросил он. – Полежи пока, я должен посмотреть, что там с Игнатом.

– А олени? – тихо спросила Мэрит, едва шевеля губами. – Упряжка?

– Убежали олешки, – развел руками Виктор, стараясь изобразить на лице беззаботную улыбку. – А еще двух убили. Но я тебя вытащу и без оленей!

Сжав девушке руку, он ободряюще улыбнулся ей и побежал вперед, где недалеко от перевернутых нарт лежал ненецкий охотник. Но, уже не добежав до него нескольких шагов, оперативник понял, что все кончено. Игней был мертв. Осколок снаряда авиационной пушки угодил ему в левую глазницу и вошел далеко в мозг. Еще один осколок, судя по рваной ране на одежде, пробил грудь. «Плохо, очень плохо, – опустившись на траву, стал размышлять Буторин. – До жилья черт знает как далеко. Мэрит срочно нужна медицинская помощь. Жратвы нет, воды нет, транспорта нет, медикаментов нет».

Обратив внимание на фляжку на поясе убитого охотника, Буторин отстегнул ее, с сожалением почувствовал, что она легка. Он встряхнул фляжку. Нет, немного есть. Отвинтив крышку, Виктор поднес горлышко к носу. Водка! Это хорошо, что водка. Лучше бы красное вино для Мэрит, но где его тут взять. Если подумать, то и вода не проблема в тундре. Много можно найти углублений в земле, на скалах, где скапливается вода. В этой местности практически отсутствуют болезнетворные бактерии, всякие кишечные палочки и другая мерзость. А вот с едой! Дурак, олени же! Трогаться в путь сейчас рано. Нужно, чтобы Мэрит подкрепилась, подстегнуть ее метаболизм. С Игнашкой плохо. Нет ни лопаты, ни больших камней, чтобы завалить тело. Ножом здесь ямы не выкопать. Попортят тело песцы и хищные птицы. Но сейчас предстояло спасать живого беспомощного человека. Мертвому уже все равно, как бы кощунственно это ни звучало. Суровая действительность, такая, какой она, увы, бывает.

Собрав побольше мха, надергав чахлой травы, Виктор устроил для Мэрит ложе под прикрытием камней, чтобы ее не было видно сверху, а она не видела тела охотника и мертвых оленей. Сверху он постелил меховую накидку с упряжки и уложил раненую девушку. Приподняв ей голову, он убедил Мэрит сделать несколько глотков водки. Та поморщилась, но послушно стала пить, обливаясь и давясь крепким напитком. Водка стекала по ее подбородку, девушка закашлялась.

– Все, все, – засмеялся Буторин. – Теперь полежи. Я приготовлю поесть, а потом двинемся с тобой в путь.

Он видел, как Мэрит прикрыла глаза. Боль в ноге была, конечно, невыносимой, но водка и время сделают свое дело. Еще немного, и человеческое мудрое тело притупит боль. Вон и щечки у девушки уже порозовели от выпитого алкоголя. Теперь необходимо развести костер. Хорошо, что есть древесина – можно разломать нарты и нажарить оленьего мяса. «Хотя придется оставить полозья и несколько реек, на которые положу Мэрит, – подумал он. – Тащить ее на шкуре по камням нельзя, не выдержит она такого способа передвижения». Вооружившись ножом, Виктор быстро разобрал нарты, настругал мелкой щепы и разжег костер. Он слышал в стойбище, что самой лучшей олениной считается мясо с лопаток, филейной и грудной частей. Придется применить на практике эти кулинарные познания. Он жарил мясо и разговаривал с девушкой, стараясь не дать ей впасть в забытье. Мэрит отвечала невнятно, голосок ее был слаб, но главное, что она отвечала, не проваливалась опять в обморок.

А потом он кормил ее горячим мясом, подставляя ладонь под капающий с подбородка Мэрит жир. Виктор отрезал кусочки и давал их девушке, а потом демонстративно облизывал пальцы, показывая, какое вкусное мясо и как он рад за свою любимую. И она смотрела на мужчину с обожанием, хотя ей и было очень больно. Сильный, красивый, храбрый! Настоящий викинг. И в то же время очень нежный и добрый, умеющий любить, понимающий женскую душу. Такие качества редко объединяются в одном мужчине, Мэрит это прекрасно знала. И она была сейчас счастлива. Виктор был с ней, он любил ее, заботился, он спасал ее, и теперь уже девушке их положение не казалось таким безнадежным. Виктор их спасет, она была уверена. Страх пропадал, боль была уже не такой острой и невыносимо ноющей. Она притуплялась, а с ней притуплялось и чувство страха. Все будет хорошо…

– А потом мы поедем ко мне на родину, – говорил Виктор, размеренно шагая и стараясь тащить волокушу, на которой лежала Мэрит, без рывков, ровно и объезжать камни. – Ты узнаешь, что такое русская деревня. Лето, вечер. Ты стоишь у забора и смотришь на закат, тишина невероятная, какая-то ласковая и очень спокойная. И в этой тишине ты вдруг улавливаешь звуки приближающегося с лугов стада коров: мерный топот копыт, позвякивания колокольчиков на некоторых животных. А потом они появляются в переулке и сами разбредаются по своим дворам. Представляешь? Коровы знают и помнят каждая свой двор, и каждая корова сама идет к калитке. А навстречу стаду все равно выходят жители деревни. Это как традиция такая – встречать стадо. Иногда это старушки и женщины в накинутых на плечи платках, но чаще это девочки-подростки, которые уже в этом возрасте помогают своим матерям. В деревне вообще взрослеют рано. В каждом доме хозяйство, и с раннего возраста дети привыкают помогать родителям. На огороде, в поле, во дворе.

– Ты так красиво рассказываешь, – подала голос Мэрит. – Витя, ты устал, наверное? Передохни! Ты тащишь меня уже несколько часов.

Буторин остановился, с шумом выдохнул и сбросил с груди ремень от волокуши. Пошевелил уставшими плечами и, окинув окрестности взглядом, подошел к Мэрит и опустился рядом с ней на колени. Волокушу он умудрился сделать удобную и надежную. Она не развалилась, лежать на ней было удобно, и, что самое главное, она была не очень тяжелой. Девушка протянула руки к Виктору, и он наклонился над ней.

– Что, моя девочка?

Но Мэрит не дала ему договорить, мягко коснувшись его губ своими горячими от жара губами. Прикасаясь пальцами к ее щеке, Буторин стал пылко целовать девушку, пока до него не дошло, что постанывает она не от страсти, а от боли в раненой ноге. И тогда он смутился, как мальчишка, обнял свою любимую, мягко прижимая к себе и поглаживая по волосам.

– Все будет хорошо, моя девочка, – шептал он, – все пройдет и забудется.

– Я знаю, милый мой, – ответила Мэрит, – я все знаю. Я не знаю только, как тебе помочь!

– Просто лежи, – засмеялся Буторин, поднимаясь. – Просто живи! Просто будь моей! И этого будет достаточно, чтобы я мчал тебя, как олень!

Виктор снова взялся за ремень и тут же спохватился. Ведь он в порыве радости и правда едва не «рванул» с места. Накинув ремень на грудь, он, оглядываясь на волокушу, потянул ее и стал постепенно набирать скорость. Они останавливались еще дважды. Виктор кормил Мэрит холодным мясом, ел сам и поил девушку теплым чаем. Фляжку, чтобы она не совсем остыла, он держал под одеждой на своем теле. Трудно было ориентироваться во времени суток, и когда ноги совсем перестали держать Буторина, он посмотрел на часы. Ну да, он по забывчивости ведь ждал, что наступит вечер и станет темнеть. Времени было уж 23 часа по местному времени,